Сделав еще один шаг, я уставился на то, что происходило в отделе «реанимации». Тут вовсю действовали наши «валькирии» сортируя тех, кого можно еще спасти, и тех, кто уже перешел грань между жизнью и смертью…

– Ты поможешь нам? – спросил я Тогота.

– В честь чего это? – фыркнул покемон. – Я же сказал, что не стану встревать в ваши дела.

– Ну, послушай, я согласен, я допустил ошибку.

Тогот довольно фыркнул.

– Я не думал, что все это займет так много времени.

– Лучше бы ты занялся самосовершенствованием.

– Но Орти обещал щедро заплатить. Ты же знаешь он поможет мне с пространственными карманами и еще кое с чем…

– Если бы ты не лоботрясничал, не шлялся по своим колдовским обществам и не ловил девиц, ты бы уже давно сам мог сооружать не только пространственные карманы.

– Тогот, ты же знаешь, у меня нет ни капли таланта.

– Талант тут не при чем, работать надо.

– Ну, Тогот. Если ты не поможешь, мы будем разбираться с этим делом еще несколько месяцев. Даже колдовское умение Орта имеет свои пределы.

– Ага, только еще в помощники к создателю я не нанимался.

И все таки Тогот нам помог.

Чистилище.

– Как вас зовут?

Перед Орти сидел пожилой человек, годившийся ему в отцы. Высокий лоб, правильные черты лица и окладистая седая борода придавали ему благородный вид.

– Повторяю вопрос: как вас зовут?

– Какая разница. Думаете помыли, прикормили и теперь я ваш…. – тут он сделал паузу, словно пытаясь подобрать нужные слова.

– И все-таки: как вас зовут?

– Васильев Лев Иннокентьевич, – сообщил Тогот. Он работал одновременно на четыре приемные, поэтому иногда запаздывал.

Человек, сидевший перед Орти опустил голову и сплюнул на пол.

– Можете ставить к стенке. Там мы все едины.

– Послушайте, господин Васильев…

– Знали, а зачем спрашивали? – перебил он Орти. – Покажите, что надо подписать. Кто я теперь буду…

– Год рождения 1891, ветеран Первой мировой, сражался против Красных в армии Колчака, был реабилитирован. В 1935 был признан врагом народа, в 1936 разоблачен как английский шпион, работающий на Антанту.

– Послушайте, Лев Иннокентьевич, оставим в стороне Красных и Белых, Россию, представьте, что вам дадут новый шанс.

– А зачем? Семьи у меня больше нет. Вы постарались.

– Подождите. Давайте вначале определим, кто такие «Вы».

– Да бросьте вы ваши чекистские подколочки. Будто сами не знаете.

– Почему вы решили, что я работаю на правоохранительные органы Советской России?

Эх, как загнул! Мне захотелось остановить Орти. Так он провозится до конца времен. Не смотря на то, что он заморозил время в большей части камер вновь прибывших, его беседы с будущими поселенцами могли длиться вечно, тем более с такими как этот, с людьми прошедшими через мясорубку НКВД. Тут надо было идти в лоб.

Выудив из холодильника ледяную «Зеленую марку», я прихватил три стакана и быстренько проскочив по коридору, без стука вломился в кабинет Орти. Сев на край стола, я поставил перед Васильевым три стакана и бутылку.

Орти аж в лице переменился. Наверное, он собирался вести долгие беседы «о главном».

– Вот это по-нашему, взять быка за рога, – хохотнул Тогот.

Орти промолчал.

Васильев криво покосился на водку.

– Добрый и плохой следователь? Проходили, – и он обреченно махнул рукой.

– Меня зовут Артур, – представился я. – Я – проводник, впрочем, это не важно. Это – Орти, создатель, ваш будущий Христос, только я надеюсь без распятия. А теперь… за знакомство, – я открыл бутылку, разлил три стакана. Орти поморщился и взял. Лев Иннокентьевич несколько секунд косился на стакан, потом вздохнул, взял. – За здоровье, – объявил я.

– За Россию, – фыркнул Васильев и проглотил огненную жидкость не чокаясь.

– Что ж вы за Родину пьете, как за покойника, не по христиански?

– А она разве не мертва? Да и христиан я тут не вижу.

– Ну, Орти-то понятно не христианин, а вот я крест ношу, – и я продемонстрировал ему нательный крестик.

– Ты ему еще член необрезанный покажи, докажешь, что не иудей, – похоже Тогота сложившаяся ситуация веселила.

– Прибереги на потом свои похабные шуточки, – ответил я ему на той же ментальной волне.

– Но представьте на мгновение, что каким-то чудом все лагеря и инквизиция коммунистов остались в прошлом. Волею случая вас перенесли в иное время. Вы же прошли через зеркало нуль-транспортировки, вы видели самодвижущиеся автоматы, и вы должны понимать, что ни одна страна в ваше время не могла создать такое… Пойдемте, – я потянул Васильева за рукав и он, повинуясь встал. – Пойдемте, я вам покажу.

Я провел его коридором к ближайшей площадке обозрения, и несчастный замер не в силах поверить своим глазам. Перед ним расстилался город будущего. Белоснежный и прекрасный. Но больше всего его поразил цвет неба – фиолетово-малиновый и две луны висящие почти над самой землей.

Какое-то время Лев Иннокентьевич созерцал все это, а потом с недоверием, вытянув палец в сторону пейзажа, пробормотал:

– Но ведь это все нарисовано… Этого быть не может… Вы чем-то меня подпоили.

И тогда я мысленно приказал открыть купол. Поползли в сторону огромные пластиковые щиты, и свежий ветер налетел на нас, играя в волосах. А кроме того он принес запахи: запах свежей травы, запах моря, запах свободы…

– Это другой мир, – наконец я нарушил молчание. – Это не Земля. Это другая планета, другой мир и вам предстоит здесь жить, если, конечно, вы не пожелаете вернуться в Россию, назад в лагерь.

Стоило мне произнести последние слова, как глаза несчастного вновь округлились.

– «Назад в лагерь»? – переспросил он. – В Россию? Так ведь нет ее больше России… А то, то – не Россия. То – бесовщина.

И тут Тогот, ну больше некому, врубил колокольный звон.

Взгляд Васильева заметался, но через мгновение застыл на крошечной церквушке, приютившейся у реки. (Орти несмотря на то, что сам был создателем, всегда уважал чужое вероисповедание.) Бывший офицер упал на колени и повернувшись в сторону церкви стал истово креститься и бить земные поклоны.

Да, Орти тяжело будет.

Я подошел и положил руку на плечо несчастного.

– Пойдемте, у нас еще много дел…

А колокольный звон малиновым бархатом стелился над бескрайними равнинами неведомой планеты, которой еще предстояло обрести свое имя.

– Приведите сюда Гаврилу Ивановича, – неожиданно попросил зек. – Он со мной в одной комнате сейчас. Приведите быстрее, пока колокола звонят.

– Без глупостей?

– Слово офицера.

– Я за ним присмотрю, – вот ведь вездесущий демон.

Я быстро сбегал за сокамерником Льва Инокентивича. Гаврила Иванович оказался высоким старцем, прямым, как сажень!!!!!.

– Следуйте за мной, – приказал я.

Тот не ответил, но пошел, сложив руки на груди.

– Зря ты впереди идешь, – вновь заворчал Тогот. – Ни один конвоир так не делает. Он ведь, зек этот, может тебя сзади того… этого… пристукнуть.

– Я специально иду впереди, выказывая тем самым ему доверие. Мы не в допре.

– А мне приходится разрываться на части и следить за всеми вами одновременно.

Остановившись перед дверью на смотровую площадку, я резко распахнул ее и кивком предложил арестанту проходить. Тот шагнул вперед и замер зачарованный то ли зрелищем нового мира, открывшимся ему, то ли удивительным переливами колоколов.

– Нет… – сдавленно прошептал он, а слезы потом побежали по его впалым щекам. – Нет, не может быть…

Через полчаса, сдвинув кресла, мы вчетвером сидели у стеклянного журнального столика. Гаврила Иванович Лаптев оказался милым человеком – приходским священником, арестованным за религиозную пропаганду. Васильев правильно сделал, что попросил позвать его, мир Орти и колокольный звон буквально на глазах возродили старика. Хотя, к нашим с Орти объяснением о новом мире и всем таком, он отнесся с недоверием, то и дело бросал на нас косые взгляды: то ли ждал, когда у нас вырастут рога, то ли когда из брючин высунутся хвосты с кисточкой. Я разливал «Зеленую марку», а Васильев размахивая руками, то срываясь в крик, то замолкая до шепота рассказывал о своей нелегкой судьбе белого офицера.