Что касается польского правительства, то Кагал особенно ценился среди евреев как ответственное агентство по сбору средств от имени казначейства. На заседаниях Ваада периодически устанавливалась и распределялась между кагалами оптовая сумма еврейского подушного налога (обозначаемого в еврейских источниках как гульголет). В пределах этих кагалских округов, а также в отдельных общинах распределение налогов входило в функции местных кагалских старейшин, которые ведали сбором налогов и несли ответственность за их точное перечисление в казну. В 1672 г. король даровал литовским старейшинам кагалов право исключать из общины или наказывать иными мерами тех непокорных членов своих кагалов, которые своими действиями могли возбудить негодование христианского населения против евреев. Десять лет спустя Брестский староста издал рескрипт, запрещавший панам давать взаймы деньги частным лицам из числа евреев без ведома кагалских старост. Это было сделано по просьбе самих старейшин, поскольку они были привлечены к ответственности за неплатежеспособных должников своих округов. Ранее, на конференции представителей литовских общин, состоявшейся в 1670 г., было решено преследовать каждого еврея, занимавшего деньги у панов или священников без ведома своего кагала. Лембергский воевода в 1692 г. запретил взимать различные государственные пошлины, как, например, акциз с винокуренных заводов и розничную продажу спиртных напитков, евреям, если они не предъявят свидетельство кагалских старейшин, свидетельствующее о их добропорядочном поведении. Право владения недвижимым имуществом или эксплуатации доходных статей (аренды и земельной ренты) предоставлялось частным лицам только с разрешения кагала (хазака). Без этой лицензии и уплаты специального налога (хезкат ишуб) ни одному еврею не разрешалось селиться в данной местности или вписывать свое имя в общину.
Пределы еврейской общинной автономии не были точно установлены законом государства. Они расширялись или сужались в соответствии с волей губернской администрации, воевод и старост и договорами между этими чиновниками и кагалами относительно их соответствующих сфер влияния. Образец свободной общинной конституции можно найти в статуте, пожалованном воеводой Красной России (Галиции) в 1692 г. центральному кагалу Лемберга. Этот устав уполномочивает еврейскую общину проводить периодические выборы, избирать своих старейшин «в соответствии со своими обычаями и правами» без малейшего вмешательства со стороны местной администрации. Избранные старейшины признаются законными чиновниками и судьями своих единоверцев в данной местности. Споры и тяжбы между евреем и евреем должны в первой инстанции разрешаться исключительно кагальным судом (бет-дин), состоящим из раввинов и старейшин, причем последние действуют как присяжные. Дела между евреями и неевреями, а также апелляции на постановления Бет-Дина должны быть рассмотрены воеводским судом и приписанным к нему особым «еврейским судьей», причем последним является христианский чиновник, специально назначенный для таких дел. Этот судья должен быть избран воеводой из двух кандидатов, выдвинутых еврейскими старейшинами. Его функция — разрешать споры и жалобы «в определенном месте у синагоги» («в палате кагалов»), в присутствии старейшин кагалов. В своих приговорах «еврейский судья» должен руководствоваться не только общими законами государства, но и еврейским обычным правом. Очередные заседания суда будут проходить два раза в неделю. В особых случаях могут быть назначены дополнительные сеансы в любой день, кроме еврейских праздников. Повестки в суд выдаются через пристава синагоги или шамаша. Протоколы суда должны храниться в палате Кагала возле синагоги. Жалобы на решения этого суда подаются самому воеводе.
Выборы различных степеней кагалских старейшин проводились, как и в прежние годы, ежегодно в промежуточные дни Песаха. Этот обычай имел юридическую санкцию и соблюдался местными властями. Когда в 1719 г. старейшины брестского кагала, движимые личными соображениями, несмотря на приближение пасхи, оттягивали проведение новых выборов, литовский гетман [ 174 ] прислал из Вильно приказ, клеймящий акт брестский кагал как незаконный на том основании, что, «хотя они и обязаны по закону и обычаю проводить новые выборы старейшин каждую Песах, они не сделали этого, откладывая выборы для своей личной выгоды».
Выборы были непрямыми, проходили через ограниченное число избирателей, и только лица с достаточно высоким материальным положением, такие как домовладельцы или крупные налогоплательщики, могли быть кандидатами. На самом деле интеллектуальная квалификация ценилась не меньше материального положения, ученые занимали почетное место в общинном совете.
Таким образом, администрация Кагала носила олигархический характер. Низшие и беднейшие классы не имели в нем представительства, и в результате часто страдали их интересы. В XVIII веке постоянно раздаются жалобы, исходящие от рядовых евреев, на притеснения кагалских «хозяев», на несправедливое распределение налогов и тому подобные злоупотребления.
В тот же период между отдельными кагалами часто возникали тяжбы по поводу границ их соответствующих округов. Этот судебный процесс был связан с тем, что еврейские жители местечек и деревень подчинялись юрисдикции ближайшего кагала, доходы которого они помогали раздувать. Однако, поскольку районы кагалов никогда не были официально разграничены, несколько кагалов время от времени претендовали на контроль над соседними городами и поселениями (называемыми на иврите себибот и йишубим, а на официальном языке — прикахалками). Дела такого рода рассматривались либо на конференциях окружных кагалов, либо на двух центральных парламентских учреждениях польского еврейства, «Совете четырех земель» и «Совете главных общин Литвы».
Централизация еврейского самоуправления в этих двух Советах — Коронном и Литовском — была одним из главных факторов стабилизации еврейской автономии в тот период нестабильности и распада. Заседания или сеймы этих советов, на которых присутствовали представители кагалов и раввината, давали регулярную возможность для обсуждения вопросов, касающихся общего благосостояния польских евреев, и для установления четко определенных отношений с правительством и сеймами. страны. К ваадам были прикреплены специальные адвокаты (штадланы, обозначаемые в польских документах как «генеральные синдики»), которые выезжали в Варшаву во время заседаний Польской палаты с целью подачи необходимых ходатайств в защиту еврейских прав или представления налоговые списки еврейских общин. Ваад Короны продолжал периодически собираться в Люблине и Ярославе (в Галиции), а иногда и в других местах, в то время как Литовский собор собирался в разных городах Литвы.
Деятельность этих центральных органов самоуправления особенно усилилась во второй половине XVII в., когда необходимо было восстановить положение общин, сильно пошатнувшееся в предшествующий период волнений. Правительство поддерживало авторитет Ваадов в глазах еврейского населения, считая более удобным поддерживать отношения с одной или двумя центральными организациями, чем иметь дело с большим количеством местных агентств. В 1687 г. «еврейские старейшины короны» (собственно Польши), действовавшие от имени Ярославского собора, подали жалобу королю Собескому, объявив себя неспособными взять на себя ответственность за сбор еврейского подушного налога в казну. сумму, установленную предыдущим польским сеймом, в связи с тем, что многие евреи в городах и деревнях, пользуясь покровительством панов и даже королевских чиновников, отказывались признать юрисдикцию «старейшин короны» и уклонялись от их долг в качестве налогоплательщиков. Ввиду этого король издал декрет, решительно осуждающий «такое вмешательство и беспорядок» и предписывающий отдельным кагалам подчиняться распределению налогов старейшинами короны и в целом признать их юрисдикцию в общееврейских отношениях. дел, под страхом суровых штрафов за непослушание.
Постепенное ухудшение социальных и экономических условий в Польше усложняло деятельность Ваадов. Ваады теперь были призваны регулировать также внутренние дела общин, а также их отношения с правительством и городскими сословиями, магистратами и гильдиями. Нельзя сказать, что ваады во всех случаях демонстрировали адекватное понимание политической ситуации или что они полностью соответствовали далеко идущим требованиям подлинно народного представительства. Они были слишком малодемократичны по своему составу, чтобы выполнить такую большую задачу. Делегаты в ваады не избирались общинами с этой целью, а набирались из числа раввинов и старейшин основных общин, знатных и «влиятельных людей». Однако, несмотря на свою неадекватную олигархическую организацию, Ваады в значительной степени способствовали объединению общинной еврейской жизни и укреплению дисциплины в польско-литовском еврействе.
