Russie, gouvernement Kieff, Smela, Каменка.

Каменка,

30 сентября 1879 г.

Милый и дорогой Друг!

Прежде всего отвечу Вам на Ваши мысли по поводу Коли и Таси. Мне кажется, что ни в каком случае не следует ни тому, ни другой знать о наших планах. Тасе нельзя дать понять, что для нее предназначается мужем Коля, потому что, будучи совершенным ребенком, она вообразит себе, что учиться нечего. Мечты о предстоящем счастии (она с самых ранних лет мечтает о муже и детях) могут отвлечь ее и без того рассеянную головку от уроков и занятий, могут внушить ей высокое о себе мнение, ну, словом, сбить с толку. Но еще менее я нахожу возможным указать теперь Коле на Тасю как на будущую его жену. Не забудьте, милый друг, что в шестнадцатилетнем юноше и притом таком развитом, как Коля, уже наверное пробудились инстинкты мужчины, что несложившаяся, некрасивая, ребячески наивная девочка не может теперь ему нравиться, что юношам, только что вышедшим из отроческого возраста, по большей части брак представляется скучной обузой, и поэтому юн даже может проникнуться невольной антипатией к девочке, которая будет ему предназначена в супруги. Вообще чувство, которое может впоследствии связать Колю и Тасю, если суждено осуществиться нашему проекту, должно вырасти совершенно свободно, не иметь характера обязательности. Нет никакого сомнения, что из любви к Вам Коля поступит согласно Вашему желанию, но что может выйти хорошего из брака, который устроился только в угоду нежно любимой матери? Что, если указанная ему Вами подруга жизни не будет для него представлять ничего, кроме Вашей избранницы? Могут ли. быть прочны подобные супружеские сочетания?

Между тем я не сомневаюсь в том, что из Таси должна выйти чудесная и обаятельно симпатичная девушка. Я уверен, что она будет одарена способностью внушать действительную любовь и что она впоследствии будет достойна Вашего сына. Только тогда, когда, сделавшись женщиной и перестав быть ребенком, она сумеет возбудить в Коле живое чувство симпатии, только тогда, мне кажется, можно будет открыть ему и ей, что соединение их составляло предмет давнишних желаний и надежд их родителей.

Я говорил сегодня с сестрой и зятем о задуманных нами планах. Нужно ли говорить Вам, что осуществление этих планов представляется им величайшим счастием. Они знают, как я чту Вас, они давно всей душой Вас любят, и Ваш сын не может не быть для них желанным зятем.

Вот что я предлагаю Вам, милый друг мой. Зимой сестра с дочерьми и с мужем будет жить в Петербурге. Они были бы донельзя рады, если б Коля и Саша познакомились с ними. Для этого не нужно никакого предлога, никакого искусственно придуманного повода. Пусть Коля и Саша в одно прекрасное утро побывают у сестры, адрес которой я впоследствии сообщу Вам. Я почти уверен, что общество сестры и ее семейства не будет неприятно для Ваших сыновей; я уверен, что в течение нескольких месяцев знакомство это обратится в короткое и интимное. Коля будет встречаться с Тасей... и мало-помалу будет созревать желанное нами соединение. Но ни в каком случае ни тому, ни другому из двух будущих супругов не следует открывать замышляемое их соединение. Пусть все это. сделается само собой, а я уверен, что это сделается. Вот, дорогой, милый друг, откровенно изложенные мною-мысли касательно этого предмета.

Касательно исполнения у Colonn'a нашей симфонии прежде всего позвольте поблагодарить Вас, мой бесконечно добрый друг, за Ваши заботы о моей славе. Мне, конечно, очень. было бы приятно, чтобы Colonne сыграл мою симфонию, хотя я почти заранее уверен в неуспехе ее у французской публики. Но я решительно не предвижу, что может ответить Вам Colonne. Дело в том, что попасть на программу в его концерты вообще-считается большой честью и что есть множество местных парижских композиторов, тщетно добивающихся этой чести. Очень может быть, что Colonne будет затрудняться принять в программу целую новую симфонию иностранного автора. С его стороны уже и то большое гражданское мужество, что он решился исполнить мою “Буpю”, которая всего из одной части. Имеет ли для него значение то обстоятельство, что Вы предложите ему за это деньги? Решительно не знаю. Во всяком случае, дорогой друг, если Вы решитесь обратиться к Golonn'y, я предупреждаю Вас, чтобы Вы не удивлялись, если он учтивым образом отклонит Ваше предложение.

А я еще раз благодарю Вас!

Надеюсь, что письмо мое из Гранкина дошло до Вас. Я остался у Модеста четверо суток, и вместе приехали сюда. Коля тоже вместе с нами. Какие успехи делает этот мальчик! Я не могу достаточно надивиться его уму и феноменальной памяти. Вообще у меня сохранилось к нему самое горячее чувство симпатии. Я с величайшим удовольствием увиделся со всеми каменскими. Сестра здорова, но ей прибавилась новая забота. Может быть, Вы помните, друг мой, что два года тому назад, когда я был в Сан-Ремо, у нас умерла старшая сестра Зинаида. Сестра эта была гораздо старше нас и от другой матери; жила она всегда далеко, в Сибири, так что я мало ее знал. После нее остались круглыми сиротами пятеро детей, из которых старшей теперь двадцать три года. Тотчас после смерти старшей сестры сестра Саша обратилась к двум племянницам с предложением поселиться у нее. Они отказались и поселились одни в Казани. Теперь вторая из племянниц оказалась такой взбалмошной и непорядочной, что старшая обратилась к сестре Саше с просьбой взять ее к себе на исправление, на что та, как и следовало ожидать, согласилась. Я нашел их вчера здесь. Странное чувство испытываешь при встрече с лицами, близкими по крови, но чуждыми по обстоятельствам жизни! Они не понравились мне, и, к стыду моему, я не могу победить в себе в отношении их чувство некоторой враждебности. До сих пор они упорно не хотели поддаваться на авансы, которые делала им сестра Саша, чтобы сблизиться с ними. А теперь, когда пришлось плохо, и вторая из них чуть не погибла от недостатка материнского присмотра, старшая привезла ее сюда, сбыла с рук моей бедной, истомленной от забот сестре и уезжает совершенно довольная, что освободилась от тяжелой обузы. Мне до боли жаль бедной сестры моей!

Я проживу здесь месяц и в начале ноября отправлюсь в обетованную землю. Неаполь! Как сладко думать об этом.

Будьте здоровы, милый, добрый друг мой!

Ваш П. Чайковский.

Мюнхен,

1 октября 1879 г.

Милый, дорогой, несравненный друг! Хочу воспользоваться одною Свободною минутою, чтобы написать Вам несколько слов, но в комнате так холодно и перо так дурно, что боюсь, что Вы не разберете мое чистомаранье.

Остановились мы в Мюнхене на три дня, как Вам известно из моего маршрута....

Начало нашего путешествия соединено все с мелкими неприятностями: то вещи остаются в вагоне и не получаются уже обратно, то у меня зубы болят, то вчера у Юли пропало бриллиантовое кольцо, и при этом моя горничная, искавши его со свечкою, сделала пожар в Hetel'e, подожгла драпировку на окне, которая вся сгорела, ковер залили водою, тушивши пожар,-и вся что-нибудь да неприятное. Дай бог только, чтобы этим кончилось.

Все мои мысли, желания стремятся dahin, dahin, wo die Citronen bluhn-в Неаполь, в ноябрь, навстречу моему милому, безмерно любимому другу. Из Браилова я уехала вся полная впечатлением нашею симфониею. Я сыграла ее накануне отъезда вечером, для того чтобы унести с собою надолго эти дорогие звуки. Здесь я не играю, хотя стоит пианино в зале, но некогда....

Я надеюсь, мой милый, дорогой, в Париже получить от Вас весточку, я уже очень давно от Вас ничего не получала. В Браилове я все ждала, ждала письма еще из Петербурга, в ответ на мое второе, но так и не дождалась, а мне очень тяжело, когда я долго от Вас ничего не получаю и когда мне вкрадывается гадкая мысль в голову, что Вы меня забываете. Простите, милый, если я ошибаюсь, но мне что-то щемит на сердце, плакать хочется....