В эпоху долгих, почти нескончаемых войн, терзавших Европу в начале второго тысячелетия, любой монастырь являл собой не только пристанище для людей, желающих покинуть беспокойный мир и стремившихся через аскезу и молитвы войти в Царство Божие, но и небольшую крепость.

Сражения между феодалами, иноземные нашествия, да и обычный разбойный люд частенько превращали цветущие церковные земли в разоренные пепелища, но если выживал монастырь – все можно было отстроить заново. Обитель святого Ремигия вполне подходила под определение если не крепости, то укрепленного форта. Монастырь господствует над местностью, постройки обнесены высоченной внешней стеной, а, как уверял Джералда отец аббат, некогда даже существовали подъемный мост и опускающаяся за воротами металлическая решетка.

Прежде в обители бывали только Робер и сам лорд Вулси, каким-то образом наладившие дружеские отношения с отцом Теодором. На прочих же компаньонов древнее монашеское обиталище произвело весьма солидное впечатление.

– Здесь нет строений, возведенных позднее XV века, – увлеченно рассказывал аббат, вышедший лично встречать неожиданных гостей. – Самое древнее здание, вот видите, справа – храм. Заложен в 1148 году, в ознаменование начала Второго крестового похода. И, вообразите, храм ни разу не перестраивался, только подновлялся! Библиотеку, которая раньше являлась общежитием для благочестивой братии, построили лет на двести позже, скрипторий появился в XIII веке…

Отец Теодор Клаузен был персоной интересной во многих отношениях. Одна только внешность чего стоила! Грубое, в складках и морщинах лицо могло принадлежать кому угодно, но только не священнику. Скорее уж тупому сапожнику, злобному тюремному надзирателю, а то и каторжнику. При одном взгляде на отца Теодора с трудом верилось, что он умеет считать хотя бы до пяти и может написать свое имя под документом без ошибок. Отталкивающая внешность отлично дополнялась корявой, как древний дуб, нескладной фигурой и легкой хромотой. Однако он являлся единовластным правителем епископального монастыря и надзирал за лучшей церковной библиотекой от Рейна до французской границы. Если уж Церковь и Орден доверили аббату такую ответственность, то становится ясно – иногда отнюдь не лицо красит человека.

Пока монастырские служки отгоняли фургоны к дальней стене и распрягали лошадей, аббат провел небольшую экскурсию по своим владениям, деликатно указал господам концессионерам на баню и впечатляющее каменное здание уборной, посетовал на то, что гости опоздали к мессе (все прибывшие, кроме исповедующих англиканство лорда Вулси и мистера Роу да лютеранина Шпилера, были католиками), и наконец пригласил «на скромную трапезу».

Обильная, простая и горячая пища после долгого пути и непрекращающихся душевных переживаний – что может быть лучше! Разносолов в трапезной не предлагали, но концессионерам вполне хватило тушеных овощей, жареной рыбы, свежего, еще теплого хлеба и кислого красного вина.

Как отметил Монброн, людей в монастыре на самом деле оказалось маловато. Несколько конюхов, в трапезной прислуживали два послушника с тонзурами и в черных рясах. Светились окна библиотеки, возможно, бoльшая часть братии занималась в скриптории, ибо ложиться спать было рановато – солнце едва зашло за горы.

– Господа, – почти ничего не покушавший звероподобный аббат поднялся из-за стола первым, – вам покажут помещения, где можно переночевать. Прошу простить за строгость и возможные неудобства, но здесь монастырь, а не благоустроенный отель. Желающие могут сходить в храм, он открыт постоянно. Милорд, не соблаговолите ли вы подняться в мой кабинет? Если, конечно, вы не чересчур устали?

– Разумеется, – Джералд вытер губы наичистейшей хрустящей салфеткой и тоже встал. – У нас найдется тема для беседы, ваше высокопреподобие. А вы джентльмены, располагайтесь и отдыхайте. Доктор, присмотрите за Ойгеном…

Приземистый священник в черной иезуитской сутане вместе с милордом церемонно раскланялись, и исчезли в темном боковом коридоре.

– М-да, обстановочка, как в Тауэре времен королевы Марии Кровавой, – заметил Роу, подозрительно оглядывая низкие арочные потолки и массивную деревянную мебель, которой наверняка пользовалось не одно поколение монахов. – Тимоти, не стесняйся. Прекрасное монастырское винцо, да на дармовщинку?

– Угу, – буркнул американец. – Вот что, парни, я хочу сказать. В свете последних происшествий давайте держаться все вместе. Попросим… Нет, потребуем у святош, чтобы нас разместили как можно ближе друг ко другу, а лучше вообще в одной комнате. Ничего такого особенного я не боюсь, здесь как-никак монастырь, куда ход нечистой силе заказан. Но опасаться следует людей, а не нечисти.

– Опять мысли о происках конкурентов? – хихикнул повеселевший Монброн. – Однако ты прав, согласен. Давайте еще покушаем, я, когда нервничаю, могу быка слопать и не подавиться.

– Будешь так переедать, к сорока годам обзаведешься грудной жабой и непрестанной одышкой, – авторитетно сказал доктор Шпилер, глядя, как Робер наваливает себе новую порцию овощей. – Глянь на Ойгена, такой… э… крупный молодой человек, а едва поклевал. Ойген, почему не ешь?

– Не хочу, – хмуро сказал Ойген. – Вам доктор, не понять. Я почему-то боюсь приближения ночи. Оно, то, что во мне, начало просыпаться. Ворочается в голове. Чужие непонятные мысли, воспоминания урывками. Может, лекарство какое дадите?

– Перед сном, – кивнул Шпилер. – Главное, не беспокойся. Рядом с тобой друзья, если станет плохо – мы обязательно поможем.

– Можно я схожу в церковь? – стеснительно попросил Ойген. – Давно не был. И вообще, там лучше, чем… Чем снаружи.

Когда австриец, получив дозволение доктора, отбыл по направлению к храму, Тимоти лишь руками развел.

– А если он и впрямь рехнулся? Странный такой…

– Нет! – решительно хлопнул ладонью по столу мистер Роу. – Это не помешательство. Не знаю что, но не помешательство. Тим, как думаешь, каждый сумасшедший взрослеет за считанные часы почти на десятилетие?

– Доктор, расскажите о видах сумасшествия, – полушутя-полусерьезно предложил Тимоти. – Вдруг вспомнится похожий случай?

– О-о-о, это тема весьма обширная! – у Шпилера загорелись глаза. Похоже, врач искренне любил свое ремесло. – Случаи помешательства известны с древнейших времен…

Лекция внезапно прервалась. В трапезную бомбой влетел взбудораженный Ойген, так и не добравшийся до церкви, и бегом кинулся к столу.

– Они забирают наши ящики! Из фургонов! Давайте скорее!

Тут сорвались все. Пронеслись ураганом через двор, в сторону где стояли повозки. Ну, точно…

– И как прикажете понимать сей непринужденный грабеж? – Уолтер Роу встал перед четырьмя высокими монахами, монументально скрестив руки на груди. – Господа, разве церковь не учит, что покушаться на чужое добро – грех?

– Не возжелай осла ближнего своего, – глуповато сострил Монброн, выглядывая из-за плеча ученого. Тим и Ойген промолчали, доктор хмыкнул.

Святые братья как раз вынимали из фургона длинный деревянный ящик, в котором скрывались драгоценности Фафнира.

– Приказ его высокопреподобия и английского господина, – неприветливо ответил чернобородый монах, – перегрузить вещи в подвал под дормиторием. Спрашивайте у аббата, господа. Нам приказали.

– Ладно, – кивнул Роу. – Где покои отца Теодора?

– Уолтер, не беспокойся, все в порядке! – громыхнул баритон незаметно подошедшего лорда Вулси. – Мы решили пока спрятать вещи внизу, а заодно кое-что осмотреть. И приглашаем тебя, как специалиста-консультанта. Его высокопреподобие очень интересуется нашими… приобретениями. Жаждет взглянуть лично. Прочие могут идти отдыхать, предстоит скучнейшая научная дискуссия, ничего интересного. Рассмотрите вещицы утром, при свете дня.

– Вечно вам достается самое интересное. – проворчал обиженный Монброн. – Хорошо, делайте, как знаете. Тим, доктор, Ойген, пойдемте закончим ужин.

– Я – в церковь, – отрекся Реннер. – Беспокойно на душе.