— Уньян… Маленькая моя Уньян… Я верил, что ты жива… — пробормотал Таанрет, переставая наконец дергаться и метаться, подобно попавшему в западню зверю.

«Уньян?» — мысленно повторила девушка, цепенея от обиды и разочарования. Значит, он принимает ее за какую-то Уньян… Где-то она уже слышала это имя. Ах да! Так звали, по словам Кальдуки, дочь Валаматмаха! Значит, Таанрет всего лишь зовет сестру!

— Да-да, я тут. Я рядом. Я с тобой… — Она продолжала ворковать что-то бессмысленно-успокаивающее, и дыхание Таанрета стало выравниваться. Вот он погладил ее волосы, некоторое время, словно выйдя из дремы, вглядывался в Ильяс затуманенными, ничего не видящими глазами и, так и не поняв, что подле него лежит вовсе не сошедшая с ума в подвалах императорского дворца сестренка, вздохнул и прижал ее голову к своей груди. И она, как это ни странно, ощутила, как и на нее тоже нисходят покой и умиротворение.

За окном стало совсем темно. Целебный отвар оказал свое действие, и тело желтоглазого перестало источать болезненный жар Он погрузился в глубокий, спокойный сон, и Ильяс начала осторожно выбираться из-под одеяла. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из служанок или рабов застал ее в таком двусмысленном положении, но, как только попыталась отодвинуться от Таанрета, рука его напряглась и притянула девушку к себе.

— Пусти, — жалобно попросила Ильяс, норовя выскользнуть из братских объятий желтоглазого. Он не ответил и, конечно же, не услышал ее.

— О Нгура, этого мне только не хватало! — прошептала форани, решив, что Мутамак непременно заглянет сюда и тогда наслушается она от нее упреков и наставлений. Не желая, однако, будить больного, девушка подождала, пока его рука расслабится, и вновь попробовала соскользнуть с ложа.

И снова его рука напряглась, превращаясь в подобие стального капкана.

— Ну пусти же ты меня, чудище сильнорукое! — взмолилась Ильяс.

Желтоглазый что-то буркнул, крепче притискивая ее к себе.

— Чтоб тебя Хаг-Хагор забрал! — беззлобно выругалась она, нехотя признавая, что ей и самой не слишком-то хочется высвобождаться из объятий Таанрета. Пусть себе Мутамак болтает что хочет, а выспится она тут ничуть не хуже, чем в своей собственной постели…

Малаи передвинул фигурку катапульты через всю доску, и Эврих с досадой обнаружил, что оборона его наследника не так уж непробиваема, как ему представлялось. И все же старый врачеватель опаздывал по меньшей мере на один ход. Император арранта пересек многоклеточное поле по диагонали, и Малаи беспокойно принялся жевать нижнюю губу.

— Ты хорошо играешь в читимач, — произнес он, барабаня пальцами левой руки по столу. — А мне говорили, что чужеземцам эта игра незнакома.

— Врали, как обычно, — пожал плечами Эврих, выводя боевого слона на линию атаки. — У вас тут, я заметил, принято ругать все, что находится за пределами империи. А иноземцев почитать варварами. Спеси и у моих соотечественников хоть отбавляй, но по сравнению с обитателями Мавуно они воплощение скромности и терпимости.

— Так у нас было далеко не всегда. Это стало входить в моду последние лет шесть. Я напал на твоего наследника, — любезно предупредил старый лекарь, поглядывая на клепсидру — водяные часы, по которым они замеряли время, необходимое для приготовления отваров и выпаривания из растворов лишней влаги.

— Вижу, — ответствовал аррант, потирая подбородок рукой, чтобы спрятать улыбку. Да, теперь уже очевидно, что старик опаздывает на один ход, несмотря на все свое хитроумие.

Глубоко задумавшись, Малаи жевал и жевал свою губу, а Эврих, глядя на него, тихо радовался и мысленно благодарил Великого Духа за то, что тот свел его с этим замечательным стариком. Исключительно знающим и опытном стариком, по сравнению с которым чувствовал он себя нахальным несмышленым парнишкой, только потому и не оскандалившимся до сих пор, что каждое действие свое сверял с трактатами ученых мужей, добрую половину которых Малаи видел впервые в жизни. Но и безо всяких трактатов, в которые впился он, точно голодающий в теплую лепешку, и грыз еженощно при свете масляного светильника, многое Малаи умел не в пример лучше Эвриха. А нынче удалил у пришлой девчонки слепую кишку с таким блеском, что аррант готов был локти себе кусать от зависти.

— Сдаюсь. Ты и на этот раз выиграл, — пробурчал Малаи, удивленно качая головой и обиженно складывая седеющие брови домиком. — Никак не могу привыкнуть, что чужеземец…

— Полно тебе печалиться! — рассмеялся аррант и, дабы утешить старика, признался: — Я научился играть в читимач еще мальчишкой. Называется эта игра у нас по-другому, и фигуры, конечно, на ваши не похожи. Но ходят они так же, и правила игры те же самые. — Он сделал паузу и задал давно уже не дававший ему покоя вопрос: — Скажи-ка лучше, а ведь ты и прежде бывал в доме Газахлара? И с Изимом вы, сдается мне, старые знакомцы?

— Кхе-кхе! М-м-м… — Старый лекарь поперхал, покашлял, помычал, поерзал на циновке, опустив глаза и теребя нижнюю губу с таким остервенением, что Эврих испугался, как бы он ее вовсе не откусил.

— Прости, но я привык донимать людей расспросами, забывая порой, что они могут быть неприятны и напоминать то, о чем человек всеми силами старается забыть.

— Кхэм! Ничего-то ты не забываешь. Не верю я твоему покаянному тону. И подозреваю я, что, не получив от меня ответа, ты возьмешься за Изима и будешь копать и расспрашивать, пока не удовлетворишь своего поистине неуемного любопытства, — недовольно проворчал Малаи. — А известно ли тебе, что один дурень может задать столько вопросов, что на них не сумеет ответить и сотня мудрецов?

— Известно, — смиренно подтвердил Эврих и тут же спросил: — Но разве может этот самый дурень поумнеть, ежели не будет задавать интересующие его вопросы?

— Если б люди и впрямь умнели, получая ответы на свои вопросы… — рассеянно протянул Малаи и, поколебавшись, произнес: — Ну хорошо, раз уж тебя это так занимает, я отвечу. Некогда меня знали здесь под другим именем и я был домашним лекарем Газахлара. Так что, естественно, Изим и хозяин особняка мои старые знакомцы.

— Ага. — Эврих подпер щеку ладонью. Что-то в этом роде он и ожидал услышать, уж очень быстро Малаи освоился в «Мраморном логове»: уже через седмицу чуть ли не с закрытыми глазами по нему мог бродить.

— Мне пришлось бежать из этого дома, чтобы не подвести Газахлара, когда шла охота на колдунов. И я в общем неплохо жил эти годы, но вот на старости лет потянуло вернуться в столицу.

— Твое возвращение в Город Тысячи Храмов на редкость удачно совпало с моим появлением здесь и исцелением Газахлара, — пробормотал Эврих, давая тем самым понять, что не слишком верит в счастливые стечения обстоятельств, ежели, конечно, они не готовятся долго и тщательно чьими-то умелыми руками.

— Ну-у-у… Совпадением это можно назвать с некоторой натяжкой, — ухмыльнулся старый лекарь, ероша ежик седых волос. — Я вернулся в столицу около года назад и дважды осматривал Газахлара в отсутствие Мфано. Однако знаний моих было недостаточно, чтобы гарантировать успешное лечение, а хозяин «Мраморного логова» заявил, что никому больше не позволит развлекаться за его счет.

— Он немало натерпелся от всяких недоучек, и его нельзя винить в излишней подозрительности, — рассудительно сказал Эврих, косясь в сторону стоящего на жаровне горшочка. — Сыграем еще партию, и раствор достигнет нужной консистенции. Если не возражаешь, я дам тебе в фору боевого слона. Или катапульту.

— Для начала возьму слона, а там видно будет, — согласился Малаи с кислой улыбкой. — Я ни в чем не виню Газахлара. И не вернулся бы сюда, узнав, что ты излечил хозяина, если бы Изим не прислал за мной человека. И если бы мне не хотелось так сильно взглянуть на чудного арранта, о котором болтают в столице все кому не лень. Изим сказал, что вскоре ты покинешь «Мраморное логово» и Газахлару понадобится новый домашний лекарь. А Мфано он велел даже на порог не пускать.