Но я также понимал: вбить сейчас между ними клин невозможно. Ничто так не объединяет подружек, как наличие общего врага.

Переговоры шли, а к англичанам тем временем подтягивалось пополнение. В основном фирд. Но все равно неприятно.

Прошло пять дней. На традиционных обедах братья Рагнарсоны делали вид, что так и надо. И судя по физиономии Бескостного, да, так и надо. Он чего-то ждал. Вопрос: чего? Помощь к нам подойти не могла. Разве что через пару месяцев. Неужели осада продлится так долго? Как-то не верится.

Это случилось в праздник. Христианский праздник. Пальмовое воскресенье. Оно же ивовое и вербное. День вхождения Господа в Иерусалим.

Воевать в этот день христианам не положено. Положено молиться. Об этом знали все, включая язычников-норманнов.

И тем не менее короли нортумбрийские отринули традиционные христианские добродетели и пошли на штурм. Надо полагать, решили: ради такого дела – можно.

Штурмовали решительно и по всем правилам. С тараном и множеством лестниц.

Однако рассчитывали они, как оказалось, не столько на Божью помощь, сколько на банальное предательство.

Хотя что считать предательством, вот вопрос.

Можно ли назвать предателем человека, весь род которого сейчас – по ту сторону стен, а клятву верности он дал, мягко говоря, под давлением?

Да, это был Озрик.

Король-марионетка решил стать самостоятельным игроком. Собрал группу поддержки, почти сотню боевитых йорвикцев, и напал на охрану главных ворот.

Причем напал так внезапно и яростно, что сумел оттеснить могучих викингов и эти самые ворота открыть.

Таран не понадобился. Тысячи разъяренных англосаксов хлынули в нортумбрийскую столицу. В свою столицу.

Узкая улочка шириной «две телеги не факт что разъедутся». Зато мощеная, со сточными канавами по краям. Цивилизация.

С одной стороны улочки стена, с другой – другая стена. В каждой стене на высоте примерно трех метров – узкие щелки-бойницы. За каждой прорезью – мои стрелки. Другие стрелки – на крышах. Один из домов и так был наш по праву самозахвата. Второй мы заняли два часа назад, загнав его обитателей в подвал.

Улочка наша имеет важное значение. По ней можно выйти на центральную площадь. К собору и королевскому дворцу.

А можно и не выйти. Наша задача – чтоб не вышли. Поэтому улочка перегорожена парой снятых с колес телег, заполненных для весомости булыжниками. Телеги – моя идея. По первоначальному замыслу командования следовало обойтись обычной стеной щитов. Но у меня дефицит копейщиков и избыток стрелков. Потому сначала баррикада, а уж потом пехота. В вольном строю. Задача проста – убить всех, кто придет к нам «на огонек». И я уже слышу, как они идут. Даже не идут, бегут. Вопят, радуются, празднуют победу… суицидники.

Ивар – стратег. Есть чему поучиться. А может, это Бьёрн придумал. Железнобокий тот еще хитрован. Или все они коллективно. Так или иначе, но братья Рагнарсоны оценили диспозицию и состав вражеского войска и пришли к выводу, что сойтись с ними в чистом, вернее, грязном по весеннему времени полю – плохая идея. Даже если и удастся победить, потери будут громадные.

Неплохой вариант – заставить англичан лезть на стены. Неплохой, но не более. Стрелков у королевского воинства в разы больше, вдобавок и штурмовые орудия в наличии. В крепости орудия тоже есть, но нет тех, кто умел бы с ними толком управляться. Да и не факт, что англичане полезут на стены. Обложат со всех сторон и будут ждать, пока мы не подъедим невеликие после зимы припасы.

Значит, что? Значит, надо спровоцировать английскую армию на атаку. И поставить храбрых и не очень англосаксов в положение, удобное для нас и неудобное для них. То есть на дистанцию копейного броска максимум. А лучше щит к щиту. Тогда качественное превосходство возымеет преимущество над превосходством количественным.

И средневековый город древнеримской постройки Йорк-Йорвик был для подобного плана просто идеален.

Но если открыть главные ворота и повесить над ними плакат «Welcome», англичане не поведутся. Заподозрят ловушку.

Надо, чтобы сами.

Вот тут-то и пригодился Озрик.

Как только наш «как бы король» узнал, что к городу движется большая-пребольшая армия его соплеменников, а в армии этой – его благородный папаша-олдермен, наш «верный» королек тут же отправился к священнику и поинтересовался: не может ли тот снять с него клятву, данную Господу и засвидетельствованную другим святым отцом?

Ответ он получил ожидаемый: что один святоша наложил, то другой святоша может… хм, убрать.

И убрал.

Разобравшись с Богом, Озрик занялся делами людскими. Через торговцев связался с папой и заверил его в своей лояльности.

Когда крепость осадили, связь родичей упростилась. Делов-то – спустить на веревке одно послание и поднять другое. Тем более что караул из верных Озрику саксов почему-то каждую ночь ставили на одно и то же место крепостной стены.

Естественно, братья были в курсе и самого факта переписки, и даже отчасти ее содержания. В частности, дату штурма, Вербное, или, по-здешнему, «пальмово-ивовое», воскресенье 21 марта 867 года от Рождества Христова, сами же Озрику и подсказали.

Поболтали в его присутствии на тему, мол, как хорошо, что христиане в праздники не воюют, можно расслабиться, выпить и ни о чем не тревожиться.

Озрик клюнул и на радостях поспешил открыть единоверцам вожделенные врата к победе точно в назначенный день.

И радостные англичане бросились в мышеловку. Вернее, в мышеловки, одну из которых контролировали мои храбрецы.

Толпа атакующих появилась минут через десять. Именно толпа. Впереди – несколько десятков грязных, скверно одетых ополченцев с копьями и плохонькими щитами. Еще у атакующих были топоры. Не боевые. Такими увесистыми железяками сподручно деревья рубить. Или двери. Чем кое-кто из «победителей» немедленно занялся. Война войной, а шанс хапнуть столько, сколько среднему английскому крестьянину на всю жизнь хватит, выпадает нечасто.

Не выпал и теперь. Те, кто сунулись к дверям, умерли первыми. Стрелки не дремали. Не допустить проникновения в дома входило в их задачу.

Впрочем, гибели мародеров воодушевленные ополченцы не заметили. А вот заметив нашу баррикаду, сделать простой вывод: им тут рады, – ополченцы не смогли. С разбега полезли на телеги.

Собственно, залезть – нетрудно. Даже пятилетний ребенок вскарабкался бы за считаные секунды, так что здоровые крепкие дядьки справились легко. А вот слезть самостоятельно уже не смогли. Потому что умерли. Овчинная безрукавка – слабая защита от стального наконечника. Тут главное – чтобы копье не застряло. Но этим искусством мои бойцы владели в совершенстве. Короткий укол, резкий толчок с проворотом – и ополченец падает на головы соратников, исходя кровью из смертельной раны. Смертельной в любом случае, потому что такая толпа и здорового затопчет. Хорошо, что мы камней не пожалели, не то нашу баррикаду попросту спихнули бы. Вот куда они лезут? Видят же, что им не рады. И видят, и слышат, потому что получившие сталью в брюхо или еще куда-нибудь орут очень, очень громко. Эх, не сообразил я кипяточку припасти. Сейчас бы ливануть с крыш пару кубометров…

Мечтать не вредно. Вредно замечтаться. Но это не о моих парнях. Каждый из них сейчас – как живая швейная машинка. Непосредственно за баррикаду я поставил самых рослых и длинноруких. Таких, как Кёль Длинный и мой зверообразный братец. Колют ополченцев, словно свиней в загоне. С ополченцами даже проще, чем со свиньями. У свиньи и шкура потолще, и жира под ней куда больше, чем у мелких английских бондов. Очень быстро перед нашей баррикадой образовалась еще одна: из мертвых и умирающих. А мои даже не запыхались, и стрелки растратили не больше одного колчана на всех. Приказ у них четкий: без дополнительной команды бить только тех, кто ломится в дома. И тех, у кого луки. А еще тех, кто выглядит воином, а не крестьянином с дном от корзинки вместо щита.

Мои лучники бездельничали. Стрелков в толпе практически нет, командиров тоже. Или они выглядят так же, как и прочие. Их еще можно было бы узнать по отдаваемым командам, но тут все так орут, что никакого командного голоса не хватит.