На Ушамву слова Рашалайна особого впечатления не произвели, поскольку он и в мыслях не мог допустить, что кристалл, после того как они доставят его в храм Обретения Истины, может быть вынесен за пределы святилища. Злоумышленники, похитившие некогда из главного храма столицы кристалл Калиместиара и Жезл Силы, убили тем самым считавшийся негасимым божественный огонь Предвечного, и честолюбивые замыслы старшего ярунда не простирались дальше оживления этого священного огня. Ваджирол же считал, что Холодный огонь должен быть возрожден лишь для того, чтобы укрепить истинную веру в сердцах мланго и подтвердить подлинность кристалла, после чего последний надобно использовать для проникновения в сокровищницу Маронды и овладения хранящимися в ней Божественными Откровениями. Во избежание скандала и обвинения в святотатстве он не стал делиться этими мыслями со старшим ярундом, а напротив, сразу после беседы с Рашалайном постарался убедить его в необходимости уничтожить Мгала, дабы ни Черные маги, ни Белые Братья не соблазнились похитить кристалл Калиместиара из храма Обретения Истины. Сделать это было не особенно трудно, сложнее оказалось уговорить Ушамву отправить на поиски северянина именно его, Ваджирола, и только то соображение, что старший ярунд должен остаться на корабле, чтобы оберегать святыню, смогло поколебать намерение возжаждавшего крови жреца лично заняться розысками Мгала. Но, увы, северянина в Бай-Балане уже не было, и все усилия и хитроумные планы Ваджирола пропали втуне.

Ярунд вновь погладил ставший непривычно голым и гладким череп и покосился на самодовольно улыбающегося Ушамву, оценившего-таки голос слепого певца. Да, старший ярунд имел причины для хорошего настроения:

Хранитель веры, безусловно, приблизит их к себе и введет в число Сберегателей веры, а его самого назначит, быть может, своим восприемником. Базуруту оживление Холодного огня в храме Обретения Истины окажет неоценимую помощь в его борьбе за власть, да и появление Рашалайна, что бы тот ни предсказал, верховный жрец сумеет использовать наилучшим образом. Собственно, именно за предсказателем «Кикломор» с двумя ярундами на борту и был отправлен к берегам Бай-Балана, и если бы не бегство Мгала, следовало бы считать, что успех их плавания превзошел самые смелые ожидания… И так оно и будет оценено большинством жрецов, которым заботы о сегодняшнем дне мешают заглянуть в день завтрашний и понять, что империя стоит на пороге великих потрясений и возрождение Холодного огня, ежели его еще удастся возродить, пустяк по сравнению с утраченной возможностью добраться до сокровищницы Маронды возлюбленного сына Кен-Канвале.

Присоединив, после затяжной войны, к Махаили две новые провинции, Мананг, сам того не подозревая, нанес сокрушительный удар по культу Предвечного. Обычаи и верования завоевателей неузнаваемо изменили жизнь покоренных племен и народов, однако, как это уже не раз бывало, нравы и дикие традиции побежденных в свою очередь оказали на победителей сильное влияние, результаты которого становятся, к сожалению, с каждым годом все заметнее. Взять хотя бы то, что единого Предвечного жители Ул-Патара, на манер иноверцев, представляют ныне в двух ипостасях: как самого Кен-Канвале, ставшего в глазах черни и рабов благодетельным богом-созидателем, и тень его — Агароса бога-разрушителя. От одного этого жуть берет! А ведь это только начало! Страшно представить, к чему приведут множащиеся с непостижимой быстротой ереси, и начатую Базурутом борьбу за власть следовало бы на самом деле назвать борьбой за веру.

Если он одержит в ней верх и ему удастся встать во главе империи, то, истребив массу народа, жрецы, вероятно, сумеют отстоять чистоту веры и Махаили вновь станет достойна называться землей Истинно Верующих. Хотя от части провинций при этом придется, по всей видимости, отказаться. Чивилунг, Дзобу и Западные пределы Хранителю веры не удержать ни при каком раскладе, войска и наместников Ул-Патара терпят в них лишь до тех пор, пока они не мешают тамошним шаманам и ведунам совершать свои богомерзкие обряды. Если же Базурут не осилит яр-дана, а затем и ай-дану, то за десятилетие-другое культ Кен-Канвале, растеряв приверженцев, превратится в один из многих в огромной империи, заселенной людьми самых разных верований. И хотя думать так было величайшим кощунством, Ваджирол не знал, какой из этих вариантов будущего представляется ему привлекательнее. Реки крови и сокращение родной страны едва ли не вполовину или ослабление и угасание Истинной веры, культа Кен-Канвале, служение которому являлось целью его жизни?

Ярунд стиснул зубы. Еще совсем недавно ему казалось, что можно избежать и того и другого. Если бы им удалось проникнуть в сокровищницу Маронды и явить миру Божественные Откровения, это вернуло бы мланго к вере их отцов и дедов и способствовало распространению ее в самых отдаленных и неблагополучных провинциях. Однако Мгал сбежал у него, нерадивого служителя Божьего, прямо из-под носа, и нечего было и думать искать его в подступавших к Бай-Балану с востока бескрайних степях. Но являлось ли это его, Ваджирола, оплошностью, или была на то воля Предвечного, пути которого воистину неисповедимы? Оставалась, правда, еще смутная надежда, что после пребывания в храме Обретения Истины ключ от сокровищницы Маронды очистится и сможет воспринять нового хозяина, и об этом-то, равно как и том, в самом ли деле Холодный огонь возродится, если кристалл будет возвращен в святилище, Ваджирол намеревался поговорить с Рашалайном и Ушамвой при первом удобном случае…

— Мне нравится твой голос, — благосклонно обратился старший ярунд к Лориалю. — Полагаю, в Ул-Патаре тебя ждет достойный прием. Мои соотечественники высоко ценят тех, кто в состоянии усладить их слух, а твой голос заслуживает того, чтобы звучать в стенах императорского дворца.

— Да, мы получили большое удовольствие, благодарим тебя, Лориаль, добавил Рашалайн.

Певец сказал несколько более или менее учтивых слов, и Ваджирол сделал чернокожему юноше знак проводить Лориаля в его каюту — на качающейся, скользкой от дождя и пены палубе даже зрячий, но непривычный к морским путешествиям человек мог запросто сломать себе шею.

Взяв Лориаля под руку, Гиль вывел его из каюты, хотя отлично знал, что тот очень быстро освоился на «Кикломоре». Слепой передвигался по пляшущему на высоких волнах судну с завидной уверенностью, и нетрудно было догадаться, что прежде ему часто приходилось бывать в море. Гилю уже давно хотелось поговорить с Лориалем по душам, но тот, казалось, не ощущал потребности в собеседниках. Вот и сейчас, коротко поблагодарив юношу, он скрылся в отведенной ему клетушке, и Гиль так и не успел поблагодарить Лориаля за доставленное его пением удовольствие.

Боясь пропустить что-нибудь интересное из разговора бывшего отшельника с ярундами, он поспешил вернуться в каюту Ушамвы, и первое, что услышал, был заданный хрипловатым голосом Рашалайна вопрос:

— Уверены ли вы, что Холодный огонь погас именно вследствие похищения из храма кристалла Калиместиара и Жезла Силы?

— Да, храмовая летопись рассказывает о том, что он погас после того, как кристалл и жезл были унесены из святилища. Это произошло много лет назад, однако похищение описано очень подробно…

Гилю не было нужды прислушиваться к пересказу Ваджирола событий, происшедших некогда в храме Обретения Истины. Укрывшись вместе с Эмриком от схвативших Мгала гвардейцев Бергола в святилище Дарителя Жизни, а точнее — в древнем храме Амайгерассы, он собственными глазами видел, как угасал Холодный огонь. Более того, движимый любопытством, он, внеся кристалл Калиместиара под центральную арку, убедился, что огонь по прошествии некоторого времени вспыхнул вновь. Стало быть, жрецы мланго верно догадались, что похищение кристалла, а не Жезла Силы и не какое-либо иное происшествие послужило причиной исчезновения Холодного огня. Но говорить этого юноша не стал. Они с Рашалайном давно уже решили не распространяться о том, что Гиль был вместе со своими друзьями в исфатейском святилище Амайгерассы, когда те похитили из него кристалл и Жезл Силы. Об этом жрецам мог бы поведать Заруг, однако раны, полученные им в схватке на бай-баланском пирсе, заживали плохо и надолго уложили его в постель. Вероятно, Гиль сумел бы за день-два поставить Белого Брата на ноги, но, не испытывая к нему особой симпатии, он, вняв совету Рашалайна, не стал до времени обнаруживать перед ярундами своих колдовских способностей.