Главным начальником по земляным работам и надзирателем поставили Прохора, ибо он хоть как-то понимал речь наемных рабочих, говоривших на чудовищной смеси русского, малороссийского и польского – и то до Вершкова диалект подольского простонародья доходил не сразу, приходилось дважды, а то и трижды повторять.

– …То, что Аттила отступил из римской Паннонии на восток, сомнений не вызывает. – Общий сбор концессионеров продолжался и после заката. Джералд решил, что после недель неудач следует заново проверить и перепроверить все теоретические выкладки. А делать это надо вместе, вдруг появятся свежие идеи? – Феоктист Адрианопольский говорит однозначно: курган возвели на реке Тирас – греко-римское наименование Днестра, – в Сарматии. План дает картину, практически соответствующую современным картам, тройной изгиб реки в виде латинской буквы W… Но где тогда курган? Его попросту нет!

– Прошло пятнадцать столетий, – напомнила Ева. – Все что угодно могло случиться – при разливе Днестра курган смыло, например.

– Исключено. В хронике написано: «тысячи воинов принесли к усыпальнице камни», возведя над ней довольно впечатляющее сооружение. Помните, я третьего дня ездил в Жванец, посмотреть на курган с похоронным обрядом погребения, раскопанный местным археологическим обществом? Как на картинке в энциклопедии: крутая сопка с характерными очертаниями, если верить каталогу – могила скифская…

– Гунны не были скифами, – разумно возразил Тимоти. – Немудрено, что обряд совсем другой! И потом: такого знатного вождя не стали бы хоронить, насыпая обыкновенный курган. Все-таки Аттила человек иного масштаба, тут подошла бы пирамида вроде египетской!

– Как? – выпрямился Барков. – Повторите, мистер О’Донован!

– Я имею в виду, что покоритель всей Европы заслуживает грандиозного сооружения. Гунны, конечно, варвары из варваров, но почтить память своего короля они должны были с размахом!

– Где топографическая карта? – его сиятельство схватился за кипу валявшихся на столе бумаг. – Ага, вот австрийская трехверстка… Названия все на немецком, ну да и черт с ним! Глядите: здесь образованный Днестром полуостров между деревнями Устя и Большая Мукша, стоящими при впадении речек в летописный Тирас… Мы находимся тут, ближе к Усте. Ничего особенного не замечаете?

– Ой… – задохнулась внимательная Евангелина. – Отметка «154» и треугольничек, означающий высоту… Окружность холма около девятисот метров или трех тысяч английских футов. Да быть не может!

– Сто пятьдесят четыре метра над уровнем моря, – дополнил Ойген. – Долина Днестра лежит значительно ниже Подольской возвышенности, но все равно надо убавить метров семьдесят-восемьдесят. Холм очень пологий…

– Это что же получается? Мы ходим по кургану пять недель, даже не замечая его, – благодаря размерам и выветрившимся склонам? В итоге наблюдается рельеф, смахивающий на перевернутую сковороду: сглаженная, почти плоская вершина, ничего и близко похожего на классический курган! Там сейчас поля господина Садофьева-Лозинского!

– Близко, очень близко. – У Джералда загорелись глаза. – Что означает фраза «тысячи воинов»? Три тысячи? Десять тысяч? Сто? В подчинении Аттилы был колоссальный племенной союз, если каждый желающий помянуть вождя принес по камню… Вполне возможно, они и насыпали не курган, а огромный холм! Так, чтобы до усыпальницы никто и никогда не добрался, не раскопал! Возможно, эта процедура заняла долгие годы!..

– И о месте погребения знало пол-Европы? – позволил себе усомниться Шпилер. – Откуда тогда эдакая неслыханная таинственность вокруг гробницы?

– Половина не-христианской Европы, – уточнил лорд Вулси. – Языческой. Для которой Аттила оставался не просто великим героем, а полубогом. А христианизированные римляне и византийцы предпочли как можно быстрее забыть о Биче Божьем и ужасах, сопровождавших гуннское нашествие! Великое Переселение народов продолжалась, сменялись поколения, участвовавшие в церемонии погибали, память уходила безвозвратно! Наступили Темные века, о которых теперь известно слишком мало… И давайте вспомним, что территория Подолии до одиннадцатого или двенадцатого веков погрузилась во тьму беспросветного варварства, пока на эти земли не распространилось влияние Киева или Галицко-Волынского княжества!

– Есть и косвенные подтверждения, – сказал Барков. – В городском парке Каменца один из родников называется «Гуннские Крыницы»[120] – неужели об Аттиле здесь до сих пор помнят, пускай память сохранилась лишь в архаичном топониме?..

– Примем версию как основную? – поинтересовался Тимоти. – Недаром граф и Ева с Ойгеном твердят: «волшебство» где-то тут! Оказывается, оно прямо под ногами!

– Будем действовать научно, – решил Джералд. – Робер, утром поезжай к помещику, сообщи, что мы намерены поработать на его земле – компенсацию за потери в пшенице выплати наличными и незамедлительно. Не скупись. Мсье Вершков, Тимоти, Ойген, – на вашей совести бурение шурфов, посмотрим, какова структура почвы и где удобнее начинать тоннель к центру холма… Сколько у нас всего поденщиков?

– Двенадцать, – буркнул Робер. – И все изнывают от безделья за наш счет. Замечены в пьянстве.

– Безобразия пресечь, занять работой с утра до ночи, если не поможет – рассчитать! Нанять еще десяток, если начнем копать всерьез, потребуется много рабочих рук.

– Крестьян я бы совсем выгнал, – поразмыслив, предложил граф. – Взашей. Возьму авто, прокачусь в город и обращусь к полковнику Гриневичу. Сигизмунд Викторович пришлет гарнизонных солдат – они дисциплинированны, обойдутся дешевле и, кроме того, в большинстве великороссы. С ними будет куда проще. Как раньше не догадался!

– А раньше и не требовалось, – сказал Джералд. – Идея разумная. Робер, действительно, расплатись с вилланами и отправь восвояси!

– Остается надеяться, что на этот раз мы не ошиблись, – подытожил Тимоти. – И холм-курган является тем самым. Хотя, кто знает этих гуннов – вдруг насыпь сделали в одном месте, для отвода глаз, а настоящая могила скрывается в каком-нибудь неприметном урочище неподалеку.

– Сплюньте, мистер О’Донован, – покачал головой Барков. – Ошибка может обойтись слишком дорого!

В свете зловещих явлений последних месяцев (пускай и имевших к мистике весьма косвенное отношение) концессионеры понимали, что их компания окончательно перестала владеть ситуацией и теперь стала лишь малозначащей частью некоего огромного механизма, запущенного незнамо кем задолго до обнаружения на Рейне Проклятого клада дракона Фафнира. Это настораживало – неприятно чувствовать себя участниками игры, правил и конечного результата которой не знаешь.

Соображения о природе высвобожденного из сокровищ Нибелунгов Духа Разрушения и постоянные споры на эту тему отошли на второй план – зловредный Фафнир никак себя не проявлял, золотистая звездочка (его любимое видимое человеческому глазу воплощение) в Петербурге, Одессе или Каменце не появлялась, обладатели «дара» присутствия дракона не замечали.

Зато хватало новых впечатлений – может быть, Подолия и была ленивой, мирной и захолустнейшей провинцией империи, граничащей с таким же медвежьим углом Австро-Венгрии, пускай ощущения близости «Европы» среди мазанок, полей и фруктовых садов Прикарпатья не возникало, но в пропитанном запахом трав и полевых цветов жарком воздухе лета посвященные обоняли иной аромат – древний, непознаваемый и, по общему мнению, несущий в себе опасность.

– Давайте сравним, – ежеутренне мадемуазель Чорваш приглашала на прогулку к берегу Днестра Алексея Григорьевича и Ойгена. У них сложился собственный клуб, чьи интересы прочих концессионеров касались только отчасти. – Что мы видим? Какие чувства возникают? Ойген, ты среди нас обладаешь наибольшей силой, тебе первому и слово.

– Ничего определенного, – сказал он не раздумывая. – «Волшебство» людей обычно имеет цвет золотистого пламени, как у вас, у меня или его сиятельства. Неодушевленные предметы светятся голубым или изумрудным… А эта земля пропитана едва заметным, колышущимся алым огнем. Никогда раньше такого не встречал – я говорю за себя и за Хагена.