Вчера же приехал мой любимец Achille Debussy, и я ему очень рада. Теперь я буду много слушать музыки, и он, кроме того, оживляет весь дом. Это парижанин с головы до ног, типичный парижский gamin [уличный мальчишка], очень остроумен, отличный подражатель, презабавно и совершенно характерно представляет Gounod, Ambroise Thomas и проч., всегда в духе, всегда и всем доволен и смешит всю публику невообразимо; премилый характер.

На днях у меня была старшая моя дочь Лиза, которая за Иолшиным, с двумя премиленькими детьми, мальчиком и девочкой, и в особенности девочка - это совершенная куколка. Они живут в Петербурге и приехали в Москву на выставку. Вообразите, милый друг мой, что я до сих пор не была на выставке ; мне так некуда не хочется из моего Плещеева, что вот я и не могла выбраться на выставку. Теперь мы, вероятно, только через неделю переедем в Москву, потому что в доме не всё готово, но адресовать всё-таки прошу Вас в Москву. До свидания, мой милый, бесценный друг. Будьте здоровы и веселы и не забывайте всем сердцем и горячо Вас. любящую

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Коля, Сашок, Юля, Соня и Милочка шлют Вам их задушевное уважение. Коля и Саша говорят о Вас с каким-то благоговением. У них лица принимают особенное выражение, когда они говорят или слушают о Вас.

Каменка,

28 августа 1882 г.

Милый, дорогой друг мой!

Получивши Ваше письмо, как всегда, до крайности меня обрадовавшее, я сказал Анне, что Коля желал бы войти с ней в переписку. В качестве еще очень молоденькой девушки, она не смеет решиться на это без позволения матери, к которой она об этом написала. Когда получится ответ сестры, я тотчас Вас о нем уведомлю. Я совершенно с Вами согласен, дорогая моя, в том, что корреспонденция эта, лишь бы только она не была настолько деятельна, чтобы отнимать у Коли время от его занятий, не заключает в себе ничего, кроме самого естественного собеседования двух хорошо знакомых между собой людей. Надеюсь, что и сестра взглянет на вопрос этот так же просто и прямо, как мы с Вами. Что касается чувств Анны к Коле, то, я уже писал Вам, милый друг, о том, что в горячности и прочности их я не сомневаюсь ни на минуту. Анна не из тех девушек, которые ничем другим, кроме сердечных дел, не занимаются, и, невидимому, конфиденций избегает; к тому же, она очень сдержанна и не позволяет, чтобы беспрепятственно проникали в тайники ее сердца. Поэтому хотя ни единого раза я не позволил себе адресовать ей вопрос: любит ли она Колю? - совсем прямо, хотя мне даже как-то неловко толковать с ней о наших планах, ввиду ее крайней молодости и двухгодичного срока, до которого сначала нужно дожить, чтобы иметь право беседовать об этом предмете, тем не менее, я знаю, что она горячо симпатизирует Коле и очень будет счастлива, если то, со чем мы теперь мечтаем, осуществится. Скажите, дорогая моя, Вашему чудному, милому, симпатичнейшему Коле, чтобы он был спокоен, не сомневался бы в сочувствии к нему Анны и продолжал бы верить в нее.

Как я рассеян! Вчера написал большое письмо Влад[иславу] Альберт[овичу] и адресовал его в Плещееве, тогда как Вы уже переехали в Москву! Надеюсь, что его вскорости перешлют в Москву. Пожалуйста, милый друг, скажите Влад[иславу] Альберт[овичу], чтобы он не огорчался на мою критику. Каждый начинающий автор должен пережить много горьких минут, вроде той, которую он испытает, прочтя мое письмо. Шуман восемь раз переделывал свою Первую симфонию по указанию Мендельсона, придирчиво критиковавшего ее.

Безмерно радуюсь, что хоть некоторое облегчение принес Вам массаж.

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Каменка,

1882 г. августа 31 - сентября 2. Каменка.

31 августа 1882 г.

Дорогая моя! Получил сегодня письмо Ваше и, судя по нескольким вопросам, в нем заключающимся, боюсь, что одно или два из моих писем к Вам пропали. Я Вам, кажется, на другой день по приезде сюда писал о всех каменских, об Анне в особенности. Очень жаль, если письмо это пропало.

Сегодня утром пришло радостное известие, что Вера наша разрешилась от бремени дочкой, которую назвали Ириной. У меня отлегло от сердца. Как ни обыкновенен процесс рождения ребенка, а все-таки в последнее время перед родами всегда бывает страшно, а особенно, когда это первые роды. Вся Каменка сегодня утром предавалась ликованию по поводу радостного известия. В телеграмме сказано, что мать и ребенок совершенно здоровы. Слава богу! А Лев Вас[ильевич] где-то в дороге и не знает, что сделался дедом; вероятно, завтра он приедет, и можно себе представить, до чего этот нежнейший из отцов будет рад и счастлив. Один только человек решительно изъявил свое неудовольствие по поводу рождения моей внучатной племянницы, это Юрий. Он очень хотел, чтоб у него родился племянник, и был совершенно разочарован, когда узнал, что родилась девочка.

2 сентября.

Милый друг мой! Я не знаю, помните ли Вы (но я, наверное, Вам в свое время писал о том), что два года тому назад, приблизительно в это же время, я страдал особого рода головной болью, которая появлялась, как только я делал малейшее умственное напряжение. Дошло до того, что несколько дней я принужден был ровно ничего не делать и только с помощью шпанской мушки и отдыха отделался от этой боли. Теперь я боюсь, чтоб у меня не началось то же самое; хотя не в столь сильной степени (тогда я до сумасшествия страдал), но голова начинает побаливать. Произошло это оттого, что я слишком много работал, торопясь и всё недоделанное в опере окончить, и еще кое-какие маленькие сочиненьица написать (о коих меня просил Юргенсон) , да к тому же случилось так, что у меня всё это время была очень сложная переписка, между прочим, с одним господином, взвалившим на меня помещение одной ученицы в консерваторию. По этому поводу произошло странное недоразумение, о котором я когда-нибудь Вам расскажу и которое повлекло за собой бессчетное количество писем и к нему и ко всем начальствующим лицам консерватории. Теперь, чтобы дать себе отдых, я хочу несколько дней как можно меньше дела делать и вовсе воздержаться от писем. Вот почему на милейшее письмо Вашего сына Саши, полученное мною сегодня утром и требующее обстоятельного ответа, я не буду отвечать тотчас, а лишь через неделю. Потрудитесь, дорогая моя, сообщить ему об этом и вместе с тем передать ему живейшую благодарность за то, что он написал мне это чудесное письмо.

Мы теряемся в догадках насчет Льва Вас[ильевича] и Тани. В последнем письме он сообщает, что 29-го выезжает из Москвы, а между тем, до сих пор нет ни его, ни известий о нем. Я даже начинаю беспокоиться.

Поручение Ваше касательно портретов племянниц я исполнил и вчера выслал Вам страховым письмом карточки Тани, Анны, Юрия, а также Мити и Володи.

От г-жи Кондратьевой до сих пор не имею ответа на мои вопросы о докторе Мецгере.

Как мне жаль бедного Колю! Могу себе представить, какое чувство осиротелости он испытывает без своего брата. Будьте здоровы, дорогая, добрая, милая!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Плещеево,

3 сентября 1882 г.

Милый, бесценный друг! Вчера получила Ваше дорогое письмо и, как всегда, должна благодарить Вас глубоко, бесконечно. Вы всегда Вашим чутким, нежным сердцем поймете всё и отнесетесь ко всему с светлым, теплым взглядом, не подчиняющимся никаким рутинам и никаким расчетам. Я говорю по поводу переписки Коли с Анною, и при этом же случае я хочу несколько пространнее поговорить с Вами, мой единственный друг, о пашем проекте и моем отношении к нему, потому что мне надо знать, так ли же относится к этому делу и Александра Ильинична, или, быть может, она найдет его слишком рыцарским, средневековым. Я отношусь к нашему проекту так, что если я избрала будущую подругу для своего сына, то, если надо было бы ждать не два года, а пять лег, я бы не стала уже высматривать другой невесты для него и ни единого раза не допустила бы до себя и мысли, что если явится что-нибудь более, как бы это выразиться, блестящее, соблазнительное, то можно направить сына и туда, - о нет, - я не только буду говорить ему, чтобы он оставался верным своему чувству, но я буду оберегать его от всякого соблазна, отдалять возможность изменить своему чувству, а с другой стороны, буду делать всё, чтобы дать возможность развиться и окрепнуть чувству его к той девушке, которую я же избрала для него, а к этому служат свидания, переписка, сближение, и, повторяю, я делала бы все это, если бы надо было ждать и пять лет, а не короткие два года, которые промелькнут, как два месяца. Вот мое отношение к данному предмету, дорогой мой. Я готова согласиться, что оно не практично, но это - мое понятие. Я не ищу для своего сына ни блеска, ни удовлетворения тщеславия, напротив, когда год назад я увидела, что он может жениться на девушке, штемпелеванной аристократке, княжне, со связями, с положением, я сейчас же старалась его отвлечь оттуда, хотя это семейство превосходное, но среду эту я не считаю обеспечивающей семейное счастье. А я для него ищу возможного счастья в браке, поэтому, раз выбравши для него подругу, я уже не буду смущаться никакими соображениями, а буду твердою рукою вести свое дело к заданной цели. Если при всех моих стараниях это всё-таки не удастся, я пожалею, но не упрекну себя ни в чем. Теперь, мой дорогой, я опять обращаюсь к Вашей драгоценной для меня дружбе; я уверена, что Вы всё понимаете, что я чувствую и как чувствую, и что мои заветные интересы и чувства Вы всегда побережете и оградите от всякого горя. Я прошу Вас убедительно сделать наблюдение, как относится Александра Ильинична к предмету, о котором я только что говорила. Ведь Вы понимаете, дорогой мой, что мне это надо знать, потому что я в этом случае как будто ответственна за спокойствие и благосостояние моего сына, и мне надо знать, как его напpавлять в этом случае, может ли он относиться к данному предмету как к чему-то прочному и неуклонному, насколько это в человеческих силах заключается, или это есть вещь совсем фражильная (fragile) [хрупкая, ломкая], подвергнутая многим обстоятельствам. Вы, конечно, дорогой друг мой, не будете спрашивать прямо Александру Ильиничну об этом, потому что прямой вопрос возбуждает страх, как будто обязательства, тогда как никто из нас, понятно, не может обязаться ни на что: для каждого человека могут быть обязательны известные действия, но никогда не результаты их или последствия. И то, что Вы узнаете о мнении Александры Ильиничны в данном случае, не откажите, мой бесценный, сообщить мне с полною откровенностью.