Не сплоховала только Заря. Она не только сумела удержаться на бревне, но и влепила стрелу в пах Кёлю. И очень хорошо, что уязвимое место двухметрового свея закрывал подол толстой кожаной куртки, вдобавок усиленной железными пластинками.

Впрочем, будь это не учебный огрызок, а настоящая боевая стрела, о постельных развлечениях свею пришлось бы забыть навсегда.

– Хорошо, девушка, очень хорошо! – отметил попадание Бури. – Виги, ты уснул? Может, тебе попонку подстелить?

Мой названый сын с сипением втянул воздух, рывком вскочил на ноги…

И еще один камень едва не воткнулся ему в солнечное сплетение: свей не дремал. Правда, на сей раз Вихорек отреагировал как положено хускарлу: перехватил камень правой рукой и… уронил на землю. Отвечать ему было можно только стрелами и только с бревна. Следующий булыжник должен был достаться Заре, но Кёль заметил меня и не рискнул. Переориентировался опять на Вихорька, который без труда уклонился и вспрыгнул на бревно чуть раньше Тулба Огонька. Тому, чтобы оказаться на своем конце бревна, требовалось взлететь метра на два, если не больше, так что он сунул лук в чехол, подпрыгнул, уцепился за бревно двумя руками… Бревно немедленно «поехало» вниз, Кёль замахнулся… Но поразить такую удобную цель не успел. Тупая стрела Вихорька ударила его в плечо.

Грозный рык Бури совпал с возвращением Тулба на шаткую опору…

И позорным падением Вихорька, которому в бедро прилетел уже не камень, а стрела. Стрелу, тоже учебную, тупую, послал сенсей…

– Тебе что было сказано? – рявкнул Бури, возвышаясь над оплошавшим учеником. – Бить только в бронь! Встань, чего опять разлегся?

Вихорек встал. Не слишком ловко, потому что пораженная нога категорически отказывалась слушаться. Бури попал как раз в нужную точку. Вряд ли случайно.

– Пошел-пошел! Пошевеливайся!

Мой сын, красный, как свекольный суп, заковылял к бревну, опираясь на древко лука, как на клюку. Я заметил, что у всех троих луки тоже были, скажем так, учебные. Палки с тетивой.

– Кёль, ты как? – по-нурмански крикнул Бури.

Свей помахал «раненой» рукой и снова полез в сумку. Но бросить камень не успел: вынужден был уворачиваться и отбиваться от стрел, которыми его осыпала Заря… Пока в ее колчане не кончился боезапас. Однако с десяток стрел она отправила меньше чем за полминуты. Неплохая скорострельность.

– Тулб! Прикрывай! – крикнула она, спрыгивая с бревна и бросаясь к бочонку с запасной амуницией…

Ну, Бури, молодец! Не только меткость и скорость, не только акробатическая стрельба (иначе и не назовешь), но и слаженность оттачивается. Нет слов.

– Бури, ты мне нужен!

Кивок. Знак Заре: подойди.

Не подошла, подбежала. Правда, не к наставнику, а ко мне. Прыгнула с разбега на шею. Тяжеленькая. И такая… Ну просто нестерпимое желание ухватить и уволочь куда-нибудь в укромное местечко. Эх, нелегко быть ярлом!

– Видел? Видел, как я могу! Бури, скажи, что я молодец!

– Неплохо, – сдержанно похвалил мой стрелок-наставник. – Для женщины.

– Да ну…

Обиделась.

– Ты лучше всех! – Поцеловав, опускаю на землю. – И я очень рад, что ты женщина! Заберу ненадолго твоего наставника?

– Зачем?

– Пусть и меня немного поучит.

– А когда ты меня будешь учить? – напомнила Заря.

– Скоро. Бури, пойдем.

– Заря, ты старшая, – командует Бури напоследок, и девушка расцветает улыбкой.

– Что хотел? – спрашивает он, когда мы отходим достаточно далеко, чтобы нас не видели ни с пирса, ни с тренировочных площадок.

– Ты точно не можешь научить меня стрелять? – уточняю я на всякий случай.

Бури отрицательно качает головой:

– Так, как я – нет.

– Почему?

Мышцы у меня вроде развиты правильно. И из лука я стрелял еще в прошлой жизни. Более того, наблюдая за тем, как идет обучение того же Вихорька, я не вижу каких-то особенных трудностей. При должной практике.

– Сейчас поймешь, – говорит Бури, извлекая из ножен короткий меч и жестом предлагая мне извлечь Вдоводел.

Клинки соприкасаются. Я без труда контролирую меч Бури. По классу он существенно мне уступает. Я могу в любой момент перевести его оружие в любое удобное для меня положение и атаковать из любой позиции. Могу выбить его меч, причем так, что тот улетит в нужном мне направлении.

Бури тоже это знает. Но мне все равно любопытно, что он хочет показать.

– Ты владеешь моим оружием, – говорит Бури.

Так и есть. И что?

– Меч в моей руке, но владеешь им ты, – уточняет Бури, видя, что я с первого раза не въехал.

Ну да. Мне было четырнадцать, когда я впервые почувствовал кончик шпаги как продолжение собственной руки. Даже не руки – пальца. Причем очень чуткого пальца. Так что никакого откровения в словах Бури для меня нет.

– Ты понял, – говорит Бури, убирая меч в ножны.

Я следую его примеру.

– Открой врата, – предлагает Бури. – Открой врата и остановись. А потом выйди.

Я берусь за рукоять…

– Не трогай! – запрещает Бури. – У тебя был никудышный учитель, – бурчит он. – Ему ешачий навоз собирать, а не учить такого, как ты.

Ешак, это надо думать – ишак. Слово «ишак» мне знакомо. Оттуда. Здесь я его раньше не слышал. Оно азербайджанское вроде[229].

– Давай, чего ты ждешь? – командует Бури. И словно нехотя добавляет: – …Ярл.

Я представляю, будто в моей руке шест, и начинаю движение…

Белый Волк сидит и смотрит на меня, наклонив лобастую голову. Просто сидит. Ну да, никого убивать не надо. И меня тоже никто не собирается разбирать на органы. Я просто танцую. Это классно! Это…

Тупая стрела бьет мне в ногу. Легкий тычок. Неопасный. Однако мы с Волком разворачиваемся к стрелку.

Это не враг. И он больше не стреляет. Стоит, подняв руки. В левой – лук. Правая – открытая ладонь, в центре которой что-то пульсирует. И вокруг стрелка тоже, но еле-еле. Это не тот огонь, каким пылают берсерки. Не свет, а так… подсветка.

Мысли свободно льются сквозь меня. Они не мои и похожи на бегущие светло-зеленые строчки. Только это не строчки, не буквы из слов, а сгустки образов.

Он скучный, этот стрелок. Похож на межевой столб, вроде тех, которыми на Сёлунде помечают границы владений.

Столб… Я вдруг вспоминаю и человека, и его просьбу. Остановиться.

Совсем не хочется. Двигаться – хорошо. Чудесно. Волшебно…

И все-таки я останавливаюсь.

Интереснейшее ощущение. Кажется, что мир вокруг мерцает. Словно картинка, которая каждую секунду гаснет и загорается снова. Только картинка объемная и, более того, наполняющая сразу все органы чувств: слух, обоняние, вкус… Я могу пить этот воздух. Я могу вдыхать разлитую вокруг радость… Я много чего могу. Я смотрю на воду и различаю десятки, если не сотни оттенков. Я чую смешанный с маслом запах железа, который идет от моей кольчуги, и знаю, что ее металл пахнет иначе, чем клинок Вдоводела. Чтобы убедиться в этом, мне не надо подносить меч к носу. Я просто знаю это и все. Если мое внимание падает на мотылька, мне не надо ловить его, чтобы рассмотреть. Мне не надо к нему подходить. По трепету крыльев я знаю, когда он взлетит, могу предугадать, куда он полетит и когда сядет. И я знаю, почему это происходит. Я могу танцевать, меняя и прогибая мир под себя. А могу пребывать внутри него. В покое. И тогда мы дышим в такт и проникаем друг в друга. Вот, значит, он какой – мир моего Волка, если никуда не надо спешить. Мне кажется, что-то похожее я ощущал, опускаясь в зимнюю воду и замирая. Короткие мгновения, когда ты неподвижен, не дышишь, не мерзнешь. Невесомость и нереальность того, что там, за сверкающей пленкой водной поверхности.

Через мое сознание скользят воспоминания-образы, воспоминания-прикосновения к тому, что я испытываю сейчас. И они тоже меняются, потому что теперь я знаю, где их настоящая родина.

Волк улыбается. Он рад. Мы с ним теперь ближе.

Сколько это длилось, я не могу сказать, но точно дольше, чем обычно. А может, и нет. Время – очень относительная вещь.