— Немедленно взять под наблюдение господина адресата, и выявив весь круг его общения, арестовать скопом. Обычно на всю эту процедуру у нас уходит неделя, полторы, но боюсь, противник не даст нам такую временную фору. Судя по письму, ядро заговора уже сформировано, и он может вспыхнуть в любую минуту. Нет никакой гарантии, что китайцы не пошлют нового связного. В такой обстановке, у нас только один выход, в назначенный час провести массовые аресты всех подозреваемых в заговоре людей. Это позволит нам обезопасит свой тыл и выявить всех заговорщиков и им сочувствующих, — контрразведчик выжидательно посмотрел на Зайончковского.
Услышав это предложение Будякина, генерал стал в задумчивости теребить свою бородку. Военный до мозга костей, он терпеть не мог соприкасаться со всевозможными полицейскими делами, но теперь он был вынужден поступиться кастовыми принципами.
— Я всегда был против массовых арестов кого-либо, однако сегодня вынужден согласиться с вашими словами. В сложившихся обстоятельствах, это действительно вынужденный шаг в борьбе с коварным врагом. Действуйте.
Когда высокие лица покинули кабинет командующего, в коридоре Феропонтиков подошел к Будякину.
— Скажите, Федор Митрофанович, в перехваченном письме указано только одно имя, Чан Цзин-Хо, больше никого?
— Есть ещё пара имен — осторожно ответил контрразведчик.
— Ставлю сто против одного, что это тоже коммерсанты — уверенно изрек полицмейстер.
— Ваша, правда, Илларион Матвеевич, — согласился Будякин. — У вас есть какие-то соображения по этому поводу?
— Есть. Только, что вы получили у Андрея Медардовича право на широкие аресты подозреваемых в заговоре лиц. Насколько я понимаю, большинство заговорщиков — это состоятельные китайцы решившие половить рыбку в мутной воде. Как вы отнесетесь к тому, если список выявленных заговорщиков пополниться фамилиями нескольких человек, которые априорно могут состоять в нем. Это может быть очень выгодным делом.
— Не совсем понял ваши слова Илларион Матвеевич, поясните, — попросил контрразведчик.
— Всякий уличенный в заговоре человек, по законам военного времени подлежит передаче военно-полевому суду, а имущество его поступает в казну. Некоторые русские патриоты будут весьма признательны, если ряды харбинских коммерсантов будут очищены от азиатских заговорщиков, — иносказательно молвил полицмейстер.
— Сейчас для меня, как смею надеяться и для вас, важно нейтрализовать мятеж в самом его зародыше. В этом случае я думаю лучше проявить сверхбдительность, чем недоглядеть. А вот когда дамоклов меч заговора будет убран от нашей головы, тогда можно будет и заняться определением кто виноват, а кто невинная жертва роковых обстоятельств. Тут все будут решать показания и доказательства, — контрразведчик многозначительно подмигнул Феропонтикову и тот с пониманием закивал головой.
— Не извольте беспокоиться, Федор Митрофанович, доказательства будут, — заверил полицмейстер собеседника.
Между тем, в осажденный врагом город пришла Пасха. Несмотря на военные действия, русское население Харбина решило встретить главный праздник христиан с прежним размахом. Ровно в полночь с Великой субботы на Воскресенье, в погруженном во тьму городе, под громкие крики «Христос воскресе!» внезапно разом над всеми церквями вспыхнули кресты.
И хотя это была электрическая иллюминация, зрелище было потрясающее. Казалось, что горящие в воздухе кресты действительно знаменуют Воскрешение Христа, торжественно попирая мрак ночи. В эту минуту мало кто из харбинцев, вне зависимости от вероисповедания, не улыбался, от гордости за свой город и не осенял себя крестом. Настолько величественным было это рукотворное чудо.
В храмах ещё шла заутренняя литургия, а в домах горожан уже активно разговлялись. На праздничных столах, накрытых белыми скатертями, в громадном изобилии лежало всевозможное угощение. Люди разговлялись знаменитыми харбинскими окороками, колбасами, поросятиной. Столы ломились от оленины, фазанов, гусей, уток и курей.
Особо состоятельные горожане могли позволить себе украсить стол черной и красной икрой. Те, которым это было не по карману, обходились яблоками, грушами, апельсинами, ананасами, бананами, которые стоили буквально копейки. И у всех, вне зависимости от достатка, праздничный стол украшали всевозможные выпечки, куличи и пасхальные яйца.
В отличие от горожан, защитники Харбина были лишены возможности отметить светлое Христово Воскресенье. Находясь в полной боевой готовности, они лишь поздравили друг друга с праздником и провели всю ночь, не смыкая глаз.
Тревожась о возможности ночной атаки врага, начальник штаба полковник Чумаков лично прибыл на передовую линию обороны, однако на удивление всё было тихо. Лишь в одном месте произошел тревожный инцидент с участием русских пограничников.
Желая запутать противника, Будякин решил устроить ложный переход посланца господина Мо. Глубокой ночью, на нейтральную полосу было доставлено тело убитого шпиона, все это время, находившееся в городском морге под усиленной охраной.
В полной тишине, пограничные пластуны подтащили труп связника к заранее выбранному месту и укрепили на груди убитого гранату, аналогичную той к которой было привязано письмо к заговорщикам. При помощи тонкой лески, в нужный момент гранатная чека была выдернута, и сильный взрыв разворотил верхнюю половину туловища лазутчика.
Как и следовало ожидать, внезапный взрыв в ночи породил яростную перестрелку между воюющими сторонами, по прошествии времени сошедшую на нет. Когда же расцвело, китайские дозорные заметили вблизи своих позиций останки неизвестного человека. С большим трудом, из-за прицельного огня противника, они сумели доставить их в свое расположение.
По уцелевшим штанам и ботинкам трупа, китайцы опознали тайного курьера, неоднократно ходившего в Харбин по заданию господина Мо. После недолгого расследования причиной смерти шпиона был определен несчастный случай, о чем было немедленно доложено в штаб.
— Сколько раз твердил этому Чжу об осторожности, но он не услышал моих слов и, вот, плачевный результат! Из-за его халатности мы лишились очень важных сведений, которые нам так необходимы именно сейчас! — гневно воскликнул Мо, когда телефонист доложил ему об инциденте, — задержите последнюю выплату его семье. Каждый должен платить за свои ошибки!
Столь резкая реакция у посланца генералиссимуса на гибель собственного разведчика, была обусловлена тем, что она путала ему карты в продолжающемся противостоянии с начальником штаба армии. Мо было нужно как можно скорее получить сообщение о новой диверсии, которая должна была уничтожить оставшийся у русских бензин. Полковник Го Можо подозревал, что у генерала Зайончковского дела с горючим обстоят, не столь плачевно, как об этом доносили разведчики Мо. Сообщение из Харбина должно было быть триумфальной точкой в поединке специального посланника с отсталым штабистом.
Горько обманутого в своих ожиданиях, Мо очень подмывало отправить немедленно нового связного в Харбин, но здравая логика удерживала его от столь опрометчивого поступка. Гибель Чжу и торопливое извлечение его останков, наверняка обострило внимание русских солдат на этом участке обороны. Следовало сделать паузу, искать новое место перехода, а времени у Мо было, что называется, в обрез.
План штурма Харбина полковника Го Можо не был поддержан Чжан Сюэляном, посчитавшего, что восстание в тылу противника — более выгодный для него вариант. В этом случае он экономил на потерях, сохраняя вверенные ему отцом силы. При нынешнем положении дел в Поднебесной это было очень важным.
Командующий согласился отсрочить штурм Харбина до третьего мая, но с этого момента вся ответственность легла на плечи блистательного хамелеона. Погруженный в заботы грядущего штурма, господин Мо полностью лишился сна, но не собирался отступать. После личной рекогносцировки нового места перехода лазутчика, господин Мо дал добро на операцию.
Дату нового штурма Харбина, Мо решил сообщить заговорщикам ровно за сутки до его начала. Такого запаса времени вполне хватало Чан Цзин-Хо, чтобы привести в боевую готовность свои силы к началу мятежа.