Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А еще здесь были книги! Пусть рукописные, пусть — на малопонятном языке (в основном — на латыни), однако я был готов читать даже на греческом. Соскучился по этому делу.

«А что, — подумал я. — Кто мне мешает, когда всё закончится, вернуться и наняться на службу к кому-нибудь из просвещенных христианских государей?» Карл, правда, отпадает, но есть ведь его братья. И Англия — по другую сторону пролива. Отец Бернар меня окрестит и засвидетельствует мое «просветление». Денег — море, на обзаведение имуществом хватит. Возьмут меня кем-нибудь типа королевского рыцаря? Да почти наверняка. И будем мы с Гудрун жить не в «длинном доме» с сорняками на крыше, а в настоящем замке. Еще и друзей к себе переманю, заделаюсь бароном или даже графом, буду поощрять искусства и науки. Особенно металлургию…

Обедать домой я не поехал. Решил изучить настроения народа, для чего отправился в популярное место — лучший кабак у Гревской пристани[116], самой большой в городе. Здесь пованивало: река, пристань, отбросы… Зато — самые свежие новости и неплохая кухня. Я не стал брать «кабинет», расположился в общем зале. Все разговоры вертелись вокруг викингов и возможной сдачи города. Цены на погрузку возросли втрое. Зато упали цены на продовольствие.

* * *

Разбудил меня звон колоколов. Разбудил, но не поднял. Вчера я порядочно нажрался с коллегами по профессии. Беллаторе, которых осталось всего шестеро (причем один — фальшивый) поминали Армана. Эх, Арман, Арман! Ну почему ты оказался такой догадливый!

В общем, не настолько я религиозен, чтобы вскакивать с похмелюги ни свет, ни заря. Так что я попил морсику, воспользовался «ночной посудой» и залег еще часика на два. Аккурат хватило, чтобы организм переработал остатки алкогольного метаболизма.

Проснулся от запаха жарёнки. Вихорёк готовил завтрак.

— А почему — ты? — спросил я, спускаясь по лесенке и одновременно сладко потягиваясь.

— Так в церковь все ушли, — сообщил мой юный оруженосец. — Сегодня же воскресенье. И праздник!

Какой именно праздник, я уточнять не стал. У них тут что ни день, то церковный праздник. Очередное религиозное шоу. Им бы телевизор с кабельным подключением, враз бы набожность понизилась.

Я сцапал со сковородки обжаренную колбаску, завернул в холодную лепеху и поискал, чем бы запить.

Сообразительный Вихорек нацедил мне чашку винишка.

День начинался неплохо…

А вот продолжился — не очень.

Входная дверь распахнулась. Да так энергично, что сразу стало ясно: пришел кто-то сердитый.

Так и вышло.

Пришел. Вернее — пришли. И все — при оружии. И все — по мою душу.

Арест осуществил уже знакомый мне виконт да ла Брис, кузен моей Филиси.

А буде у меня возникнут возражения, виконта сопровождали еще два десятка шевалье в полном боевом.

А я, понимаешь, в рубашечке тоненькой и легких полотняных штанишках. И до ближайшего орудия убийства (если не считать тех, что крутые пацаны принесли с собой), метров десять.

Я даже не рыпнулся. Терпеть не могу арбалеты. Особенно если они нацелены мне в живот.

В общем, упаковали меня в «наручники» весом в полпуда, сунули в карету с решетками на окнах и повезли во дворец. И Вихорька прихватили. Вот это было особенно обидно, потому что моя миссия — это мой риск. И будет чертовски обидно, если паренек пропадет ни за грош.

А если я не сумею отбрехаться, то пропадет он безусловно. Вместе со мной. Тут скидки на несовершеннолетний возраст не делают.

Впрочем, я крепился. Сначала надо выяснить, в чем меня обвиняют, а уж потом сливать воду.

Прибыли. Во дворец. Я ожидал, что меня поведут наверх, к Карлу, но сопровождающие потащили нас вниз, через дворцовую капеллу в какой-то подвал. Плохой признак. Внизу обычно находились темницы, пыточные и прочие неприятные места.

Вихорек заплакал. Подбодрить его я не рискнул. У меня же обет молчания. Не стоит нарушать легенду, пока не ясно, за что меня повязали. Хотя можно догадаться… Значит, нашел-таки свидетелей начальник парижской «полиции».

Нет, это была не пыточная. Оборудование не то. Ни дыбы, ни «инструментария». Но кольца в стене имелись. К ним-то меня и приковали. Хитро так — чтобы только носками пола касаться. Хочешь стоять — стой. Не хочешь — виси. Рядом, по той же схеме, закрепили Вихорька.

Вот сволочи!

Приковали и ушли. Ни слова не сказали. Только виконт мне на сапоги сплюнул. Ну хоть спасибо, что бить не стали. Вкусное, так сказать, на третье.

Нет, ну это же не по понятиям. Даже обвинения не предъявили. Или я должен сам знать, в чем меня обвиняют?

Мы провисели на стене этак с полчаса. В темноте, потому что оставить нам факел никто не озаботился. Может и к лучшему, потому что с вентиляцией тут и без дыма — не очень.

Потом тяжелые двери узилища вновь открылись и…

Признаться, я несколько охренел. Потому что навестить меня явился сам парижский епископ. С младшими коллегами. Конечно, с ними прибыла и силовая поддержка, возглавляемая всё тем же де ла Брисом, но они — на вторых ролях. Священнослужители тут же развили бурную деятельность: зажгли свечи, расставили всякие церковные предметы, главным из которых был богато украшенный сундучок размером с автомобильный аккумулятор. Красивый такой сундучок. Богатый. Мои братья по хирду за такой предмет кучу народа перерезали бы.

С нами никто из клира не заговаривал. Даже старались не смотреть. Зато крестились часто.

Наконец приготовления закончились, исполнители заняли места, и спектакль начался.

Священнослужители дружно и мощно голосили по латыни. Красиво получалось. Акустика в каземате оказалась неплохая, так что не будь на моих конечностях ржавых цепей, я бы, пожалуй, слушал не без удовольствия.

А так я лишь еще больше терялся в непонятках. Концерт явно в мою честь. Ну, кто бы мне подсказал, что всё это значит?

А служители католического культа разошлись не на шутку. Голоса гремели гневной мощью, аж пламя свечей вздрагивало. И не только пламя. Я сам начал дрожать от физически осязаемого напора незримой энергии. Даже стало страшновато. Нет сомнений, что вся эта мощь направлена в первую очередь на меня. Но — зачем?

Или это местный способ заставить убийцу раскаяться в содеянном?

А вот хрен вам! Мне, конечно, очень жаль Армана! Но видит Бог — я защищался! И это война, парни! А на войне — убивают. И Арман был отнюдь не невинной девушкой или ребенком. Он был воином. Профессиональным убийцей. Как и я. Так что всё — по честному.

Гневный хор продолжал набирать мощь. Я поймал взгляд епископа. Тот не отвел глаз. Уставился на меня яро. Сверлил беспощадными зрачками… Будто копье мне хотел промеж глаз вогнать. Копья у него, к счастью, не было, но всё равно очень неприятно.

И тут нас обрызгали водой.

Два подручных духовного лидера Парижа принялись зачерпывать горстями из золотого тазика и плескать на нас с Вихорьком.

А сам епископ подхватил сундучок, откинул крышку и поднес чуть ли ни к моему носу.

Я удивился. Внутри сундучок был выстлан желтым как золото шелком. А на этом шелке лежала крохотная косточка.

Но удивлялся я недолго, потому что меня понесло.

Иначе не назвать.

Вибрирующий рык голосов, брызги холодной воды, физически ощущаемый пронзающий мозг взгляд епископа… И крохотная косточка, которая вдруг засияла ярче, чем десятки свечей. Меня вдруг наполнила почти нестерпимая радость и невероятная легкость. Исчезли тяжкие оковы. Я запел. Вместе с дивным хором. Казалось, еще миг — и я воспарю к сводчатому потолку. Или — выше, к самому небу. Я чувствовал его. Чувствовал небо там, за слоями камня…

И меня тянуло к нему, так тянуло…

вернуться

116

Позднее на этом месте возникнет знаменитая Гревская площадь, в начале девятнадцатого века переименованная в Отель-де-Вилль, то бишь площадь Ратуши.

168
{"b":"833245","o":1}