Вывод из всего вышеизложенного, что нужно приняться за сбережения и, собрав несколько тысяч наличных денег, искать имения, а покамест просить всех тех, к кому я обращался с просьбой о содействии (в том числе и Влад[ислава] Альбертовича), отложить свою готовность оказать дружескую помощь до будущего времени, когда мое намерение сделаться собственником будет не ребяческой, идиллической фантазией, а настоящим делом.

Так как я говорю о деньгах, то позвольте мне напомнить Вам, дорогой друг, что из июньской бюджетной суммы следует выключить пятьсот рублей, переполученных мной зимою, и что остальную сумму я попрошу Вас теперь мне не посылать, так как я еду в начале июня на полтора месяца к брату Модесту. В половине июля я буду в Москве и тогда мне удобнее будет получить эти деньги.

Адрес мой следующий: Полтавской губ., Константиноградского уезда, почтовая ст. Ново-Николаевка, оттуда в Гpанкино, П. И. Ч.

26 мая.

В день, когда я писал предыдущие строки, был, наконец, сильный дождь, спасший поля, начинавшие, было, в самом деле гибнуть. Все повеселели вследствие этого, а то Лев Вас[ильевич] начинал впадать в мрачную меланхолию.

Я кончил сочинение сюиты и покамест отдыхаю, а в Гран-кипе, в гостях у брата Модеста, примусь за оркестровку.

Про имение, приобретенное Колей, все, знающие местность, отзываются во всех отношениях очень хорошо. Я очень радуюсь за них, что они обзавелись, и так вовремя, симпатичным имением. Надеюсь, что и мне от времени до времени придется гостить у них.

Мои занятия английским языком настолько успешны, что я уже довольно свободно читаю, и с каждым днем это занятие делается для меня легче и приятнее.

Надеюсь, дорогой, милый друг, что путешествие Ваше не очень утомило Вас, и желаю от всей души, чтобы пребывание Ваше в Плещееве доставило Вам отдохновение и отраду.

Всем Вашим усердно кланяюсь. Потрудитесь передать Саше, что я очень благодарен ему за милое письмо. Я на днях напишу ему.

Искренно желаю всякого счастия Софье Карловне.

Будьте здоровы, дорогая!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Каменка,

7 июня 1884 г.

Милый, дорогой друг мой!

Пишу к Вам, будучи еще нездоровым, и потому извините за краткость и необстоятельность письма. У меня было нечто вроде воспаления в горле с сильнейшим жаром и такою ужас-нон болью в горле, что в течение суток я даже глоточка -воды не мог проглотить. Теперь мне лучше, но чувствую себя очень слабым. Пришлось отложить свой отъезд из Каменки, но надеюсь, что завтра или послезавтра можно будет пуститься в недалекий путь.

Я думаю, дорогая моя, что Вы уже давно в Плещееве, и, если не ошибаюсь, Коля с Анной находятся у Вас. Пожалуйста, передайте им тысячу нежностей от меня. Как мне жаль, что мне не удается с ними видеться; и в Италии не пришлось, как я мечтал, попутешествовать с ними, и в Петербурге я их не дождался, и теперь, как раз, когда они поедут в июле на юг, я поеду на север к брату Анатолию.

Сестра, задержанная здесь болезнию Натальи Андреевны, сегодня, наконец, уехал в Карлсбад. Здоровье ее всё это время было отлично, и приходится всё больше и больше убеждаться в том, что чем дальше она от старшей дочери своей, тем лучше для нее. Какая грустная истина!

Черновую работу свою я кончил и в Гранкине, у Модеста, примусь за инструментовку.

Здесь идут теперь ежедневные дожди и особенно они благоприятствуют Вербовке, где, благодаря им, можно надеяться на превосходный урожай.

Будьте здоровы, дорогая! Дай бог Вам наслаждаться в Плещееве полнейшим спокойствием.

Ваш, беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

Плещеево,

11 июня 1884 г.

Дорогой мой, несравненный друг! Простите мне, бога ради, что я так долго Вам не писала, но если бы Вы знали, сколько дел обрушивается на меня всегда, когда я возвращаюсь в Россию, то Вы были бы снисходительны. В Москве меня буквально рвали на части с разными и большею частию весьма неприятными делами; людская злоба, зависть и преследование меня приводят меня в изнеможение. Я не могу даже заботиться о своих детях, как всякая мать, и это возводят в уголовное преступление. Так было буквально по случаю выборов Коли кандидатом Рязанского правления, и всею этою низостью заправлял человек которому я доставила возможность составить себе состояние. Неблагодарность так вот Saint-Just хотел возвести в уголовное преступление; да где же им понять такие высокие идеи.

Теперь я в своем милом Плещееве стараюсь отдохнуть, но еще невозможно, потому что тут Сонина свадьба начеку, а суета не прекращается. Также беспокоит меня ужасно предстоящее Сашино разрешение, так как последний ребенок у нее родился несовсем благополучно, преждевременно, но теперь, слава богу, этот детенышек, по имени Адя (Адам), такой миленький, такой умненький, что всех забавляет, Саша с мужем в Москве, в моем доме, а дети ее здесь у меня.

Очень мне жаль, дорогой мой, что Вы откладываете исполнение Вашего проекта на приобретение именьица. Мне так хотелось, чтобы Вы устроились, но всё же на это надежда не потеряна.

С бюджетною суммою я поступлю, как Вы приказываете, только прошу Вас, дорогой мой, сообщить мне, когда Вы будете в Москве, чтобы не пропустить этого удобного времени. Что здоровье Модеста Ильича? Прошла ли его лихорадка? От души желаю ему поправиться в деревне.

У нас такие дожди, что просто приводят в отчаяние, и из Belair мне пишут, что также дожди не дают убирать сено. Хотя Belair гораздо красивее Плещеева, но мне в Плещееве еще приятнее, чем в Belair, конечно, потому, что здесь всё свое, родное.

Как это ужасно, что Вы были так больны, дорогой мой, должно быть, Вы сильно простудились; сохрани Вас господь и пошли Вам полное выздоровление.

Моя Соня очень привязалась к своему жениху и теперь пока очень счастлива и весела. Мне ее жених также понравился. Он кажется серьезным, рассудительным молодым человеком, что очень полезно для Сони, потому что она очень жива и при этом бесконечно наивна, непрактична и неопытна. Мы хотели бы сделать свадьбу 1 июля, но это зависит от Сашиного разрешения. Мой будущий зять недавно был в Петербурге, где видел Веру Львовну, и говорил, что она очень похудела. Бедненькая, ей так много приходится быть без мужа, она скучает, конечно, и потому худеет. Кстати об них: по просьбе моего Коли я распорядилась, чтобы Николая Александровича Римского-Корсакова выбрали кандидатом в Моршанское правление с жалованьем три тысячи рублей в год и с тем, что он будет исполнять поручения Правления в Петербурге; конечно, эти занятия не будут обременительны для него, потому что там совсем нечего делать. Моя парочка, — Коля и Анна уехали в Киев. Анна такая славная, милая, я всё больше и больше люблю ее, и вообще я любуюсь и радуюсь на эту парочку; пошли им, господи, прочное и неизменное счастие.

До свидания, дорогой мой, милый друг. Будьте здоровы и не забывайте беспредельно любящую Вас

Н. ф.-Мекк.

Как Вы скоро работаете, дорогой мой; это просто поразительно каждый раз, когда это видишь, — теперь уже кончили сюиту!

Гранкино,

16 июня [1884 г.]

Милый, дорогой друг!

Мне чрезвычайно неприятно было узнать из Вашего письма об огорчениях и разочарованиях, Вами испытанных, и об расстройстве и утомлении, причиненном Вам неприятностями этими. Я вообще заметил, что Вам за границей живется покойнее, и, признаюсь, столько же всегда радуюсь, когда Вы туда едете, сколько сокрушаюсь и боюсь за Вас, когда Вы возвращаетесь в Россию. Дай бог, чтобы роды Александры Карловны прошли благополучно, чтобы Вы могли поскорее устроить свадьбу Софьи Карловны, чтобы затем Вы отдохнули и снова уехали в свой уголок на чужбине.