Из вышеприведенного торжественного заверения в свободном исповедании религии и неприкосновенности собственности для всех и каждого само собой следует, что и еврейские общины, проживающие в городах и территориях, ныне вошедших в состав Российской империи, будут оставлены во всеобщем пользовании. те свободы, которыми они обладают в настоящее время, по [российскому] закону и [собственному] имуществу. Ибо гуманность Ее Императорского Величества не позволит Ей исключить одних евреев из дарованной всем благодати и из будущего благоденствия под ее благодетельным правлением, доколе они со своей стороны будут жить в должном повиновении, как верные подданные, и будут ограничивать себя стремлением к подлинной торговле и коммерции в соответствии со своим призванием.
Правда, евреям, в отличие от остального населения, обещают высокую имперскую милость при условии «должного повиновения». Тем не менее неприкосновенность их прежних прав была торжественно гарантирована, и российская политика отныне должна была руководствоваться ими.
Сразу после присоединения новой провинции была назначена всеобщая перепись. По свидетельству современника, число евреев в Белой России оказалось свыше сорока тысяч семей, около двухсот тысяч душ. Указом 1772 г. на них был наложен подушный налог в один рубль (50 центов). Присоединенная территория была разделена на две губернии, Могилевскую и Полоцкую, или, как ее теперь называют, Витебскую. В интересах регулярного сбора налогов администрация с самого начала давала указание «всех евреев примкнуть к кагалам и учредить такие [кагалы], какие могут предложить губернаторы или когда в них может возникнуть необходимость».
Проблемы, связанные с внутренней организацией евреев, носили более сложный характер. В это время происходили далеко идущие изменения в губернском и общественном устройстве Российской империи. В 1775 г. было обнародовано «Положение о правительствах».[69] В 1785 г. был издан «Акт о городском управлении»[70], и перед властями встала альтернатива: либо подчинить евреев общим законам, по сословию, к которому они принадлежали (в городах торговому классу, бюргерству и профсоюзам), или, ввиду их особых условий жизни и унаследованной от Польши кагалской автономии, позволить им сохранить свои собственные учреждения как часть их общинного и духовного самоуправления. Это была сложная проблема, и российское законодательство сначала колебалось между этими двумя способами ее решения, в результате чего дело запуталось. Вмешательство местной администрации и старое соперничество между различными сословиями усугубляли неразбериху.
Указ Сената 1776 г. санкционировал существование кагала, рассматривая его прежде всего как фискальное и законодательное учреждение, которое русская администрация нашла удобным для своих целей. По настоянию генерал-губернатора Чернышева евреи Белой Руси были выделены в отдельную налоговую единицу и как собственное сословие. Они должны были быть внесены в специальные реестры в городах, местечках, деревнях и деревнях, где производилась перепись. В инструкции написано что
для того, чтобы их налоги более регулярно поступали в казну, должны быть учреждены кагалы, в которых они [евреи] все должны быть зачислены, так что каждый из «жидов», [237] всякий раз, когда он пожелает отправиться куда-либо по делам, или жить и поселиться в том или ином месте, или брать что-нибудь напрокат, должен получить от кагала паспорт. Тот же кагал платит подушный налог и передает его в провинциальное казначейство.
Таким образом, в отношении уплаты налогов и прав не только транзита, но и бизнеса каждый еврей был поставлен в такое же положение зависимости от своего кагала, как и при старом польском режиме. В то же время кагал наделялся некоторыми судебными функциями. Окружные и правительственные кагалы, последние задуманные как апелляционные суды, учреждались для дел между евреями, причем каждому из этих кагалов назначалось определенное число выборных судей. Только иски между евреями и неевреями подлежали рассмотрению в общих мировых судах.
Но через несколько лет правительство пошатнулось в своей решимости полностью поддержать бывшую организацию «Кахал». В 1782 г. сенат обратился с запросом к новому генерал-губернатору Белой Руси Пассеку о законности учреждения особых еврейских судов. Через год правительство сделало решительный шаг в противоположном направлении. За евреями, зарегистрированными в купеческом сословии, признавались права на участие в общем городском управлении, избирать и быть избранными наравне с христианами членами магистратов, городских управ и городских судов. Осуществлению этой реформы сильно мешало противодействие христианских купцов и горожан, ненавидевших евреев и не примирившихся с муниципальным равноправием своих конкурентов. Привыкнув смотреть на евреев свысока, как на граждан низшего сорта, христианские городские чиновники стали враждебно относиться к своим коллегам-евреям, избранным на государственные должности, и методами предвыборной агитации сумели сократить их численность в городских корпорациях до минимум. Интересы евреев должны были пострадать, особенно в том, что касается отправления правосудия.
С другой стороны, сама администрация стала их притеснять. На смену либеральному Чернышеву пришел антиеврейский Пассек, который делал все возможное, чтобы ограничить евреев в их хозяйственной деятельности, к очевидной выгоде их конкурентов в рядах шляхты и купцов-христиан.
Евреи, — сообщает нам современник, который сам пострадал от этих мер, — были изгнаны из своих пивоваренных и винокуренных заводов, мытарств, постоялых дворов и т. д., которые составляли их основные средства к существованию. Тысячи семей были доведены до нищеты. Кроме того, были введены новые ограничения, касающиеся торговли, ремесел и т. д.
Об остроте экономического и социального кризиса среди евреев Белой России в этот переходный период свидетельствует петиция, которую их делегаты подали в 1784 г. Екатерине II.
Петиция, состоящая из шести пунктов, проникнута глубоким чувством отчаяния. Евреи жалуются, что администрация полностью лишила их основных источников дохода: винокурения, пивоварения и продажи спиртных напитков в городах. Кроме того, они указывают, что генерал-губернатор Пассек запретил землевладельцам сдавать в аренду постоялые дворы в своих поместьях евреям, и что вследствие этого большое число семей, средства к существованию которых зависели от той или иной формы продажи спиртных напитков и содержания постоялых дворов, был доведен до грани разорения. Они также утверждают, что евреи не получили ожидаемых выгод от предоставленных им равных муниципальных прав, поскольку там, где евреи составляют меньшинство, ни один кандидат-еврей не допускается на муниципальные или судебные должности, «так что всякий раз, когда еврей идет суду над христианином, то он подлежит частичному приговору, потому что нет единоверца, который мог бы ходатайствовать за него в судах, и он не владеет русским языком». Дальнейшие их недовольства касаются произвола землевладельцев, которые «по чистой прихоти, вопреки уговору», облагают евреев, построивших дома на их имениях, чрезмерной земельной рентой, так что они вынуждены покидать свои дома. Иногда дома реквизируются для государственных целей или сносятся «для перестройки по планам [новой официальной улицы]» без малейшей компенсации их владельцам. Магистраты, с другой стороны, часто принуждают евреев, проживающих в городках и деревнях, но причисленных к купцам или горожанам какого-либо города, строить дома в этом городе, «в результате чего евреи могут быть низведены до крайняя нищета, поскольку, тратя свой капитал на строительство, у них нет капитала, на который можно было бы вести свои дела».
Прошение было получено императрицей, которая, передавая его в 1785 г. в Сенат для рассмотрения, сочла нужным указать свое общее отношение в следующей «резолюции»:
