Имаэро позволил Энеруги выговориться, отметив про себя, что девушка стала в последнее время что-то уж слишком нервной, и суховато сообщил:

— «Куколки» Зачахара нужны нам не для того, чтобы идти на Саккарем. С их помощью я надеюсь усмирить наев, которые готовы поднять мятеж из-за твоего бездействия.

— Мятеж? — удивленно вскинула брови Энеруги. — Ты говоришь об этом не первый раз, но я не могу поверить, не могу понять… Это действительно так серьезно? У моих наев есть стада, земли, рабы. Они имеют каменные дома в новом городе. Из нищих кочевников они стали богачами, что же мешает им остановиться и начать нормальную жизнь?

— Наверно, только то, что они не знают нормальной жизни, в нашем с тобой понимании. Они степняки, и Матибу-Тагал им не нужен. Для них это своего рода игрушка: каменные дома, слуги, дорогие одеяния… Кроме того, они вдоволь испробовали крови, хмель победы кружит им головы. Они привыкли воевать и брать все, до чего сумеют дотянуться их жадные руки. Они привыкли к безнаказанности. Богатый хочет стать еще богаче — такова уж человеческая природа. Но не это главное. Сейчас они — сила, а кем станут, если тысячи их будут распущены? Им уже не вернуться к жизни кочевников и не представить, чем будут они заниматься без резни и преследований. Все произошло слишком быстро, чтобы у них мог появиться вкус к мирной оседлой жизни…

Имаэро сознательно говорил полуправду, утешая себя тем, что по крайней мере эту часть правды девушка сумеет понять и принять. Впрочем, всей правды он и не мог ей открыть, ибо сам не до конца осознавал ее, хотя провидел, чувствовал всеми фибрами души, и заключалась она в том, что домик, построенный из песка, неизбежно рухнет, едва построивший его малыш перестанет смачивать свое творение водой и прихлопывать ладошками. В основе государства, как любил говаривать Цуйган, лежала созидательная деятельность, к которой степняки и прежде были не слишком-то склонны. А уж после того как приохотились безнаказанно разрушать — тем более. И все же, вопреки здравому смыслу, он продолжал надеяться, что, пусть даже при помощи «куколок» Зачахара, ему с немногочисленными сторонниками удастся совершить чудо и опровергнуть мрачные предсказания старого скептика…

— Хорошо, я верю тебе, как верил всегда, — произнесла Энеруги после долгого молчания и, придав лицу выражение, которое надлежит хранить Хозяину Степи, ударила в серебряный гонг.

— Сотник Сюрг из «стражи Врат» приветствует Хозяина Степи! — произнес вошедший, и Хурманчак бросил испытующий взгляд на советника.

— С чем прислал тебя ко мне Макураг? — Энеруги ждала появления костореза и была несколько разочарована и удивлена появлением сотника, но виду не подала.

— Рискуя навлечь на себя гнев Хозяина Степи, должен сообщить, что прискакал я в Матибу-Тагал не по поручению Макурага, а вопреки его воле. Более того, узнай он о моих намерениях, не сносить бы мне головы, — смело заявил воин, и Хурманчак взглянул на него с некоторым интересом. Это был поступок, признание в котором подразумевало, что привезенное Сюр-гом известие порочит его командира и он может представить. в подтверждение своих слов неопровержимые доказательства. Иначе…

— Ну что ж, говори тогда, в чем обвиняешь ты своего ная.

— В том, что за известную мзду пропускает он к Вратам беженцев, которые желают уйти в Верхний мир! — отчеканил сотник. — Тех, коих Хозяин Степи велел гнать рабами на невольничьи рынки, чье добро надобно забирать в казну.

— Так.. — Хурманчак прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он изо всех сил противился требованию наев и советников поставить у Врат в Верхний мир кордон. Но коли уж поставил… — И много народу уходит через Врата?

— За пять месяцев, которые я состою в «страже Врат», — несколько сотен. Из-за такой малости, может, и не стоило тревожить Хозяина Степи, но перед моим отъездом Макураг вступил в сговор с нангом племени хамбасов Фукуканом. Он обещал пропустить к Вратам все племя — больше трех тысяч человек.

— И что же Фукукан посулил ему за это?

— Скот и лошадей. Часть их уже отправлена в Матибу-Тагал, и слова мои легко проверить. Я назову скупщиков, услугами которых пользуется обычно Макураг.

— Забавно! Разве хамбасы такие праведники, что надеются пройти в Верхний мир всем племенем? — поинтересовался Хурманчак.

— О нет, далеко не все, входящие во Врата, попадают в Верхний мир! Ведь Врат-то, как таковых, нет, их заменяет мост через Гремящее ущелье, и те, кто, пройдя по нему, не попадает в Верхний мир, находят прибежище в Самоцветных горах. До меня доходили слухи, что с некоторых пор обитатели их встречают беженцев из Вечной Степи вполне дружелюбно.

— С тех самых пор, как отряды Хозяина Степи выбили горцев со старых рудников, те рады любой возможности досадить нам, — заметил Имаэро.

— И ты утверждаешь, что скупщики скота знают, каким образом он попадает к Макурагу?

— Думаю, что знают. Думаю даже, что к ним поступает изрядная часть того скота, который он, отобрав у схваченных около Врат беженцев, должен отправлять Хозяину Степи.

— Ах вот как… — пробормотал Хурманчак, поджимая губы.

— Думаешь или знаешь?! — сурово вопросил Имаэро.

— Знаю, — спокойно ответил Сюрг. Черные глаза его сверкнули, и советник Хурманчака, припомнивший, за какие заслуги ремесленник-фухэец получил звание сотника, подумал, что человек этот говорит истинную правду. Слишком уж он ненавидит всех и вся на этом свете, чтобы утруждать себя ложью. К тому же он понимает, что проверка его слов не займет много времени — уже к вечеру будет установлено, приводили ли к скупщикам скот от Макурага, и если да, то к середине ночи даже самый упрямый из обвиняемых наиподробнейшим образом расскажет обо всем, что ему известно.

— Если сообщенные тобой сведения подтвердятся, ты получишь под свое начало тысячу «беспощадных». Переловишь хамбасов, схватишь Макурага и его приспешников и доставишь тех и других в Матибу-Тагал. Если же ты солгал… — Хурманчак выразительно повел плечами. Ему жаль было хамбасов, а предприимчивость их нанга внушала уважение. Но, позволив уйти через Врата одному племени, он рискует тем, что завтра, самое позднее послезавтра — слухи в Вечной Степи разносятся быстро — даже кордон из трех тысяч воинов не остановит потока беженцев, которые не станут прибегать к подкупу, а будут прорываться в Верхний мир или к горцам — а это, если вдуматься, еще хуже — уже с оружием в руках.

— Осмелюсь напомнить Хозяину Степи, что у Ма-курага полтыщи воинов, а у хамбасов, которые, конечно, станут сопротивляться…

— Часть «беспощадных» из твоей тысячи будет снабжена новым магическим оружием Зачахара. Ты увидишь его в действии — это страшная сила и… Впрочем, остальное, когда придет время, тебе расскажет Имаэро.

Советник неодобрительно поморщился. «Куколки» Зачахара нужны были ему здесь. Он рассчитывал вооружить ими «бдительных» и кое-кого из особо доверенных стражников Матибу-Тагала. Хотя все еще можно будет переиграть, но прежде надобно получше присмотреться к этому Сюргу, не сгодится ли он на что-нибудь лучшее, чем охранять подходы к Вратам.

— Следуй за мной. Тебе еще предстоит назвать имена скупщиков и ответить на кое-какие вопросы, — приказал он Сюргу и двинулся ко второму выходу из Яшмовых палат, не желая, чтобы кто-нибудь лишний раз видел во дворце бравого сотника.

Выйдя из дворца, Сюрг впервые за последние несколько дней вздохнул с облегчением. Сунуть по собственной воле голову в пасть тигра и при этом уцелеть — такое удается не каждому, даже если принять во внимание, что тигр был сытым, а совавший ему голову в пасть взамен себя обещал добычу несравнимо более завидную.

Пасмурный день казался будущему тысячнику солнечным, люди, идущие навстречу, — улыбчивыми и дружелюбными. А впереди его ожидало весьма приятное дело. Почтенный Тэтай, имя которого он не назвал Имаэро среди имен прочих скупщиков скота, несомненно захочет отблагодарить сотника за молчание, когда узнает, что, не придержи тот язык, уважаемый купец уже визжал бы в дворцовых подвалах, умоляя, чтобы его признания были. записаны самым разборчивым почерком.