– Никак нет, Лавр Георгиевич, нынешнее состояние австрийских солдат очень схоже с тем, что переживала наша армия в марте семнадцатого, уж вы мне поверьте.

Корнилов еще раз пробежался глазами по карте, оценивая все сказанное своим помощником, а затем удовлетворенно произнес:

– Да, теперь я вижу, что вы не зря провели эту ночь. Подготовьте приказ Деникину за моей подписью о принятии плана наступления на Вену, предложенного Дроздовским, с вашими добавлениями.

Главковерх отошел от стола и посмотрел на облетевший лес за окном поезда.

– Разгром и уничтожение такого старого врага, как Австрия, приятное и полезное дело, но мне неимоверно жаль своих солдат, которые лягут в чужую им землю ради чужих интересов. Скажите, Николай Николаевич, как, по мнению наших дипломатов, сложится послевоенная судьба этих земель?

– Не знаю, как наши дипломаты, а я считаю, что австрийцам следует оставить лишь их коронные земли, а все остальное полностью поделить между сербами, чехами и словаками, включая всю территорию Венгрии. Они вполне этого заслужили.

– Эко вы хватили, милейший. Этого нам наверняка не позволят наши союзники Франция и Англия. Им появление сильных славянских государств на юге и в центре Европы – острый нож в сердце. Так что говорят дипломаты?

– Наши союзники не против объединения части австрийских земель вокруг Сербии, которую они видят во главе нового государства Югославия. Естественно, страной будет управлять король Александр, что вполне приемлемо и для нас. Что касается чехов и словаков, то у Запада пока еще нет четких представлений о границах этих новых государств. На своего короля они вряд ли согласятся, значит, это будут республики. По сведениям генерала Щукина, в Праге уже создано подпольное правительство народного единства во главе с доктором Масариком, недавно прибывшим туда из Женевы. Он ранее был в России и ратовал за признание Чехословакии независимым государством.

– Хорошо, – тихо и внятно произнес Корнилов, не отрывая взгляда от окна, – хорошо бы, чтобы и после войны они помнили, на чьих костях взойдет их свобода.

Согласно предложению Ставки, начало планируемого наступления Дроздовский перенес на 13 ноября. Отправляя наверх предложение о штурме Вены, генерал и не предполагал, что получит столь серьезную поддержку в лице ударных частей конной армии генерала Мамонтова. Появление под Будапештом многочисленного и опытного подкрепления, моментально вселило в сердца солдат полную уверенность в успехе операции. «Дадим Карлу по шапке» – такими словами подбодряли друг друга кавалеристы и пулеметчики в день перед началом наступления.

Прежде чем совершить свой последний бросок, Дроздовский решил оттянуть к Буде, еще не занятой русскими войсками, некоторые части из корпуса Кляйстера и в течение двух дней бурно имитировал подготовку к форсированию Дуная и штурму Буды. Подошедшая к Пешту осадная артиллерия, отправленная сюда ранее Деникиным, вела интенсивный обстрел вражеских позиций на противоположном берегу, в то время как саперы на глазах у противника демонстративно готовились к наведению переправы. Все делалось в лучших традициях классической школы осады, и у противника не возникло сомнения в скором начале форсирования Дуная. Командующий гарнизоном Буды генерал Шаргари срочно затребовал у Кляйстера подкрепления и, как ни странно, получил его в виде четырех батальонов пехоты, которые переправились через Дунай в районе Комарно.

13 ноября, оставив малую часть своих сил в Пеште, Дроздовский вместе с Турчиным двинулись вверх по берегу Дуная. Первым городом, оказавшимся на пути движения конной армии, был Вац, в котором укрылись остатки войск генерала Дьюлы. Их насчитывалось около полка пехоты, которая страшно испугалась приближения русской конницы, встречи с которой были очень свежи не только в памяти, но и на теле венгров. Поэтому, едва только авангард конной армии приблизился к Вацу, то комендант гарнизона сразу выслал им навстречу парламентеров для уточнения условий капитуляции.

Подобное известие сильно удивило Дроздовского, ожидавшего упорного сопротивления противника, но вместе с тем и несколько огорчили. Перед своей сдачей командир гарнизона известил о своем намерение Вену, и теперь действия русских не оставались тайной для противника. Как следствие этого сообщения, император Карл потребовал от Макензена срочной защиты столицы, сопровождая свои слова уже ставшей привычной угрозой капитуляции перед русскими.

Проклиная в душе августейшего истерика, германский фельдмаршал был вынужден оставить свои позиции и начать наступление из Орадя на Карцаг, энергично тесня передовые заслоны генерала Каледина. За день своего наступления немцы достигли станции Пюшпек, взять которую с ходу не смогли ввиду ее хорошо организованной обороны. Макензен остался недоволен этой неудачей и, подтянув резервы, отдал приказ взять станцию на следующий день.

Каково же было его удивление, когда утром в ответ на огонь полевых батарей, начавших крушить позиции русских войск, из глубины обороны противника раздался мощный ответный рев, и в расположение германских войск упали крупнокалиберные бризантные снаряды. Это вели огонь русские бронепоезда, подошедшие к станции за ночь, и теперь своими калибрами поддерживали засевшую в окопах пехоту.

Лишенные огневой поддержки из-за возникшей артиллерийской дуэли, в течение трех часов немцы дважды атаковали русские позиции, но каждый раз откатывались назад, неся потери. Ближе к вечеру немцы предприняли обходной маневр, желая взять станцию ударом с фланга, но и здесь они натолкнулись на русские окопы, за которыми расположились походные батареи конной армии Мамонтова.

В ожесточенной атаке солдаты рейхсвера сумели захватить переднюю линию окопов, но не сумели их удержать и были выбиты контратакой свежими, только что подошедшими частями генерала Каледина. Постепенно к маленькой венгерской станции стали стягиваться главные силы обеих армий, чтобы на следующий день дать генеральное сражение.

Ввязываясь в сражение с русскими, Макензен сильно рисковал, и построенный ранее график освобождения Будапешта уже трещал по швам, но просто так уйти от железнодорожной станции фельдмаршал уже не мог. Двигаться на запад, имея в своем тылу такого сильного, но не разгромленного противника, как Каледин, являлось чистой авантюрой. Поэтому 15 ноября на Пюшпек обрушилась вся мощь германской армии, для которой нужна была только победа.

Сражение было очень жестким и кровопролитным, станция четыре раза переходила из рук в руки и, в конце концов, осталась за немцами. Огнем немецкой артиллерии было уничтожено два русских бронепоезда, и один был серьезно поврежден. Сосчитать количество тел павших русских солдат, которые стояли на своих позициях до последнего человека, было невозможно, но не меньшее число германских гренадеров устилали подступы к станции и всю ее территорию. Пленных никто не брал, и поэтому, когда Макензен прибыл в Пюшпек, перед ним предстала чудовищная картина, в которой мертвые солдаты продолжали сражаться друг с другом.

Раздраженный большими потерями, фельдмаршал приказал похоронить своих солдат, оставив тела русских не погребенными, сказав, что на это у его армии нет времени. И действительно, времени у Макензена было в обрез. Из Вены как из худого мешка одна за другой сыпались просьбы о помощи, поскольку, заняв Вац, русские стремительно наступали на австрийскую столицу.

Уже 15 ноября, завершив марш-бросок, кавалерия Турчина вышла к Комарно, сильной австрийской крепости, чьи форты без гаубичной артиллерии взять было невозможно. Раскинувшаяся на оба берега Дуная Комарно была опоясана линией фортов, за стенами которых могло укрыться многотысячное войско. Едва только весть о приближение врага достигла ушей коменданта крепости генерала Дьердя, как он начал торопливо перебрасывать части своей дивизии с правой стороны Дуная из фортов Моноштор и Игманде в Старую цитадель для отражения нападения русских. Весь день венгры со страхом и тревогой наблюдали за врагом, но штурма не последовало. Почистив местные хутора и усадьбы, конники Турчина обошли крепость стороной, направляясь к Братиславе, где уже находились главные силы Кляйстера.