Что есть жалкое колдовство Фрейи в сравнении с могуществом Одина?
Ах, есть еще и Посох Фрейра, который может и того… Обмякнуть в неподходящий момент…
Да ладно! Как может обмякнуть то, что каменное? Да он, Стенульф, готов хоть прямо сейчас устроить соревнование и экспериментально установить, что и у кого обмякнет! А если кое-кто думает, что возраст как-то сказыватся на твердости, то он, Стенульф, компетентно утверждает, что Копье Одина даст сто очков вперед жалкой деревяшке.
Тут уж не выдержал Свартхёвди и заявил, что клеить его матушку Стенульф может и в другое время. А сейчас речь о вещах серьезных. О бабле. Так что подобные заявки сродни репликам его побратима о том, что любовь дает право на дисконт. И вообще, он, Свартхёвди, как представитель не только рода невесты, но и рода жениха по праву побратимства, требует от матери прекратить глупую торговлю, тем более неуместную, что ее собственный сынок, прижитый от неизвестного бога, ныне усыновлен будущим мужем ее дочери с правом на наследство, так что теперь сама богиня Вар не разберется, где кончается один род и начинается другой. А посему матушке предлагается отщипнуть кусок своего коренного одаля (на который, кстати, имеют право и Гудрун, и малютка Хельги) и включить в приданое кусок землицы от Козьего ручья до края дальнего ячменного поля, а если жених в будущем расщедрится и прикупит у Полбочки земельку к северу от озера, то вся дорога от поместья жениха до их родовой усадьбы будет принадлежать объединенному клану Свартхёвди Медвежонка и Ульфа Черноголового. И Рунгерд смирилась.
— Эй, сынок, а что там говорил Медвежонок о сыне, нажитом от бога? — поинтересовался у меня Стенульф.
— Так люди говорят, — ответил я уклончиво.
— А что за бог? — не отставал Стенульф.
— Никто не знает. Говорят, видели рядом с ней какого-то… Прекрасного, золотоволосого…
Я даже душой не покривил. Именно так и говорили. Вот что значит — умело работать со слухами.
— А-а… — Стенульф облегченно вздохнул. И разъяснил мне, тупому, почему — облегченно.
Да потому, что ни Один, ни Тор, ни кто-то еще из конкретных асгардских пацанов не подходят под данное описание. А следовательно, он, Стенульф, может спокойно приударить за Рунгерд. Это даже лестно: полюбиться с женщиной, которая принесла дитя от аса.
— А вдруг это не ас, а ван? — не удержался я от подколки.
— В Асгарде немало ванов, — заметил Каменный Волк.
И охотно пустился в долгие рассуждения о специфике союза ванов и асов, а также его применимости в человеческом общества. То есть уселся на своего любимого конька: теологическую социологию скандинавско-берсеркского «разлива».
Вот так вот. А я-то уж опасался, что проницательный дедушка раскусит сотканный Рунгерд миф о рождении нашего сына.
И вот странно мне: ничуть ее не ревную.
А ведь еще полтора года назад скажи мне кто, что желает заманить Рунгерд в постель…
Не знаю, сладилось ли у Стенульфа с Рунгерд на личном плане, но список взаимозачетов они согласовали. Затем составили список (устный, разумеется) гостей. На это ушло четыре дня. Стенульф, Рунгерд и Медвежонок придирчиво рассмотрели каждую кандидатуру, обсудили родословные, сопоставили степени родства и прочее, чтобы понять: кого звать соло, а кого — с родичами, а кого вообще на фиг. Согласовали. Разослали гонцов. И принялись за еще один список — материально-технического обеспечения. Медвежонок с Каменным Волком порешили: все расходы пополам. В смысле: Свартхёвди и мои, а не Стенульфа. А расходы были — о-го-го! Одних только свинок требовалось целое стадо. И всем им суждено было погибнуть во славу нашего брака.
Были и неожиданные для меня пункты. Например, мелкие подарки для особо важных гостей. По моему глубокому убеждению, подарки должны были дарить мне с Гудрун, а не наоборот, но кто меня спрашивает?
И вот наступил торжественный день. Урожай собран. Пиво и провиант заготовлены. Народ оповещен.
Теперь — дней пять беспробудного праздника. Это минимум. Меньше трех у солидных людей вообще не бывает, а для таких прославленных и богатых, как мы, нормально неделю колбаситься.
* * *
Началось ритуальное действо в доме невесты. Допущенные к процессу построились, разобрались и приступили. Под руководством ответственных и компетентных. Три часа, как минимум. А-ахренеть! Даже я, выносливый боевой командир, — и то притомился. А уж Гудрун… Вытерпеть такое может только настоящая скандинавка. Или член женской олимпийской сборной по тяжелой атлетике.
Три часа обрядовой деятельности, причем без тренировок и репетиций. А зачем репетировать, если каждый жест предопределен и уходит своим происхождением в глубину веков?
Закончились предварительные родоплеменные действа торжественным прохождением невесты через трехметровую арку, «собранную» из сосновых ветвей. Скажете, ничего сложного? А вот и нет! Девушкам послабже даже и пробовать не советую. Но моя невестушка справилась. Всё сделала как надо под восторженные вопли участников.
На голове у Гудрун покоилась настоящая серебряная корона (семейная реликвия), увешанная всякими оберегами, которые непрерывно побрякивали, хотя невестушка моя двигалась очень осторожно. Оступись девушка, самостоятельно ей уже не подняться: надето и навешано столько, что впору с турнирным доспехом сравнить.
Тем не менее спинку моя красавица держала пряменько, а глазки сияли ну просто дивным неземным. В толпе подружек она выделялась, как бабочка среди мух.
А смотрела только на меня.
Наконец список мероприятий в родном доме невесты исчерпался, и мы всей шумной толпой отправились к святилищу богини Вар. Там, поднеся идолу на посошок, заручились поддержкой компетентных лиц, то есть жриц, которые засвидетельствовали официально факт бракосочетания. Но не сразу, а после получасового перечисления взаимных обязательств, которые огласили поочередно Стенульф и Свартхёвди. Очень торжественно огласили. Даже я впечатлился.
Наконец нас «зарегистрировали», и я закрепил «сделку», надев на руку Гудрун второй браслет. Первый, свадебный дар, уже красовался на ее левом запястье, но тот был залогом любви, который дарился невесте, а этот — залогом ее будущего материнства.
Думаете, на этом религиозная часть мероприятия закончилась? Как бы не так!
От святилища Вар мы двинулись к куда более солидному зданию: храму Тора.
Надо отметить, что датчане полагают именно Тора своим главным богом[163]. У каждого порядочного бонда имеется специальное святилище с идолом Тора в полном боевом. То, что, например, у Рунгерд вместо Тора место главного мужского бога занимал Один, так это потому, что муж ее покойный был берсерком. А берсерки — они исключительно Одиновы. Как, впрочем, и большая часть викингов.
Но вернемся к Тору. Этому деревянному парню мы подарили целого козла, причем бедное животное я прикончил собственноручно. Засим Стенульф вручил главному жрецу местного Громовержца три серебряных эйрира, а он в ответ надел на меня и на Гудрун обереги-Мьёльниры, золотые копии неотразимого молота Тора. Кстати, еще одна такая копия была настоящим золотом вышита на подоле свадебного платья Гудрун.
Впрочем, сами обереги были не жрецовы, а наши. Их ему вручили перед церемонией.
Подкормив Громорвежца, мы вновь сели на лошадок (девушки и дамы — на телеги) и отправились на морской брег, где в священной роще, под плетеным навесом, обитали еще два идола: Фрейр и Фрейя.
Эти двое считались в Асгарде эталонами красоты, но здесь, в Мидгарде, их копии явно подкачали. Хотя «оснастке» Фрейра позавидовал бы племенной жеребец.
Мы с Гудрун подошли к покровителям любовных дел рука об руку и вдвоем же вложили в разверстое чрево Фрейи хлебец в форме куклы. Мол, мы тебе — жорево, а ты нам — детишек. В брюхе у идола тут же что-то зашуршало. Окружающие сочли добрым знаком, а я — проявлением крысиной жизнедеятельности.
