Как любой человек, аррант должен был иметь какие-то слабости, надобно было лишь подобрать ключик, чтобы управлять им, и хитроумный дядюшка предположил, что, возможно, он так же неравнодушен к лести и славе, как Зачахар, недаром эти двое неразлучны, словно молодожены. И если это так, то он, возможно, не устоит перед предложением стать личным лекарем Хозяина Степи, ежели предложение это сделает ему сам Хурманчак?

Выслушав доводы Имаэро, Энеруги скрепя сердце согласилась поговорить с дерзким лекарем, втайне надеясь, что тот покинет Матибу-Тагал прежде, чем она найдет время для беседы с ним. Однако аррант, как назло, отправляться к Вратам в Верхний мир не торопился и избежать встречи с ним не было ни малейшей возможности — дядюшка умел настоять на своем, ибо, надобно отдать ему должное, настаивал только тогда, когда правота его была очевидна.

— Улигэры твои действительно недурны, хотя за сердце не берут. В качестве лекаря ты произвел на меня несравнимо большее впечатление, и потому я намерен предложить тебе место придворного врачевателя. До сих пор этой высокой чести не удостаивался ни один человек, и, полагаю, ты оценишь оказанное тебе доверие… — Энеруги чувствовала, что говорит совсем не то, что может привлечь к ней полоумного целителя, однако, оскорбленная его дерзким поведением, не могла выда-вить из себя иных слов. Не могла, даже видя, как усиленно подмигивает ей Имаэро, умышленно расположившийся так, чтобы аррант не видел его лица. Не могла, даже сознавая, сколько жизней ее подданных сбережет этот юродствующий лекарь, поселившись в Матибу-Тагале.

— Я высоко ценю оказанную мне Хозяином Степи честь и постарался бы оправдать великое его доверие, если бы не одно обстоятельство, — аррант склонил золотоволосую голову в почтительном поклоне.

— Что же это за обстоятельство? — вежливо поинтересовался Имаэро, знаками показывая Энеруги, что хотя бы сейчас она должна опомниться и проявить обходительность, без которой не заполучить им упрямца-лекаря во веки вечные.

— Если Хозяин Степи позволит, я объяснюсь при помощи песни и тем самым, быть может, исправлю сложившееся у него впечатление, что улигэры мои не способны волновать сердца людей.

— Как тебе будет угодно, — разрешила Энеруги, и чудной аррант, пробежав сильными пальцами по струнам старенькой дибулы, запел:

— «А я ведь и правда, занимая место брата, собиралась тем самым осчастливить мир! — с тоской подумала Энеруги и вспомнила почему-то Батара. И дюжину „бдительных“, посланных следить за его домом и убить костореза, если тот задумает скрыться. — Ай да лекарь, ай да улигэрчи! Зачем же он старые раны бередит и любимые мозоли Хозяину Степи отдавливает? Неужто совсем ему собственная голова не дорога?»

— Стало быть, потому ты не желаешь на службу ко мне идти, что у меня руки «по плечи в крови»? — спросила Энеруги тусклым голосом, едва сдерживаясь, чтобы не кликнуть стоящих за дверями уттаров и не приказать им тут же свернуть дерзкому улигэрчи голову.

— Если я поступлю на службу к Хозяину Степи, он рано или поздно поймет, как я ненавижу кровопролитие, и велит казнить меня, — спокойно пояснил аррант. — Как же я могу принять предложение, которое приведет меня в конце концов на плаху или на Кровавое поле?

— А не кажется ли тебе… — начала Энеруги, намереваясь сказать, что за одну эту песню его следует подвергнуть самой мучительной казни, которую он, кстати, уже прежде заслужил тем, что пытался уйти в Верхний мир, но осеклась под укоризненным взглядом Имаэро.

— А что, если Хозяину Степи кровопролитие ненавистно ничуть не меньше, чем тебе? — вкрадчиво спросил советник Хурманчака. — Что, если мы все не такие уж страшные злодеи, как тебе кажется?

«Ой-е! Но ведь мы в самом деле не злодеи! — с отчаянием подумала Энеруги. — Я действительно ненавижу убийства не меньше этого святоши! Так что же на меня вдруг нашло? И как я могла в здравом уме и твердой памяти послать „бдительных“ к дому Батара? Мне радоваться надо, если ему из Матибу-Тагала бежать удастся, а я… О Промыслитель! О Великий Дух, я ведь и впрямь постепенно превращаюсь в того самого Хозяина Степи, которым матери пугают детей! Но почему? Я же не желаю никому зла!..»

— Ни ты, ни тем более Хозяин Степи не кажетесь мне злодеями, — неожиданно изрек аррант и вновь ударил по струнам: