— Так точно. Только смею заметить Андрей Медардович, я штабс-капитан — поправил генерала Рокоссовский, но тот не согласился с ним.
— Приказ о производстве вас в капитаны подписан мною ещё вчера. Надеюсь, что это поручение вы исполните также хорошо, как это делали ранее. Я очень надеюсь на вас Константин. Сейчас от вас зависит, как скоро завершиться этот конфликт с этими маньчжурами.
— Можете не сомневаться, приложу все усилия и даже чуть больше! — твердо заверил пограничник генерала.
Окрыленный заслуженным повышением, Рокоссовский блестяще выполнил порученное ему задание. Выгрузившись с речных мониторов, пограничники разрушили наведенную китайцами временную переправу и заняли Таолайчжао. И вновь станцию окружили траншеи, окопы, появились пулеметные гнезда, но теперь они были обращены на север.
Известие о высадке у Таолайчжао русского десанта повергло в уныние Сюэляна и его штаб. Этим шагом противник обрывал всяческое сообщение с Чанчунем и Мукденом и лишал армию снабжения боеприпасами и пополнением.
Китайцы дважды пытались захватить станцию, но оба раза отступали, неся ощутимые потери. Орудия мониторов снятые с трофейных австрийских кораблей исправно несли свою новую службу во благо России. При помощи засевшего на водонапорной башне наблюдателя, артиллеристы с мониторов выставили китайской пехоте такой огневой заслон, через который не смог пройти ни один вражеский солдат.
От постигшей его неудачи Чжан Сюэлян пришел в ярость, которую выместил на всех офицерах своего штаба. Громко крича и яростно брызгая слюной, он стал обвинять своих подчиненных в трусости и нежелании воевать.
— Предатели, собаки! Вы зря едите рис моего отца, великого генералиссимуса Чжан Цзолиня! Это благодаря вам мы не смогли взять Харбин, когда город лежал у наших ног беззащитный! Каждый из вас ответит за свои злодеяния лично, как только мы окажемся в Мукдене! — грозно потрясал он руками перед застывшими в испуге офицерами.
Неизвестно как долго продолжался бы этот монолог и к чему хорошему привел бы, но в этот момент нарочный доставил в Шитоученцы, где находился штаб армии срочное сообщение. Го Можо непослушными руками развернул лист бумаги и сообщил, что при поддержке речных мониторов русские начали переправу через Шуанчэнь.
— Как начали переправу!? А кто уверял меня, что мониторы не смогут войти в воды Шуанчэнь! Кто? — негодующий взгляд Сюэляна запрыгал с одного офицера на другого, ища виновного.
— На русских мониторах имеются крупнокалиберные орудия, позволяющие им вести огонь, не входя в Шуанчэнь, — доложил командующему Го, но эти слова не усмирили его гнев.
— А кто мне говорил, что у русских очень мало мониторов!?
— Сейчас это не важно, господин. Важно знать — сумел ли враг переправить на наш берег свои танки или нет.
— Танки!? — лицо Сюэляна исказила гримаса испуга. Дважды столкнувшись с бронированными чудовищами лицом к лицу, генерал заболел танкобоязнью. — Вы правы Го. Немедленно узнайте, переправили ли через реку белые дьяволы свои машины или нет!!! Это крайне важно!
— Будет исполнено, господин! — Го властно взмахнул рукой своему адъютанту, и тот стремглав выбежал за дверь. Полковник хотел продолжить разговор, но Сюэлян повернулся к нему спиной и, уставившись в окно, стал бубнить себе под нос одно и тоже слово.
— Важно, важно, — он монотонно бормотал, но затем замолчал, обернулся к стоящим перед ним офицерам и произнес, — оставьте меня с полковником. Все вон!
Получив столь недвусмысленный приказ, штабисты быстро покинули комнату от греха подальше.
— Что мне теперь делать, Го!?
— Если русские не смогли переправить свои машины через реку, то мы сможем не пустить их дальше. По численности штыков мы все ещё опережаем их.
— А если успели!?
— Если успели, то предстоит решить, куда нам отступать. К переправе через Сунгари у Бодонэ или идти к Гирину. Лучший из этих вариантов, путь на Гирин. Мониторы русских до него не смогут дойти, но отступать по здешним степям, имея на хвосте такого противника как Зайончковского, очень сложная задача.
— И что же ты предлагаешь?
— Дождаться возвращения моего адъютанта — уклончиво ответил Го.
Прождав томительный час, Сюэлян и Го получили долгожданное сообщение. Враг сумел переправить свой ударный кулак на южный берег Шуанчэнь.
Забегая вперед нужно отметить, что не один Сюэлян заразился танкобоязнью. Вместе с ним заболели сотни, если не тысячи его солдат и офицеров, что сыграло с молодым командующим злую шутку. На южный берег реки, до наступления ночи русские сумели переправить только три броневика, но и этого было достаточно. Заслышав рев моторов и увидев высокие башни «Ланкастеров», китайцы решили, что враг полностью переправил отряд Шаповалова.
— И что теперь!? — воскликнул Сюэлян, едва услышал трагичную для своей армии новость. — Что вы предлагаете, Го, отступать к Гирину и ждать когда русские танки передавят нас?
— Всегда есть возможность заключить перемирие с генералом Зайончковским.
— Перемирие?! Но он не пойдет на это, а если пойдет, то наверняка выдвинет неприемлемые для нас условия!
— Я не знаю, что могут потребовать русские, но я полностью уверен в том, что им невыгодно затягивание конфликта. Россия не готова к большой войне в Маньчжурии, а значит, не будет выдвигать заранее неприемлемых условий. Сейчас главное прекратить боевые действия, вернуться в Мукден, а там уже все будет зависеть от дипломатов.
— Вы в этом уверены, Го?
— Начать переговоры о перемирии, для нас самый лучший вариант.
— Кто пойдет к русским переговорщиком? Мо?
— Думаю, не стоит рисковать столь важной миссией, вверяя её в руки такому безответственному человеку как Мо. Если вы согласитесь, то я готов лично заняться этим вопросом, — предложил Го Можо. Отказа не последовало и на другой день, полковник под белым флагом отправился парламентером к Зайончковскому.
Го верно угадал настрой командующего харбинской группировки свести дело к миру, но ошибся в его готовности быстро завершить этот процесс. Подтвердив свою готовность остановить никому ненужное кровопролитие, Андрей Медардович прочно связал заключение мира с компенсацией ущерба, который понесла русская сторона в результате агрессии Мукдена.
Так как полковник Го не был компетентен решать этот вопрос, Зайончковский потребовал к себе в ставку на переговоры самого Чжан Сюэляна, лично гарантировав его безопасность. Одновременно с этим, подтверждая свои мирные намерения, генерал объявил о своей готовности пропустить через расположение своих войск любого солдата или офицера, давшего слово более не участвовать в войне с Россией.
Стоит ли говорить, что слова Андрея Медардовича породили в рядах противника дезертирство. Оно было не столь массовым, как того хотел бы командующий Заамурьем, но все же регулярно подтачивало силы маньчжурцев.
Многие солдаты и младшие офицеры вдруг заболели на фоне сокращения продуктового пайка, и обратились к своим командирам с просьбой отправить их на лечение. Просьбы эти, конечно же, не удовлетворялись и тогда, прихватив с собой винтовку, солдаты оставляли свою армию, совершали скрытый марш бросок к переправе через Сунгари.
Не желая потакать побежденному врагу, командир переправы капитан Рокоссовский объявил китайцам, что будет пропускать их только в дневное время. Ночью, по любым приблизившимся к русским позициям людям открывался огонь.
Ушлые местные жители сумели быстро наладить на этом прибыльное дело. Тех, кто по каким то причинам не хотел проходить через русскую переправу, за небольшую плату они переправляли через реку на лодках. Рокоссовский знал об этом, но смотрел сквозь пальцы. Серьезной опасности для него эти беглецы не представляли.
Между тем в полевой ставке Зайончковского начались переговоры с Сюэляном, которым предстояли жаркие дебаты в штабе. Некоторые горячие головы призвали Андрея Медардовича арестовать Сюэляна, и лишив китайцев вождя, скорым маршем двинуться на Мукден, который остался без защиты.