Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Вот ты и осчастливь, — сказала высокородная, хмуря густые брови и прислушиваясь к нарастающему с каждым шагом гулу городского базара.

— Кто-то должен это сделать, — согласился Лагашир, и тогда произошло что-то уже совершенно невозможное. Он полез в мешочек, спрятанный где-то на груди, и, выудив из него два золотых, протянул Сюмпу.

Мальчишка не мог поверить своим глазам. Он ожидал какого угодно подвоха, фокуса, волшебства, но две тяжелые, гладкие монеты с изображением ступенчатого храма-пирамиды и профилем Повелителя империи — Богоподобного Мананга — никуда не исчезли, не растворились, не растаяли в воздухе, а честно легли в его раскрытую ладонь. Господа высокородные, не бывает такого! Не может быть! И все же… вот они — две «пирамиды»!

А чужаки смотрели на него и улыбались. Даже холодноглазый. И вовсе не собирались отбирать монеты назад.

И тогда Сюмп, почувствовав себя везунчиком, каких свет не видывал, стал думать о том, скольких людей он сумеет осчастливить, превратив золотые «пирамиды» в серебряные и медные денежки…

Глава третья. НОЧНЫЕ СТЕРВЯТНИКИ

Звук разбитой глиняной миски заставил Гиля встрепенуться и прислушаться. Стражник, стоявший у входа в подземную тюрьму, никак не отреагировал на произведенный Рашалайном шум, то есть, скорее всего, повел себя именно так, как они и предполагали: насторожился и стал прислушиваться, силясь сообразить: кто это безобразничает в одном из выходящих к подземной тюрьме коридоров?

Рашалайн грохнул о каменный пол вторую миску. Утащить из дворцовой трапезной для младших жрецов и прислуги пять неприглядного вида посудин было нетрудно, а вот как бывшему отшельнику удалось стянуть из-под носа здешних лекарей сушеные споры заразихи, оставалось для Гиля загадкой. Впрочем, судя по тому, с каким знанием дела Рашалайн втолковывал ему, как надобно просунуть изогнутый металлический прут в запирающий камеру Марикаль замок и в какую сторону повернуть потом, умения его были воистину безграничны, а ловкие руки помогали творить маленькие чудеса не только при свете дня, но и во мраке ночи. Собственно говоря, весь план похищения сестры фора Азани из подземелья и побега ее с Гилем из дворца Хранителя веры принадлежал хитроумному старцу, который, будь он лет на десять помоложе, сам бы, пожалуй, и осуществил его, и он был слегка удручен тем, что ему придется ограничить свое участие во всем этом славном предприятии вульгарным битьем посуды.

Вслед за звоном, сопровождавшим гибель третьей миски, разлетевшейся на кусочки во имя светлого будущего империи Махаили, до Гиля донеслись приглушенные проклятия и тяжкое шарканье сапог стражника, направившегося разузнать, что за погром и беззаконие творятся в непосредственной близости от его поста.

Отлично! Простенькое начало принесло ожидаемые плоды.

Бесшумно выскочив из коридора на площадку перед входом в подземелье, Гиль вытащил из-за пазухи плотно закупоренный флакончик, вытащил пробку и, стараясь не дышать, щедро сыпанул из него желто-белого порошка в один, затем в другой масляные светильники. Пламя их замигало, потом выровнялось, а юноша, скатившись по короткой крутой лестнице, уже несся по коридору, с обеих сторон которого тянулись зарешеченные камеры. Пробежав шагов сто, Гиль дернул одну, другую дверцу… Четвертая или пятая по счету поддалась, и он юркнул в пустую камеру. Хорошо, что стражники не запирали их, и хорошо, что Рашалайн ухитрился об этом проведать. Юноша прислушался, но ничего кроме стука собственного сердца не услышал. Обитатели подземного узилища спали или погрузились в забытье, стражник, наткнувшись на разбитые миски и услышав хихиканье убегающего Рашалайна, решил, видимо, что кто-то решил подшутить над ним, и вернулся на свой пост. Близилась полночь, и если расчеты Рашалайна верны и снадобье, насыпанное в горящие светильники, подействует…

По словам бывшего отшельника, споры заразихи — гриба, растущего на восточном побережье Жемчужного моря, — приготовленные соответствующим образом, способны были заглушать боль, навевать волшебные сны и сладкие грезы, и ценились так же высоко, как душистая травка чуд-мала. Купцы платили хорошие деньги сборщикам этих грибов, ибо в Манагаре, Шиме, Сагре и Магарасе их использовали и лекари, и жрецы, добавлявшие измельченные высушенные споры в храмовые курильницы, и богатей, пресытившиеся самыми изысканными яствами, женщинами и винами. В отличие от чудмалы, споры заразихи при сгорании почти не выделяли запаха, и едва ли стражник, проснувшись, сообразит, что посетившие его видения как-то связаны с исчезновением узницы. Впрочем, даже если он о чем-то и догадается, то исправить уже ничего не сможет и, скорее всего, предпочтет не распространяться о своих подозрениях, дабы не навлечь на свою голову гнев Хранителя веры. Если похищение Марикаль удастся, то исчезновение ее будет обнаружено не скоро — до сих пор узникам этого подземелья побеги не удавались и разленившаяся стража относилась к своим обязанностям спустя рукава.

Приоткрыв решетчатую дверь камеры, Гиль осторожно выглянул в коридор. Никого. В полумраке, рассеиваемом светильниками, установленными в противоположных его концах, рассмотреть что-либо поначалу было довольно мудрено, но благодаря рассказам Рашалайна юноша хорошо представлял, где томится Марикаль, и крадучись двинулся по коридору, заглядывая в находящиеся по левую руку камеры. Зарывшихся в солому, укрывшихся вонючими лохмотьями узников невозможно было отличить друг от друга, и Гиль призвал на помощь «второе зрение» и внутренний слух. Отчаяние, безнадежность, беспросветное уныние… Глухой, улавливаемый каким-то шестым чувством гул. Мужчина. Еще один мужчина. Мальчик. Звук оборванной струны. О! Похоже, это именно то, что он ищет.

Юноша тихонько постучал приготовленной проволокой по толстому пруту, но груда тряпья осталась недвижимой. А ну-ка еще раз. Ну проснись же! Он изо всех сил всматривался в зашевелившуюся фигуру, разглядеть очертания которой мешала стащенная в угол солома. Но вот из лохмотьев выглянуло миловидное лицо, обрамленное копной растрепанных черных волос. Блеснули из-под тяжелых век белки глаз. Взгляд дикий, пухлые губы искусаны. Не очень-то похожа эта узница на высокородную госпожу, и все же это Марикаль — других женщин поблизости нет.

Вставив изогнутый обрезок проволоки в скважину замка, Гиль повернул его так, как учил Рашалайн. Почувствовав сопротивление, довернул, передвинул чуть глубже, нажал… Негромкий щелчок возвестил о том, что старик разбирался в замках не хуже, чем в людях, а изготавливавшие тюремные замки мастера не слишком изощрялись в своем искусстве. Да и зачем, спрашивается, если голыми руками этот замок никакому кудеснику не открыть, а отмычки заключенным иметь не положено?

Сняв замок, юноша распахнул дверь камеры и замер на пороге. Вжавшаяся в каменную стену Марикаль издала душераздирающий вопль, способный переполошить ичхоров, несущих караульную службу на самых отдаленных окраинах Ул-Патара.

— Тихо! Молчи, ради Самаата и всех добрых духов его! — воззвал чернокожий юноша и, видя, что Марикаль готовится огласить подземелье новым воплем, бросился на нее, протягивая руки, чтобы закрыть узнице рот.

— Тише ты, тише! Я пришел вывести тебя отсюда! Я отведу тебя к брату! Только молчи, во имя Самаата, Предвечного, Небесного отца и всего, что есть для тебя святого! — бормотал он, наваливаясь на уворачивавшуюся от него с непостижимой ловкостью девушку и чувствуя исходящие от нее волны панического ужаса. Она не слышала, не понимала его, извиваясь, царапаясь и лягаясь так, словно он явился, дабы похитить ее бессмертную душу. Хорошо хоть, ей не под силу драться и орать одновременно, подумал Гиль, стискивая ребра узницы. В следующее мгновение ему удалось запечатать ей рот ладонью, прижать к полу. Он прислушался — нет, шагов стражника не слыхать, а стоны и ворчание разбуженных криком Марикаль заключенных скоро утихнут. Но почему она рвется? Неужели до сих пор не поняла, что он хочет спасти ее отсюда?..

1321
{"b":"862793","o":1}