Ваш П. Чайковский.

Я уезжаю в субботу. Решил остаться лишний денек. Так жаль покидать Италию!

1882 г. марта 20. Флоренция.

[Начало не сохранилось] обедню, и невысокоумные головы наших высокопоставленных лиц придумали для отказа такой мотив, что как же слушатели будут сидеть во время обедни??!!! Бедное наше отечество!

Вообразите, милый друг, что моя Саша также поселилась в Hotel Washington. Ее муж, по приезде, был в тринадцати гостиницах и нигде не нашел свободных комнат. Впрочем, в Hotel de la Paix была одна комната в 25 fr., но это слишком дорого. Саша мне говорила вчера, что встретила Вас на лестнице и узнала, хотя видела, как она говорит, лет пятнадцать назад, но я не знаю, верна ли ее хронология.

Мне ужасно хочется купить имение. Это бесприютное положение, да еще и на старости лет, очень тяжело; мне хочется домой, а дома у меня нет. Сегодня вы уезжаете, и скоро мне предстоит и другое горе. Саша моя уедет, мне очень тяжело с нею расстаться. Желаю Вам от души, милый друг мой, вполне хорошего здоровья, счастливого пути, радостного свидания с родными и всего, всего хорошего. Поздравляю Вас с наступающим праздником и искренно желаю провести его наилучшим образом. Всем сердцем безгранично любящая Вас

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Все мои барышни шлют Вам поклоны и самые искренние пожелания всего хорошего. Прошу Вас, милый друг, передать мой искренний привет Модесту Ильичу.

Сейчас прочла в газетах заметку, которую и посылаю Вам, милый друг мой. Вероятно, в этом концерте позже и был мой Сашок.

Флоренция,

20 марта [1882 г.]

Дорогой друг! Пишу Вам лишь несколько слов, чтобы сказать, что, уезжая сегодня из Италии, я не могу удержаться, чтоб не поблагодарить Вас, дорогая моя, за всё, чем я Вам обязан. Эти четыре месяца, проведенные мною в Италии, оставят во мне чрезвычайно приятные воспоминания. Я отдохнул, чувствую себя бодрым и сильным физически и морально! Еду с грустью. Ничего особенно веселого не предстоит мне в России; свадьба брата и сопряженная с ней суета пугают меня.

Затем еду опять на лето и на часть осени в Каменку, куда и прошу Вас адресовать мне письма, если больная рука позволит Вам писать. Ради бога, милый друг, берегите свою руку.

Будьте здоровы, дорогой, милый, бесконечно дорогой друг.

Благодарю Вас!

Ваш П. Чайковский.

Вена,

22 марта 1882 г.

Дорогая моя! Я очень необстоятельно ответил в день отъезда на письмо Ваше. Во-первых, не поблагодарил Вас за поклон, посылаемый Вашими барышнями, во-вторых, кажется, не дал Вам точного ответа на вопрос Ваш, что предполагаю теперь делать. Итак, милый друг мой, потрудитесь передать Юлье Карловне и младшим барышням благодарность за память обо мне. Во-вторых, скажите, пожалуйста, им, что я оттого не послал им в свое время моих римских карточек, что ненавижу эту неудавшуюся фотографию, на которой, по словам Модеста, я имею хищное выражение лица. Думаю сняться в Москве и, если на этот раз снимусь удачнее, тотчас же Вам и им пришлю свои изображения.

На вопрос о моих планах скажу следующее.

В Москве пробуду недели две и оттуда еду в Каменку, куда всё семейство переезжает тотчас после пасхи. Заранее знаю, что в Каменке уже мне не будет так хорошо, как прежде. Дело в том, что племянница хуже, чем когда-либо, отравляет себя морфином, а своих родителей и всех живущих с ней - своими болезненными припадками, ежедневно повторяющимися вследствие морфина. Эта несчастная девушка как будто для того только и живет на (свете, чтобы и себя и других терзать. Уже давно отлетел от дома сестры и зятя тот дух идеального семейного мира и счастия, который в нем прежде находился постоянно и делал пребывание мое в нем счастливым и приятным. Заранее знаю, что мне там будет невесело и горько, но я так их всех люблю, а с другой стороны, и они так все меня любят и дорожат моим пребыванием, что не могу не водвориться у них по-прежнему на всё лето и часть осени. Если б я этого не сделал, то причинил бы всему семейству величайшее огорчение.

Я доехал сюда благополучно, но, должно быть, от недостатка движения всё время страдал и еще теперь страдаю сильной головной болью.

Дорогая, бесценная! Да благословит Вас бог.

Беспредельно Вас любящий

П. Чайковский.

Потрудитесь передать поклоны и сердечные приветствия всем Вашим.

Москва,

31 марта [1882 г.]

Дорогой друг! Прошу Вас простить меня, если после пятидневного пребывания в Москве я только сегодня собрался написать Вам. Всё хотелось найти свободный часочек, чтобы отвести душу, в беседе с Вами, но я попал здесь в такой круговорот суетливой, хотя и совершенно праздной жизни, что некогда и с мыслями собраться. Это объясняется тем, что родство у невесты моего брата огромное, и все хотят, чтобы я у них бывал. Ежедневно я приглашаем на завтраки, обеды, вечера. Отказывать нет возможности, и вот я суетливо сную по Москве из одного дома в другой, терпеливо перенося эту адскую жизнь, ибо она будет продолжаться недолго, так как свадьба состоится 4 апреля. Состояние духа моего ужасное. Всё это утомляет, раздражает меня до крайней степени, но что делать! Приходится терпеть. Впрочем, я должен сказать, что круг людей, в который я попал, в сущности, довольно симпатичен. Семейство Коншиных и все их многочисленные родные, принадлежащие к классу богатого купечества, - люди очень почтенные, образованные, порядочные. Но, к несчастию, их ужасно много, и мне после пятимесячного житья в Италии, где мне было так хорошо, свободно и покойно, трудно переносить многолюдное общество. Невеста брата, девушка очень милая, держит себя чрезвычайно просто. Будучи от природы молчалива, не старается пересилить себя и вследствие этого говорит всегда искренно, просто; с братом обращается чрезвычайно нежно и заботливо, из чего я заключаю, что это натура очень тонкая. Она уже теперь поняла совершенно натуру Анатолия; она знает уже, что прежде всего это человек, требующий ласки, нежной заботливости о нем. Он, по-видимому, совершенно счастлив.

Завтра начнут съезжаться мои родные. Приедет и сестра с Таней, и Лев Вас[ильевич], и старший брат Николай.

Милый, дорогой друг! Хотелось бы мне знать, что Вы теперь делаете. Скоро ли соберетесь уехать из Флоренции, здоровы ли Вы? Потрудитесь, начиная с следующего письма, адресовать мне уже не в Москву, а в Каменку.

Об Италии я вспоминаю как об очаровательном сновидении. Многое, многое хотелось бы мне сказать Вам по поводу болезненных ощущений, испытываемых мною по отношению нашего отечества. Но лучше скажу это, когда буду покойнее и свободнее. Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

Москва,

1882 г. апреля 3 - 5. Москва.

3 апреля.

Дорогой, милый, бесценный друг! Хочу Сказать Вам слова два о впечатлении, произведенном милыми сыновьями Вашими на сестру и всё ее семейство. Вчера приехали сюда Лев Вас[ильевич], сестра и старшие племянницы Таня и Анна. Весь вечер провел Я с ними, много говорили про Колю и Сашу, и мне хочется передать Вам сущность того, что говорилось. Сыновья Ваши совершенно очаровали их всех. Подобно тому, как Саша в письме к Вам очень верно отметил черты каждого члена семейства сестры, подобно тому и они со своей стороны очень тонко определяют характеристические черты сыновей Ваших. Как и следовало ожидать, каждый из них нравится по-своему. Коля со своей цельной, живой, горячей натурой успел сразу внушить им всем больше теплой симпатии, чем Саша, но зато все заинтересованы этим последним и понимают, что он не такой человек, качества которого открываются сразу. Дружба обоих братьев производит самое милое впечатление. Сестра говорит, что, по ее наблюдениям, Коля как бы признает нечто вроде умственного превосходства брата и подчиняется его авторитету, когда дело идет о книгах, об искусстве, вообще о. серьезных материях. Лев Васильевич шутя говорит, что эти мальчики были бы совершенством, если бы не так много музыканили. Он находит, что это единственный их недостаток. Меня более всего радует, что Коля и Саша в три-четыре дня успели сделаться для всех них людьми близкими и дорогими. Спросил я Анну, как ей нравится Коля и хотела ли бы она, чтобы он впоследствии сделался ее мужем. Она отвечала, нимало не запинаясь, что очень бы хотела и готова ждать окончания его курса с терпением, хотя и предпочла бы, чтобы это случилось скорее. Теперь Анна собирается ехать гостить в Петербург к кузине моей, гр. Литке. Позволите ли Вы Коле бывать в доме моей кузины и видеться с Анной? Заранее знаю, дорогая моя, что Вы на это согласитесь, но боюсь только, что если в Коле заронилась искра серьезного чувства к Анне, то как бы эти посещения не помешали его занятиям!