– Игорь Иванович, голубчик, поймите же – это не просто приказ министра внутренних дел! Берите выше, сам государь проявил интерес… Да-да… Когда вы успеете приготовиться? К двум ночи? Я на вас надеюсь, Игорь Иванович. Нет, буду только я один… Разумеется, извещения разосланы, вся мощь империи стоит за нашей спиной, никаких проволочек или затруднений! Дело наиважнейшее, государственное…

Получив утвердительный ответ, подполковник Василий Константинович Свечин положил на рычажки трубку телефонного аппарата и вытер покрытое каплями пота лицо ладонью, не доставая из кармана платочка. Мелко перекрестился. Взял папку с документами, вышел в приемную, оттуда в коридор. Спустился на второй этаж.

Секретарь его высокопревосходительства пропустил подполковника к министру незамедлительно, вперед прочих посетителей в немалых чинах: генералы, действительные статские и тайные советники, князья…

Аудиенция продолжалась недолго, Свечин покинул кабинет, обладая бумагой, подтверждавшей его чрезвычайные полномочия и дававшей право командовать губернаторами, словно рекрутами. Затем путь пролег к телеграфистам: следовало разослать полтора десятка экстренных депеш.

При необходимости неповоротливая государственная машина Российской империи могла действовать с молниеносной быстротой. На пространстве от столицы до отдаленной Одессы начали грохотать стартстопные телеграфные аппараты Бодо, забегали адъютанты и чиновники по особым поручениям, в губернских и уездных кабинетах гремел гром и сверкали молнии. Чины рангом пониже, выпучив от усердия глаза, ринулись исполнять наистрожайшие приказы.

Предстояла долгая бессонная ночь, и если произойдет хоть одна самомалейшая накладка, Сибирью не отделаешься – самое меньшее десять лет крепости…

Начало темнеть, когда господин Свечин поехал с Фонтанки домой, на Гороховую. Попросил жену уложить в чемодан вещи: спешно откомандирован в Москву по служебной надобности. Дней на десять или две недели, пока не известно. Два костюма, мундир, всё как обычно – разве ж это впервые? Поезд уходит поздно, автомобиль пришлют к полуночи.

Отужинали, Свечин поцеловал дочерей и проводил их в детскую, спать. Супруга поглядывала настороженно, ей казалось, будто муж чересчур взвинчен. Спрашивать не стала: дела службы в доме никогда не обсуждались, это незыблемое правило.

Министерское авто подали вовремя, минута в минуту. Однако его высокоблагородие господин подполковник приказал шоферу ехать не к Николаевскому вокзалу, а на Корпусное шоссе, что к югу, за Митрофаньевским и Старообрядческим кладбищами и Интендантскими складами. Сидевший за рулем подпоручик озадаченно крякнул – куда это собрались их высокоблагородие?

С Гороховой на набережную, потом Забалканский проспект, через Новообводный канал, мимо городских скотобоен. В предместьях тихо, светятся редкие окна да скучают городовые в будках. Поворот с Забалканского на Рощинскую. Вот и Корпусное шоссе.

Впереди справа по ходу автомобиля видно освещенное необычными для загорода яркими электрическими фонарями поле и десяток строений – длинные ангары и двухэтажный зеленый домик с крупной бронзовой эмблемой Русско-Балтийского вагонного завода на фасаде. Рядом с управой стоят еще пять машин, включая два грузовых «даймлера» с цистернами, закрепленными в кузовах.

Опытный аэродром Корпусной, принадлежащий Русско-Балтийскому обществу – для краткости «Руссо-Балт».

– …Слышались только по телефону, но вот и личное знакомство, – вышедший встретить Свечина господин Сикорский пожал руку подполковнику. – Весьма рад. Не передумали? Это же будет первое в свете путешествие подобного рода! Рискованнейшее, замечу.

– Не вправе передумать, Игорь Иванович. На вас одна надежда.

– Более полутора тысяч километров по прямой, ничего себе, – сказал Сикорский. – Извините, пользуюсь метрической системой, так привычнее и в нашем ремесле удобнее… Пойдемте знакомиться, экипаж в сборе. Ваш чемодан тотчас отнесут на борт.

Инженер Игорь Иванович Сикорский в свои двадцать пять лет уже был легендой Петербурга, а то и всей России. «Авиатор от Бога», «уникальный талант» – этими словами о Сикорском сказано всё. Летательные аппараты он начал строить в 1908 году, поначалу разрабатывая идею геликоптера, но вскорости к таковой мысли охладевший, и целиком увлекшийся аэропланами.

Его рекордная машина С-6-А, совершавшая полеты под управлением самого Игоря Ивановича, получила первый приз на конкурсе, устроенном военным министерством России. В числе одиннадцати самолетов, принявших участие в состязании, были аэропланы уже прославившихся европейских фирм Фармана, Ньюпора и Фоккера, тогда как все типы аэропланов Сикорского до С-6 были построены им самим, в сарае отцовской усадьбы в Киеве.

Последующие аппараты, начиная от С-7, – собирались в Петрограде, здесь, на аэродроме Корпусной, в авиационном отделении завода «Руссо-Балт», основанном по предложению председателя правления Михаила Шидловского, привлекавшего для постройки аэропланов исключительно отечественных конструкторов. На этот завод и поступил Сикорский, что открывало куда более широкое поле деятельности для редкостно одаренного инженера.

Три года назад Игорь Иванович пришел к заключению, что будущее принадлежит не малым одномоторным, а большим аэропланам с двумя и более двигателями. Толчком к тому послужило одно ничтожное обстоятельство – комар, попавший в жиклер карбюратора и ставший причиною остановки мотора в полете, что едва не стоило Сикорскому жизни.

Задумано – сделано: вначале был реализован проект «Русский витязь», а к весне настоящего года появился «Илья Муромец» или ИМ-Б – четырехмоторный гигант с продолжительностью полета в пять часов и быстротой сто пять километров в час. Успели построить целых четыре аэроплана этого типа, еще три дорабатывались в ангарах Корпусного.

– Позвольте представить, – сказал Сикорский. – Его высокоблагородие подполковник Свечин, Василий Константинович. Офицер особых поручений, по представлению министерства двора. У него миссия чрезвычайной, исключительной важности, именно поэтому мы и собрались здесь сегодня… Позвольте рекомендовать экипаж: второй пилот и навигатор, лейтенант флота Лавров. Штабс-капитан Пруссис, военный авиатор. Механик – господин Панасюк… К делу, господа. Времени на подготовку оставалось крайне мало, маршрут проработан экспромтом, поэтому всем нам следует быть внимательными. Прошу сюда…

На огромном столе чертежного кабинета была разложена подробная карта европейской части империи – тридцать пять верст в одном английском дюйме. На прямой линии Петербург—Одесса множество пометок красным карандашом.

– Промежуточных посадок предусмотрено две. – Сикорский взял в руки указку. – Орша и Киев. Нам необычайно повезло, Одесса находится на одном меридиане со столицей – тридцать градусов сорок четыре минуты восточной долготы и тридцать градусов девятнадцать минут соответственно. Направление по компасу строго на юг. На этой же долготе с минимальной погрешностью лежат два названных города. Господин подполковник, надеюсь, встреча нас ожидает?

– Точно так-с, Игорь Иванович. В Орше подготавливается к посадке марсово поле местного гарнизона, в Киеве – ипподром. Если прибудем затемно, наготове солдаты с факелами, которые обозначат площадку.

– Не думаю, что это понадобится. Прикинем расстояния… До Орши пятьсот девяносто пять километров, считаем шестьсот. Будем к восьми утра, рассветет. Только бы не туман… Орша—Киев – еще четыреста пятьдесят. Киев—Одесса – четыреста тридцать. Стоянки – два часа минимум: получить бензин и отдохнуть. Итого в общей сложности пятнадцать часов в воздухе и четыре часа дополнительных. Это в худшем случае. Если ветер будет благоприятствовать, доберемся быстрее. Кроме того, аэроплан не загружен и скорость вырастает до ста десяти или ста пятнадцати километров, а это двух-трехчасовая экономия времени…