— Прихорашиваешься? — голос Виктора-Викториана был глухим, хриплым, грудным.

Анна ничего не ответила. Пусть болтает.

— Девочек разбудила?

— Пусть спят, у Лю сегодня нет нулевого урока. Так что ей в школу к девяти.

Ничего не ответив, Викториан отправился на кухню. Пятнадцать лет совместной жизни, несмотря на нынешнюю отчужденность, смешали их характеры. Многое перешло от Анны к Виктору. Точно как она, шаркая, прошествовал он на кухню, снял закипевший чайник с плиты. Себе в отдельном чайнике заварил жасминовый чай, добавив несколько серебристых шариков женьшеня; жене и дочерям — обычный индийский «высший сорт».

В кухню заглянула Анна. Она еще не была одета, но уже отчасти привела себя в порядок.

— Два или три яйца? — поинтересовалась она у Виктора, доставая из духовки сковородку. И сколько тебе сосисок отварить?

— Давай три. Сегодня я могу задержаться… А мясного не надо.

— Опять голодаешь?

Викториан не ответил.

Он не стал врать, вдаваясь в подробности о пользе вегетарианства и голодания, а она не стала спрашивать, потому что думала не о муже, а о Максиме Палыче. У Викториана же в голове были формулы третьего уровня «Мегаполисмании», а совсем не семейные дела.

Потом проснулись девочки: Лю — Людмила, ей было четырнадцать, и восьмилетняя Зоенька.

Виктор не заметил, как пролетело утро. Разговоры, состоявшие из коротких фраз; ответы — «да», «нет». Виктору казалось, что дети (да, дети!)… и даже вещи чувствуют натянутость его с Анной отношений, чувствуют их взаимное непонимание и, как и супруги, давно смирились с повседневным самообманом.

А через час он с Анной вышел из дома. Она направилась в сторону автобусной остановки, чтобы ехать в свое НИИ, он — в сторону кладбища.

Ежась на ледяном ветру, щурясь от яркого солнца, прошел он по обледенелой тропинке к маленькому склепу. Сотворив заклятие «от чужих глаз», вступил в загаженное темное помещение, где между смерзшихся листьев и полуистлевших куч дерьма непонятного происхождения тускло, белыми пятнами проступал мраморный пол. Поднявшись на цыпочки, Викториан определенным образом надавил на нужный кирпич, и часть пола отошла в сторону, открыв темную дыру. Вниз во тьму вела ржавая и ненадежная на вид лестница. В нос ударил запах плесени и застоявшейся мочи. Но Викториан не останавливался. Двигаясь быстро и уверенно, он спустился во тьму по проржавленным ступенькам. Он видел в темноте так же хорошо, как днем, к тому же он знал каждый закуток подземелья как свои пять пальцев.

Закрыв за собой люк, Викториан в полной темноте прошел по сырому мрачному коридорчику к осклизлой стене. Там была еще одна потайная дверь, а за ней начинались его владения — три комнаты-склепа, залитые ярким фосфоресцирующим светом. Тут был его настоящий дом — его обитель.

Как многочисленные грунтовые воды, постоянные дожди и наводнения, которыми столь славен был город, не затопили эти подземные помещения — оставалось тайной. Видимо, какая-то волшебная сила удерживала воду и не давала просочиться под землю холоду, постоянно поддерживая в подземелье температуру около двадцати пяти градусов. Викториан не касался колдовских сил, сохраняющих его обитель, боясь что-то нарушить и уничтожить апартаменты, на которые наткнулся совершенно случайно, выискивая следы Искусства в любом их проявлении. Тогда поиски привели его в эту подземную обитель, а еще через несколько месяцев он совершил паломничество к Колодцу…

Обитель Колдуна состояла их трех комнат. Первая и самая большая — гостиная, библиотека. Старинная мебель с витиеватой резьбой. Огромный импортный холодильник, до отказа забитый всевозможными деликатесами и теми продуктами с черного рынка, что никак не мог позволить скромный бюджет простого инженера. Гигантский письменный стол, уставленный всевозможными колбами и стопками книг. Хрустальная люстра под потолком, куда вместо лампочек были вставлены гнилушки. С помощью Огненного заклятия Викториан усилил ее свет в несколько сотен раз. Из комнаты вело две двери. За правой — находилась кладовая Колдуна. Там хранились ингредиенты колдовских заклятий, расставленные на полках вдоль стен и развешенные на веревках, протянутых из угла в угол. На каменном полу кладовой была вырезана колдовская пентаграмма. Здесь Викториан общался с обитателями Колодца.

В комнате налево Колдун устроил спальню. Гигантская кровать под балдахином занимала большую часть помещения. Сюда иногда он приводил женщин — в основном несовершеннолетних пэтэушниц. Тут он развлекался с ними, собирая человеческие эмоции (тоже ходовой товар) и с ужасом вспоминая прелести своей супруги. Иногда он пытал своих «гостей» — но без особого желания, лишь в том случае, если об этом просили Древние. Никогда собственноручно не убивая их, Викториан отдавал девушек (а иногда, намного реже, юношей) обитателям Колодца, хотя порой ему было и жаль губить невинные души.

По-своему он был еще более изощренным убийцей, чем Жаждущий, тот убивал, повинуясь желанию наркомана, в то время как Колдун губил людей с равнодушием, зарабатывая этим себе на жизнь и между делом удовлетворяя физиологические потребности своего тела. Мысль о том, что кто-то еще будет жить, пусть даже и не сознавая, что знает его тайну, заставляла его трепетать от страха.

Финансовый вопрос.

Все было очень просто. Колдовство было его работой, колдовство приносило ему деньги. Викториан давно уже стал своим для торговцев антиквариатом и подпольных мастеров по золоту. Он с помощью Искусства добывал золото чаще в изделиях, чем в слитках. За золотой лом платили мало, но это во много раз превышало заработок пусть даже ведущего, но инженера. Когда он бросил работу и стал добывать деньги новым способом, то поначалу совершал грубые ошибки, последствий которых ему едва удалось избежать. Первые золотые изделия, которые он принес одному знакомому ювелиру, Колдун получил в дар от обитателей Колодца. Как выяснилось при экспертизе, изделия датировались третьим тысячелетием до нашей эры и стоили семизначную сумму в долларах. Счастье, что ювелир позвонил в первую очередь ему, а не куда положено. Викториану пришлось долго врать, убеждая ювелира, что перед тем искусная подделка. После этого Викториан поставил обитателям Колодца условие относительно времени изготовления колец и брошек, которые он может принять в виде оплаты за свои скромные услуги.

Неприятным получился инцидент с мафией.

Они выследили Викториана через комиссионки. Простой инженер, как числилось во всех анкетах, скромно живущий в двухкомнатной квартире в многоэтажке, за месяц продал столько золота, серебра, фарфора и бронзы восемнадцатого и девятнадцатого веков, что на вырученные деньги мог построить собственный девятиэтажный кооперативный дом.

Бандиты подкараулили его в подъезде. Повязали. Отвезли к какому-то местному авторитету на дачу.

— Итак, — сказал авторитет, затянувшись ментоловым «More», — откуда у вас, Виктор Степанович, столько разных штучек? Вам впору музей открывать.

Бандитов было слишком много, да и Викториан, в те времена еще неопытный по части Искусства, не мог с ходу придумать, как вывернуться. Он ничего не ответил авторитету.

— Нехорошо, Виктор Степанович, — продолжал бандит, на лице которого читалось как минимум университетское образование. — Мы живем в государстве, которое все у нас отбирает. Вы что же, хотите, чтобы к вам нагрянуло КГБ?

Вот с КГБ Виктор Степанович никоим образом не хотел общаться.

— Или вдруг что-то случится с вашими дочками. Как жаль, если по дороге из школы одну из них переедет автобус… Нехорошо это будет, Виктор Степанович, — авторитет говорил таким спокойным равнодушным тоном, что Виктор понял — а ведь и впрямь переедут.

— Что вам нужно? — глухо выдавил он.

— Источник. Откуда вы берете цацки?

— Я не могу вам этого рассказать.

— Зря вы так, Виктор Степанович, — протянул авторитет. — Вам ведь столько денег не нужно. Вы ведете скромную жизнь…