Хитрый прием расспроса помещиков-аристократов о причинах обнищания их крепостных крестьян принес достойные плоды. Нечего и говорить, что польские магнаты, собравшиеся в Минске по приглашению правительства, ни на минуту не подумали упрекнуть себя и свое рабовладельческое сословие в нищете порабощенного ими народа. Вместо этого они предпочитали возлагать вину отчасти на внешние обстоятельства («перемены и мятежи в провинции», неурожаи, плохие пути сообщения и т. д.), а отчасти на евреев, «которых владельцы [сел] как арендаторы и трактирщики, вопреки распоряжению властей, ограничивающих их местожительство городами». Еврейские трактирщики в деревне, как утверждают дворяне, «заманивают крестьян в пьянство», продавая им спирт на доверительное управление, и тем самым «делают их неспособными управлять своими делами». Чтобы спасти крестьян, правительство должно настоять, «чтобы право винокурения было открыто исключительно для помещиков, а евреям, равно как и прочим арендаторам и трактирщикам, было отказано», а в сельских трактирах «разрешение продавать горячее вино [виски] можно только помещикам». Другими словами, крестьяне будут процветать и будут «способны управлять своими делами», если они вместо еврейского спирта будут пить дворянский алкоголь помещиков.

Не нужно быть государственным деятелем, чтобы обнаружить основной мотив этого «мнения» дворян, которые заботились только о сохранении древней алкогольной монополии, которой они пользовались при польском режиме («право пропинации»). Это, однако, не помешало минскому губернатору представить отчет дворянства царю, который 28 июля 1797 г. вынес следующую «резолюцию»: предложения предводителей дворянства об ограничении прав евреев, разоряющих крестьян». В то же время Сенат обратил внимание губернатора на указ Екатерины о переводе евреев в уездные города, «чтобы эти люди не кочевали туда-сюда во вред обществу». Это было равносильно предоставлению властям карт-бланш на изгнание евреев из деревень.

В 1798 г. настала очередь шляхты Юго-Запада, Волыни и Подолии изложить свои пожелания на благо отечества. Маршалы Подолии, собравшиеся в Каменце, разработали гораздо более всеобъемлющую схему реформ, чем их коллеги в Минске. После выражения благодарности царю «за его императорское благоволение, предоставившее нам право торговать спиртными напитками», дворяне просят, чтобы «ни право винокурения, ни право продажи спиртных напитков не было предоставлено ни евреям, ни даже христианам» и что самим дворянам предоставляется «вольность» нанимать людей в свои «общественные дома по своему усмотрению». Закрепив за собой монополию опьянения народа через собственных барменов, дворяне предлагают превратить основную массу евреев в агентов по вывозу, найти для агрария внешние рынки, т. е. поместные, продукты, «откуда коммерческие прибыли достанутся и земледельцам (?!), и дворянам». Что же касается остальных евреев, то часть из них помещики должны были содержать в своих питейных домах, а остальных «заставлять заниматься земледелием и ремеслами».

Эта блестящая перспектива стать орудием знати для распоряжения сельскими продуктами и продажи крепостного алкоголя, очевидно, мало привлекала самих евреев. Встревоженные этими аристократическими замыслами, они устроили совещание и даже созвали конференцию делегатов. Конференция собралась в Остроге (Волынь) летом 1798 года и решила собрать фонд и послать депутацию в Санкт-Петербург, чтобы изложить перед царем нужды и пожелания евреев Юго-Запада, которых правительство полностью забыли спросить, как они сами хотели бы устроить свои дела. К сожалению, генерал-губернатор Юго-Запада граф Гудович «пронюхал» об этих приготовлениях. Будучи дальновидным государственным деятелем, он сразу же заподозрил, «что этот сбор [денег для депутации] может просто послужить прикрытием для какого-то злого еврейского замысла». Соответственно, он конфисковал уже обеспеченные средства, запретил все дальнейшие сборы и поспешил сообщить о своем достижении в Петербург. К своему удивлению, чрезмерно рьяный генерал-губернатор получил леденящий душу ответ, что царь не видит ничего преступного в желании евреев послать к нему депутацию. При этом ему предписывалось вернуть конфискованные деньги и не препятствовать отправке депутации (сентябрь 1798 г.). Проследовала ли депутация в столицу и чего добилась, неизвестно. Но само по себе это событие свидетельствует о том, что даже в ту непросвещенную эпоху и в замкнутой хасидской среде Волыни и Подолии евреи не были совершенно нечувствительны к политическим и социальным потрясениям, происходившим в России.

Последним на правительственный запрос откликнулось дворянство Литвы. Маршалы девятнадцати литовских округов, собравшиеся в 1800 г., представили свое «мнение», принятое лишь тремя голосами против, Фризелю, виленскому губернатору. Трое противоборствующих маршалов предложили оставить евреев в том положении, в котором они существовали при польском режиме. Все остальные составили план еврейской «реформы», еще более радикальный, чем план минско-подольской знати. Евреям запрещалось не только заниматься винокурением и содержать собственные трактиры, но и продавать спиртное в помещичьих трактирах. Еврейское сельское население, которое таким образом было бы лишено всех средств к существованию, должно было быть переведено частью в города, частью «рассеяно по короне и помещичьим поселениям, где им можно было бы позволить выращивать хлеб и закладывать и обрабатывать землю». поместья». Экономическая реформа должна была быть дополнена реформой, касающейся внутренней жизни евреев. Необходимо было «упразднить еврейский костюм и ввести среди евреев форму одежды, принятую среди других жителей». В целом обособленность евреев должна была быть разрушена, ибо «они сами по себе составляют народ и как таковые имеют свою собственную администрацию… в виде синагог и кагалов, которые не только присваивают себе духовную власть, но и вмешиваться во все гражданские дела и в дела, относящиеся к полиции». Эти меры привели бы к слиянию евреев с окружающим населением.

«реформаторский» пыл литовских дворян, считавших нужным заключить проблему кагалской автономии в скобки продажи спирта. Фризель, виленский губернатор, который был культурным немцем и как таковой был знаком с состоянием еврейского вопроса в Германии, счел необходимым дважды обратиться к литовским маршалам, причем первое их заявление было признано «неудовлетворительным». Только повторный пересмотр взглядов дворян, в том числе план внутренних реформ, удовлетворил Фризеля. В апреле 1800 г. Фризель направил эти рекомендации в сенат, сопроводив их своим обширным меморандумом, который, очевидно, в значительной степени основывался на проектах Чацкого и Бутримовича, внесенных десятью годами ранее в «еврейскую комиссию» четырехлетнего сейма.

Фризель настаивает на необходимости «всеобщей реформы» и заявляет, что берет за образец Западную Европу, но все, что он оттуда перенял, — это наиболее нежелательная тактика «просвещенного абсолютизма». По его мнению, «образование еврейского народа должно начинаться с его религии». Необходимо «истребить все еврейские секты с их суевериями и строго запретить введение всяких нововведений, которыми самозванцы могли бы соблазнить массы и ввергнуть их во все большее невежество», завуалированный намек на хасидов и в особенности на их цадиков, чья борьба с антихасидскими раввинами привлекала в то время внимание российского правительства. Он также рекомендует заставить евреев отправлять своих детей в государственные школы, вести все свои дела на польском языке, носить обычную нееврейскую форму одежды и не вступать в брак до двадцати лет. Наконец, евреев следует разделить на три категории: купцов, ремесленников и земледельцев, причем эти три сословия составляют часть общего классового расслоения империи. Таким образом можно было бы обойтись без фискальных услуг кагалов, а сами кагалы автоматически прекратили бы свое существование.

Предложения предводителей дворянства, а также предложения губернаторов были переданы весной 1800 г. Сенату, задачей которого было их рассмотрение и использование для нового законодательного акта или «статута». Здесь они случайно попали в руки одного из сенаторов, Гавриила Дьержавина, знаменитого русского поэта, который по прихоти судьбы вскоре расцвел в «специалиста» по иудейским ребусам.