Фюрер неожиданно согласился, уняв свою неизбывную страсть к кадровым перестановкам, но в то же время прозрачно намекнул, что министр Тодт переутомлен и мне рано или поздно придется принять хотя бы строительный сегмент, поскольку в этом вопросе я преотлично разбираюсь.

Вторым сигналом стало мое декабрьское назначение на восстановительные работы в России; фактически я возглавлял «пожарную команду», работавшую в тесном сотрудничестве с «Организацией Тодта». И вот теперь, после того как ее глава неожиданно погиб, отвертеться уже не получится, хотя я никогда не стремился получить официальную государственную должность — в таком случае мне придется уделять стройкам в Берлине и Нюрнберге, главному своему делу, куда меньше времени…

Утром в столовой «Вольфшанце» только и разговоров было, что о произошедшей катастрофе. Николаус фон Белов, смотревшийся мрачнее грозовой тучи, не преминул напомнить о вчерашнем разговоре — доктор Тодт полетел в Берлин на He.111, а ведь его неоднократно предупреждали!

— Насколько мне известно, — раздраженно ответил я, — из тысячи трехсот выпущенных на сегодняшний день самолетов этого типа абсолютное большинство потеряны в боях, а не в результате аварий! Что же, из-за нелепого случая прикажете окончательно закрыть программу производства бомбардировщиков? Вы можете объяснить, что вообще произошло? Почему?

Фон Белов ничего толком ответить не сумел — самолет взлетал при хорошей погоде и отличной видимости, поднялся на небольшую высоту, а затем… Затем произошло непонятное, рассказы свидетелей противоречивы. Со слов военных, охранявших аэродром, «Хейнкель» якобы взорвался в воздухе, но спасательная команда, немедленно отправленная к месту падения, не обнаружила большого разброса обломков, как обычно происходит в таких случаях. Следствие ведется.

— Вам невероятно повезло, господин Шпеер, — заключил полковник фон Белов. — Кажется, вы собирались лететь вместе с Фрицем Тодтом?

Я невольно содрогнулся.

После полудня меня отыскал шеф-адъютант, группенфюрер Юлиус Шауб, — выражение на его широком лице было настолько многозначительным, что я понял: надвигается неизбежное.

Гитлер принял меня в той самой комнате, где мы разговаривали ночью. Сразу дал понять, что встреча не частная, а официальная, и он встречается со мной как рейхсканцлер Германии.

— Мой фюрер, позвольте выразить самые искренние соболезнования…

— Да-да, благодарю вас, — как-то слишком быстро произнес Гитлер и отвел взгляд. — Это очень болезненная потеря. Вот что… Господин Шпеер, я принял решение назначить вас преемником доктора Тодта во всех должностях. Поздравляю.

И протянул руку.

Я решил, что ослышался или фюрер выразился неточно.

— Безусловно, я приложу все силы, чтобы достойно выполнить все строительные программы, которые находились в ведении Фрица Тодта…

— Во всех должностях, — повторил Гитлер, выделив эту фразу голосом. — Приказ о вашем назначении министром, отвечающим за выпуск вооружений и боеприпасов, подписан.

— Но я в этом ничего не понимаю! — от неожиданности я дал волю эмоциям, повысив голос. — Я не могу поручиться, что справлюсь с поставленной задачей!

— Справитесь, — уверенно сказал фюрер. — Другой кандидатуры у меня попросту нет. Вы отличный технический специалист. Свяжитесь из Растенбурга с министерством, выезжайте в Берлин и приступайте. Вы свободны, господин Шпеер.

— Разрешите? — только я собирался повернуться к двери, в кабинет заглянул Юлиус Шауб. — В приемной находится рейхсмаршал Геринг, только что приехал. Настаивает на срочной встрече. Вы его не вызывали.

— Хорошо, пусть войдет, — фюрер преувеличенно тяжело вздохнул и посмотрел на меня едва ли не страдальчески. Геринг раздражал его еще со времен провала воздушного наступления на Англию осенью сорокового года. — Доктор Шпеер, останьтесь, кажется я знаю, зачем он здесь…

Позже мне рассказали, что рейхсмаршал примчался в ставку на личном поезде из Роминтенской пущи, где выстроил поместье рядом с превращенной в музей охотничьей усадьбой кайзера Вильгельма II. Он и саму усадьбу однажды собирался занять, да Гитлер одернул — такие памятники должны принадлежать германскому народу!

Учитывая, что от Роминтена до ставки было не меньше ста километров, Геринг бросился в Растенбург, едва ему сообщили об авиакатастрофе.

Рейхсмаршал себе не изменил. Светло-голубой с золотом китель, белые брюки, запах дорогих духов и зачесанные назад волосы, уложенные с помощью бриолина. Геринг лучился энергией, никакого следа часто налетающей на него хандры или апатии. Складывалось впечатление, будто он отчасти радуется происшедшему — всем известны вечные конфликты Геринга с Фрицем Тодтом, которого шеф Люфтваффе полагал докучливой помехой для реализации собственных грандиозных планов. Достаточно вспомнить программу развития авиационной промышленности, по мнению Тодта заведомо обреченную на провал.

Последовали очень скупые и формальные слова сочувствия. Фюрер молчал, только кивнул в ответ. Меня рейхсмаршал и вовсе игнорировал — не бог весть какая персона, подумаешь, архитектор, вхожий к Гитлеру!

— Мой фюрер, — Геринг предпочел сразу взять быка за рога, никаких дипломатических увертюр. — Полагаю, в данных обстоятельствах будет разумно, если я приму функции доктора Тодта, которые он исполнял в рамках Четырехлетнего плана! Вы знаете, насколько глубокие проблемы возникали в результате его вмешательства, теперь я сумею устранить эти шероховатости и…

Рейхсмаршал осекся, наткнувшись на пристальный взгляд Гитлера — когда требуется, фюрер умеет остановить зарвавшегося сановника без единого слова. Магнетизм какой-то, других слов и не подберешь!

— Преемник Тодта только что назначен, — холодно сказал он. — Представляю вам имперского министра Шпеера, господин рейхсмаршал.

Это прозвучало настолько недвусмысленно, что Геринг моментально растерял боевой пыл — на его лице проскользнули сразу несколько быстро сменяющих друг друга выражений. Обида, разочарование, по-моему, даже испуг — прямой отказ фюрера мог означать все более растущее отчуждение между вождем и его давним соратником. Однако он быстро собрался, придал себе уверенный вид и сказал вкрадчиво:

— Простите, мой фюрер, но я не хотел бы принимать участие в похоронах Фрица Тодта, поскольку всем известно о существовавших между нами острых разногласиях. Это будет выглядеть неприлично…

— Неприлично будет выглядеть, — Гитлер продолжал гипнотизировать рейхсмаршала немигающим взглядом крупных голубых глаз, — если второй человек в государстве не появится на церемонии, посвященной памяти погибшего министра Рейха. Вы все поняли?.. Министр Шпеер, ступайте, а нам с господином Герингом еще найдется что обсудить.

Рейхсмаршал посмотрел на меня угрюмо.

— Вы с ума сошли! — перед тем, как группенфюрер Шауб затворил дверь, я расслышал, как Гитлер в голос рявкнул на командующего ВВС. — Что подумает нация, если…

Фюрер начал кричать. Это значит, он раздражен не на шутку и собирается указать рейхсмаршалу на его место. По большому счету не столь уж и великое, после английского фиаско.

Ох. Боюсь, в лице Геринга я нажил серьезного врага. Оборотная сторона медали.

Делать нечего: назначение оформлено, пути назад нет. Как я это выдержу, сумею ли управиться с огромным и сложным хозяйством Тодта — совершенно другой вопрос. Я не разбираюсь в специфике, никогда не служил в армии, мое знакомство с «вооружениями» ограничивалось охотничьими ружьями в чужих коллекциях (я сам не охотник и не умею стрелять!) да сломанной пушкой в Днепропетровске, которую мы осматривали на случай внезапного появления русских…

— Не знаю, поздравлять или сочувствовать, — Хайнц Линге явился в комнату связистов, где я разговаривал с Берлином, а именно с оберрегирунгсратом Конрадом Хааземаном, фактическим заместителем Фрица Тодта. Хааземан вызвался немедля вылететь в Растенбург, чтобы ознакомить меня с текущими делами, самолет должен приземлиться ближе к вечеру. — Господин Шпеер, я не слишком ошибусь, если скажу, что случившееся отбило у вас охоту к полетам?