Уникумы мигом переправлялись к Джералду, основательно взявшемуся за составление каталога: каждый предмет тщательно описывался, зарисовывался, после чего милорд заворачивал древности в пергаментную бумагу и складывал в коробку.

Раз в два дня Еву под охраной Прохора Ильича отправляли на «Руссо-Балте» в Каменец-Подольский, на телеграф: докладывать в Петербург о новостях. С подполковником Свечиным еще в Одессе уговорились о простейшем шифре – вожделенный клад именовался «ящиками с яблоками», незначительные находки – «черешней», неудачи – «срывом поставок» и так далее. Телеграфисты были уверены, что мадемуазель представляет какого-нибудь помещика, торгующего фруктами.

Заодно Ева оплатила ежедневную доставку в Устю газет – губернской и ввозимых через близкую границу изданий Австро-Венгрии; жить без свежей прессы и новостей было невыносимо, а забрать газеты из устинского трактира Прохор Ильич мог в полчаса.

Саперы проходили обычно по пять метров в сутки, создавая тоннель по всем правилам: поручик гарантировал, что свод не обрушится, даже если наверху разорвется тяжелый артиллерийский снаряд. Направление держалось исходное: к шурфу, на дне которого предположительно находился свинец…

– Почему именно свинец? – спрашивал Тимоти, во время традиционного вечернего раута с бренди и сигарами вечером 26 июня. – Следовало бы ожидать золото или серебро, в крайнем случае бронзу.

– Тебе необходимо читать больше книжек по теме, – сказал в ответ Робер. – В Дакии, на границе которой мы сейчас находимся, было множество рудников, включая, кстати, и золотые. Несущих свинец пород тоже хватало с лихвой, отсюда римляне экспортировали его чуть не по всей империи. Мягкий металл, легко плавится и формуется, идеальный материал для защиты гробницы – в Египте свинцовыми плитами защищали саркофаги, наверное, этот метод был известен задолго до появления Аттилы.

– Вопрос в том, что находится за свинцовыми плитами, – подтвердил Ойген. – И как нам проникнуть внутрь. Однако сначала надо добраться до самого захоронения и уж потом думать, что делать дальше…

Джентльмены налили себе бренди, Ева удовольствовалась персиковым ликером, Прохор брутально пил казенную водку: конец рабочего дня, можно расслабиться. Мадемуазель Чорваш, занявшая походную постель Тимоти (удобнейшее изобретение из реек и тонких металлических трубок), листала вчерашний выпуск «Лемберг Тагесблат» – газету привозили из столицы австро-венгерской Галиции.

– Ничего не могу понять, – сказала вдруг Евангелина, постучав пальцем по статье на первой полосе. – Теряю нить событий, вот что значит неделями жить в дикарских условиях без всяких новостей.

– Что такое? – заинтересовался Джералд.

– Пишут, что русский император Николай III спешно встретился в Мемеле с кайзером Германии Вильгельмом, оба монарха прибыли в город на паровых яхтах… Причины рандеву монархов не разглашаются, а главный редактор лембергского издания, написавший статью, недоумевает – императоры виделись совсем недавно, на похоронах маленького наследника престола в Петербурге. Чем вызвана такая активность в дипломатической сфере? Сказано, что спешный визит в Мемель инициировал Николай, приглашался также и Франц-Иосиф, но австрийская делегация приехать отказалась… Странно, вам не кажется?

– Политика, политика, – сморщил нос Тимоти. – Ева, неужели это вам интересно?

– В свете происходящего с нами – интересно. А вот еще: из Англии внезапно отозван русский посланник граф Бенкендорф. Засим: дипломатический представитель России в Париже Александр Петрович Извольский спешно выехал в Петербург. Причины не сообщаются…

– Обычная ротация послов, – сказал Барков. – Сменилось руководство министерства по иностранным делам, дипломатов в важнейших державах Европы также могут поменять. Впрочем, Николай Николаевич в отличие от племянника никогда не был англофилом и не одобрял чрезмерного сближения с Британией и Францией, в ущерб отношениям с центральноевропейскими империями… Не исключено, это первый косвенный признак изменения приоритетов во внешней политике. Нас это не должно заботить, мадемуазель.

– Убеждены? – Ева внимательно посмотрела в глаза Алексея Григорьевича. – После истории в Одессе и рассказов о бароне фон Гарденберге я начинаю сомневаться в нашей непричастности к событиям в высших сферах…

Поручик-сапер Дмитрий Викентьевич Львов на поверку оказался очень скромным и одновременно независимым молодым человеком – ему предложили ночевать в «господской» палатке, но господин Львов сразу отказался, разместившись в шатре с подчиненными. Голоса он никогда не повышал, однако среди солдат был уважаем, слушались его с полуслова – типичный образец «суворовского» офицера, не брезгующего есть кашу с нижними чинами из одного котелка. Такие по нынешним временам редкость – это граф отметил сразу.

– …Вы, Дмитрий Викентьевич, не беспокойтесь, скоро мы вас отпустим назад, в гарнизон, – будто извиняясь говорил Барков следующим утром, сразу после непременного построения и поверки. – Когда цель будет достигнута, и дня не задержим.

– Ваше сиятельство, наоборот, буду только рад остаться подольше, – чуть улыбнулся поручик. – Равно и мои саперы. Все-таки делом занимаемся, а не шагистикой: серьезный опыт строительства подземных коммуникаций, к примеру крытых переходов между блиндажами – на практике в полку такого не делали прежде, учебная работа у нас поставлена не лучшим образом…

– Когда думаете добраться до уровня шурфа-пять?

– Попробуем за сегодня, немного осталось. И прошу прощения: что нас может ожидать под холмом? Я внимательно слушал обязательный курс по военной медицине в училище и не забыл, что в местах, подобных этому, старых могилах, могут встретиться опасности.

– То есть? – не понял Алексей Григорьевич. Мелькнула мысль: «Мальчишка что-то заподозрил!»

– Захоронения жертв оспенных эпидемий, – с непредставимой серьезностью отчеканил поручик. – Сап, чума, сибирская язва… Вы должны понимать, я ответственен за людей. У вас есть врач, этот немец по фамилии Шпилер, но все равно следует остеречься.

– Господи… – Барков едва сдержал улыбку. – Кургану полторы тысячи лет, господин Львов! Пятнадцать веков! Если тут и была когда-то оспа, то все бациллы давно исчезли! А доктор – он не немец, он из Североамериканских штатов…

– Благодарю за разъяснения, ваше сиятельство. Разрешите идти исполнять непосредственные обязанности?

– Идите, поручик.

Потянулся обычный, похожий на предыдущие день – хорошо хоть небо затянуло облаками и подул прохладный северо-западный ветер, жара спала. В палатке-кухне шумно переругивались на малороссийском наречии пожилые деревенские толстухи, начавшие готовить в здоровенных котлах обед на три с лишним десятка человек: борщ на бараньих косточках, гречу со шкварками и виноградный кисель. Крестьянин из Усти привез свежий хлеб, получил рубль семьдесят пять серебром от Робера и отбыл с миром.

Собирался дождь – но не пышная гроза, с резкими порывами ветра, сверканием лиловых молний и разрывающим небеса грохотом, – а дождик мелкий, моросящий и противный, когда одежда моментом становится пропитанной холодной влагой. Гром погремел вдалеке, над Карпатами, этим и ограничилось.

В два пополудни Ева собралась ехать в город и совсем было решила позвать Прохора, как верного паладина и телохранителя, но тут в палатку Джералда бомбой влетел фельдфебель – огромный как медведь, усатый Влас Кривелев, архангелогородец, которого служба занесла в противоположную часть империи. Едва господский стол не своротил.

– Ваше… Ваше сиятельство! Ваше превосходительство! Там стенка! Господин поручик приказали позвать немедля!

– Вот как? – вскинулся Барков, со скуки изучавший археологический справочник лорда Вулси. – Хорошая новость! А таких гонцов следует вознаграждать – держи рублевик, Влас Антипыч!

– Премного благодарен, ваше сиятельство! Рад стараться! Прикажете доложить, что будете?

– Докладывай…