– Сам ты вероотступник! – закричал Хейл. И согнулся, получив древком копья в живот.

Я послал Оленя вперед, одновременно переводя копье в боевое положение.

– Пока вина его не доказана, он невиновен, – процедил я, нависая над пешим таном и почти упирая копье ему в лицо. – Если его еще раз ударят, ты умрешь.

Тан не испугался. Похоже, крепко верил в свою неуязвимость. Или в свои связи, которые не позволят мне его продырявить.

– Его вина доказана, всадник! – надменно заявил местный лордик. – Доказана церковью! И он понесет заслуженное наказание!

– Понесет! – взвизгнул святоша. – Бог тому свидетель!

И тут мне вдруг стало смешно. Вожак жалкого английского городишки и обнаглевшая черная ворона в нестираной рясе смеют угрожать мне. Мне! Ульфу Хвити! Да еще Бога в свидетели призывать. Что ж, самое время напомнить, на чьей стороне Бог, когда сходятся серебряный английский крест и добрая франкская сталь.

Я расхохотался. Да так, что удивленный тан даже попятился.

Я опустил копье, вдел его в крепление на седле и извлек из ножен Вдоводел. Перевернул его рукоятью вверх и провозгласил торжественно:

– Я, Николас Мунстерский, шевалье де Мот (а почему бы и нет? Разве в свое время я не именовался шевалье Жофруа де Мотом?), взываю к Господу нашему Иисусу и молю Его даровать нам знак Своей Воли!

После чего вернул меч в обычное положение и спокойно поинтересовался у тана:

– Конно или пеше?

– Что конно? – не понял он.

– Божий суд, – буднично пояснил я. – Будучи дланью нашего короля, я имею такое право. Лично я предпочитаю пеше, но если ты желаешь конно, то я не против. Или, – тут я сузил глаза и посмотрел в слегка ошарашенные глаза благородного тана, – ты не веришь в то, что Бог укажет, кто тут еретик?

Вот так, англичанин. Я тоже умею играть по вашим правилам. И если даже сам Христос решит вмешаться в наш поединок (в чем лично я сомневаюсь), то он будет на стороне моего меча. Потому что в невинности моего парня я не сомневаюсь. Какой из этого простофили еретик!

Трусом тан точно не был. Ну или не хотел им прослыть.

Конечно, он мог бы «сохранить лицо», например заявив, что из-за такого ничтожного повода незачем ломать копья и тупить клинки. Мол, если я ручаюсь за своего человека, то вопрос решен. Кто же усомнится в слове такого благородного меня?

Но тан юлить не стал. Может, не сообразил, а может, решил, что у него есть отличный предлог, чтобы разделаться с королевским инспектором.

Но прежде, чем он успел ответить, влез святоша и заявил, что у них тут Божий суд идет по другим правилам. Кто дальше пройдет с куском раскаленного железа в руках, тот и прав.

Мы с таном поглядели на него совершенно одинаково, и святоша сообразил, что сморозил глупость.

– Я, лорд Леланд, хозяин этой земли, принимаю твой вызов, лорд! – напыщенно заявил тан. Подумал немного и добавил: – Биться будем пеше. Оружие – меч и щит.

Надо полагать, сообщение о том, что я – франкский рыцарь, не прошло мимо его ушей, и он решил, что без коня со мной управиться будет проще.

Щит мне не особо нужен, ну да ладно. Как скажешь.

Прихвостни очистили пространство.

Я картинно извлек из ножен Вдоводел. Поймал плоскостью выглянувшее солнце, послал зайчик в глаза тана. Тот недовольно мотнул головой. Взял поднесенный щит.

Годочков ему поменьше, чем мне. Но образ жизни у меня явно был поздоровее, если судить по внешности.

Готов лордик?

Готов. Двинулся по кругу, держа дистанцию. Опасается.

Я приглашающе постучал клинком по щиту. Не повелся. Выводит меня против солнца. Зайчика испугался?

Нет, не противник. Тут я и без моего Волка прекрасно обойдусь.

Я опустил меч и прогулочным шагом направился к тану. Остановился на дистанции выпада, спросил громогласно:

– Боишься, лорд Земля? Знаешь, на чьей стороне Спаситель?

После чего поднял меч, перевел в обратный хват, повернулся к церкви и демонстративно перекрестился рукоятью.

Удержится или нет?

Удержался. Атаковал, только когда я вновь повернулся к нему. Хорошо атаковал, четко… Но так ме-едленно…

Жестко перехватил выпад Вдоводелом, вышибая меч вверх, отшвырнул щит, поймал левой оружие противника, скрестил мечи, свой и трофейный, бросил пятящемуся тану:

– Бросай щит, лорд Земля! Бог явил свою волю!

Позже, на пиру, ознаменовавшем достойный финал нашего… недопонимания, тан спросил:

– Почему ты не убил меня, лорд Николас? Ты ведь понял, что я не из друзей твоего короля?

– Бог сказал: не убий! – выспренно заявил я. – Потому я никогда не убиваю, если могу не убить. Но если кто-то встает на моем пути, его дни сочтены. Он может спать, есть, молиться, щупать девок, но на самом деле он мертвец, даже если пока об этом не знает. – Я выразительно посмотрел на глядящего букой святошу, и тот поспешно отвернулся.

Эх! Взять бы его за загривок и порасспросить с пристрастием… Нельзя. Да и зачем? Я ведь только прикидываюсь человеком Эллы. И чем больше вражды между ним и Осбертом, тем мне, Ульфу Хвити, лучше.

А святоше впору благодарность выносить. За то, что подарил мне доверие королевских гвардейцев.

– Откуда он взялся, этот франкский ирландец? – сердито бросил действующий король Мерсии Бургред отставному королю Нортумбрии Осберту.

Тот пожал плечами.

Оба короля, настоящий и бывший, были похожи. Плечистые, пузатые, с поросшими желтой шерстью лапами. У обоих крупные прямые носы, одинаковые глаза, одинаковые рыжеватые бороды с небольшой проседью. Типичные саксы. Вдобавок еще и родственники, пусть и не слишком близкие.

– Откуда бы ни взялся, а надо с ним решить. – Осберт поскреб затылок, прижмурился от удовольствия. – И сделать это лучше тебе.

– А если купить? – Бургреду не хотелось лезть в Нортумбрию. Пронюхает Элла, что мерсийцы шарят по его землям…

– У Озрика не получилось, – возразил бывший король. – Озрик – это…

– Я знаю, кто он, – перебил Бургред. – Озрик начал, вот пусть он и закончит.

Несмотря на грозный облик и королевский обруч на голове, мерсиец храбростью не отличался. Предпочитал действовать исподтишка. Но, когда надо, умел быть решительным.

– Озрик не смог, – вздохнул бывший король. – И так, и эдак к нему подступал. И танство сулил, и девку прельстительную подложил… Но судьба решила иначе.

– Судьба? – приподнял бровь Бургред.

Ему рассказали о неудачной попытке еще одного Осбертова родича прикончить ирландца.

– А как иначе? – изобразил удивление бывший король Нортумбрии. – В него из самострела били. В упор. Может, у него амулет какой заговоренный? От стрел.

– От болтов, – поправил мерсийский король. И добавил, поразмыслив: – А может быть. О нем говорили: он в Италии бывал. Может, и к самому Папе Римскому захаживал. А там всякое благословение можно получить. Там, в Ватикане, такие фантазеры. Младшему сыну Этельвульфа Уэссекского предсказали, что королем станет. Слыхал? Это при живом отце, четверых старших братьях и никудышном здоровье, – Бургред хохотнул. – Королем. Да еще великим.

– Это тогда было четверо. Теперь уже поменьше, – Осберт тоже выдал смешок.

В нелюбви к Уэссексу они были единодушны, несмотря на то, что у Бургреда с Уэссексом был союзный договор. Но такой… Не вполне добровольный. Когда выбирать пришлось одно из двух: либо он, Бургред, всецело с Уэссексом, либо у Мерсии другой король.

– Ирландец, – вернулся к прежней теме Осберт. – Надо от него избавляться. Я знаю, что Элла отправил его инспектировать прибрежных танов. Людей дал всего шестерых. Да и случись что, драться они за ирландца не станут. Чужой он им.

– К чему ты клонишь? – Бургред больше не улыбался.

– К тому, что пойдет он с севера на юг. И если некие храбрые люди встретят его на северном берегу Хамбера[264]…

– У тебя мало храбрецов? – поинтересовался Бургред.

– Мои храбрецы – нортумбрийцы, – ответил бывший король. – Их могут узнать.