– Удобная стоянка возле Опольских ворот, – сообщил я. Мысленно определил нужную точку, на карте вспыхнула зеленая отметка. – Желательна маскировка, чтобы местные не глазели. Не поймут. Вернее, поймут, но не оценят.

– Принято, – согласился Деций. – Так устроит?

«Летающая тарелка» начала исчезать, силуэт размывался. Полминуты спустя корабль сгинул. Ясно, полимерный камуфляж. Качество идеальное!

– Принять вас на борт? – спросил консул.

– Спасибо, незачем. Мы лучше на лошадках, животные на корабле будут лишними. Сами доберемся.

– Как скажете. «Охотники» уже зафиксировали двести шесть целей с повышенной биоэнергетической активностью. – После этих слов Деция я непроизвольно задрал голову, высматривая в темнеющих небесах левитирующие устройства, на которые была возложена главная миссия: искать и истреблять чудовищ. – Перевожу материнский корабль на основную стоянку. Надеюсь, там не болото?

– Ровное поле, незасеянное. Грунт плотный, суглинок.

– Отлично, порадовали. Ожидаю вашего сигнала из города, вы должны лично проинструктировать патрули.

– Какие патрули? – снова не понял я.

– Десант, – уточнил консул. – Выделяю тридцать человек, «Охотники» поддерживают людей с воздуха. Гарантирую, что спустя три-четыре часа после начала операции мы полностью очистим охраняемый радиус.

Где-то над вершинами деревьев ненавязчиво зашуршало – невидимый диск поднялся выше и полетел на северо-запад, к городу. Я быстро распутал поводья Карасика, Вильрих последовал примеру.

Только я поставил ногу в стремя, как вечно флегматичный мерин будто взбесился. Карась поднялся на дыбы, тоненько, с привизгом заржал, отбросил меня в сторону и галопом ринулся в лес, в темноту. Жеребец Вильриха рванул вслед.

– Чер-рт, – прорычал принц, прыгая на одной ноге. – Скотина, по колену копытом саданул! В чем дело?

По моим рукам, шее и спине пробежала знакомая дрожь, нечто наподобие воздействия статического электричества – предчувствие нешуточной опасности. Над головой тускло взблеснуло, я поднял взгляд и увидел золотистые капли, медленно-медленно стекавшие с небес. Две, пять, семь… Напоминает огненный дождь.

Первая «капля» ударила в той стороне, куда улетел лацианский корабль. Не рядом с городом, а по нашу сторону реки, южнее русла Римавы. Ослепляющая вспышка, грохот, вершины деревьев колыхнулись.

Что это может быть? Норикианские фрегаты? Они же покинули орбиту Меркуриума!

Второй сполох совсем рядом, не больше чем в километре. Ударила волна обжигающе-горячего воздуха, над лесом встала огненная стена, приближающаяся со скоростью урагана. Тактический ядерный удар? Нет, я бы почувствовал всплеск гамма-излучения, появляющегося при взрыве!

– За мной! – взревел я, понимая, что промедление станет фатальным. – Схватил Вильриха за ворот, толкнул вперед. Ревущий пламенный вал приближался, стало трудно дышать. – Быстрее! Сдохнем ведь!

Ихнее высочество не сплоховал – припустил как заяц, напрочь позабыв об ушибленном колене. Инстинкт самосохранения на высоте.

Для того чтобы настроиться на точку сингулярности, оставались мгновения – на мне начала дымиться одежда, казавшийся жидким огонь залил поляну. Я успел поймать ладонь Вильриха, определил затверженное раз и навсегда направление и нырнул в Лабиринт.

Слегка закружилась голова. Есть переход.

– Матерь Божья, – только и сказал остиец, повалившись наземь. Выдохнул, похлопал ладонями по тлеющим суконным штанам, загасив ползущие по ткани искорки. – Пан Николай, где мы? Другой мир? Что произошло?

– Не знаю, – сквозь зубы процедил я. – Одно могу пообещать твердо: кое-кому за это придется ответить. Я человек не злой и не мстительный, но всему есть предел!

– Не вы один такой, – прокряхтел Вильрих фон Зоттау. – И все-таки что это за место?

– Земля.

– Земля?!.. Настоящая?

– Единственная.

Пространство и время. Микроны и световые годы. Секунды и тысячелетия. Жизнь и смерть. Вселенная – великое Ничто – хранит и накапливает все это. Многое скрывают недра пространства и времени, глубины матеря Веденной. По ее воле зародилась жизнь, не всегда высокоорганизованная и далеко не всегда разумная.

Формы жизни… Разные, очень разные. Одни из этих форм не поднялись выше примитивного состояния и руководимы лишь инстинктами. Инстинктом самосохранения, выживания, продолжения рода. Это присуще всем живым организмам. Но другие сохранили и это и обрели величайшее достижение биологической жизни – разум. Десятки тысяч лет растила и лелеяла его маленькая планета – третья планета звездной системы на краю Галактики. Солнечная система. Пришел срок – и разум, обжив свою планету, вырвался однажды в космос. Разум воплотился в теплокровных, дышащих кислородом двуногих созданиях, чья жизнь построена на углероде. Колонизировав свою звездную систему, разум вышел в Большой Космос, не подозревая, что в бескрайних глубинах может таиться и его смерть. С самоуверенностью, которой можно только удивляться, человек уходил все дальше и дальше в космос. Да, были жертвы, но они – ничто в сравнении с колоссальными богатствами других миров.

За какие-то триста лет с того дня, когда человек впервые увидел свою планету из космоса, человечество сделало гигантский прыжок во Вселенную. Растоптав законы Эйнштейна, когда была выведена формула сверхсветовой скорости, нога человека ступила на поверхность уже более двух сотен миров. Разные они были. Люди же гнались за знаниями и богатством. Планеты, подходящие для существования хрупкого организма человека, колонизировались, и вот уже Ойкумена людей разбросана по многим системам Галактики – колоссальная империя с метрополией в колыбели цивилизации, на Земле. Все было под властью человека. Многому он научился, великая сила была на его стороне – созданный в помощь себе искусственный разум,, мощный военный и торговый флот из сотен кораблей. Но лишь один Бог знает, какие чудеса встретятся на пути землянина в бескрайнем пространстве.

…Во всем секторе созвездия Нероид лишь одна планета некогда была заселена людьми. Нет, вовсе не из-за хороших условий для жизни. Только минеральная руда, богатая редкоземельными элементами, привлекала к Фиорине человека. Исчерпав свои богатства, планета перестала интересовать коммерсантов и земные правительства и была оставлена без внимания. Единственное применение, которое ей нашли, – быть тюрьмой. Тюрьмой, откуда не сбежишь. Но и это заведение лет через двадцать ликвидировали, и население Фиорины сократилось до двадцати семи человек, решивших остаться там навсегда. А вскоре и последние обитатели мрачного холодного мирка обрели вечный покой.

Женева…

Господи, какой это прекрасный город! Где-то вдалеке, в голубоватом мареве вырисовываются черты гор, искрятся розовыми и серебристыми цветами снежные шапки пиков, шумит выбивающаяся из середины озера тугая струя фонтана, а налетающий с Альп ветерок относит брызги к городу, бросая на лица людей невесомую прохладную пыль. Тишина, старинные здания, удивительно флегматичные и вежливые швейцарцы, для которых любой иностранный гость является едва ли не ближайшим родственником, – к Маше рано утром подошла пожилая невысокая дама, гулявшая с собачкой, и спросила по-немецки: "Фройлен, простите, может быть, вам не место в гостинице? А у меня в доме свободная комната! Не подумайте, я не стану брать с вас деньги…"

Маша, улыбнувшись, ответила отказом. Дама, судя по виду, огорчилась и, заново извинившись, оставила русскую в одиночестве.

…Она стояла облокотившись на ограду набережной, ничуть не обращая внимания на стекающие по лицу тонкие полосочки воды. Перед Машей лежала серо-голубая гладь славного на весь мир Женевского озера, далеко в вышине раздраженно скрипели чайки (и откуда морские птицы появились здесь, почти в середине континента?). Над противоположной стороной озера виднелась оранжевая точка – к аэропорту подходил чартерный рейс с лунной базы: крупные рейдеры никогда не приземляются на планету, а пассажиры, прибывшие с планет Солнечной системы или из отдаленных миров, пересаживаются на станции "Гэйтуэй" на легкие флайеры, способные летать как в атмосфере, так и в космосе…