Я покамест еще не принялся за работу и только собираю кое-какие материалы для будущего симфонического сочинения, форма которого еще не определилась. Быть может, это будет симфония, а быть может опять сюита. Последняя форма с некоторых пор сделалась для меня особенно симпатична вследствие свободы, которую она предоставляет автору не стесняться никакими традициями, условными приемами и установившимися правилами. Жаль только, что нет русского слова, способного заменить слово сюита, скверно звучащее по-русски. Я много думал насчет этого и ничего не мог приискать.

Несмотря на скверную погоду, я наслаждаюсь деревенской тишиной и свободой и содрогаюсь от ужаса при воспоминании о всём испытанном мною в минувшие месяцы.

Вы несовсем справедливы к Антону Рубинштейну, дорогой друг. Правда, что он в течение длинного ряда годов нигде и никогда не играл никаких моих сочинений, но с некоторых пор он повсюду играет четыре из шести фортепианных пьес, когда-то мною написанных и ему посвященных. Правда, что эти пьесы, как нарочно, не из самых лучших. В Париже, в мою бытность там в марте, на первом из двух своих концертов он играл эти четыре пьесы.

От племянницы Тани всё нехорошие вести. Зато Коля и Анна всех радуют и приводят в восторг своим счастливым видом и трогательной взаимной любовью. Сестру ожидают, здесь в конце этой недели; она везет с собой Володю, который так слаб и нервен, что она решилась взять его до экзаменов, дабы он хорошенько отдохнул.

19 апреля.

Наконец наступило подобие весны, хотя далеко еще не так тепло, как бы следовало для этого времени. А я покамест успел простудиться, и вот уж второй день нездоров; хотя и очень легко, но все же пришлось уплатить дань несносному каменскому ветру. Лев Васильевич уехал на ярмарку в Елисаветград, и я остался один в доме, а обедать хожу к старушке Александре Ивановне Давыдовой. Не нарадуешься, когда смотришь на эту восьмидесятилетнюю старушку, бодрую, живую, полную сил. Память ее необыкновенно свежа, и рассказы о старине так и льются, а в молодости своей она здесь видела много интересных исторических людей. Не далее, как сегодня, она мне подробно рассказывала про жизнь Пушкина в Каменке. Судя по ее рассказам, Каменка в то время была большим, великолепным барским имением, с усадьбой на большую ногу; жили широко, по тогдашнему обычаю, с оркестром, певчими и т. д. Никаких следов от всего этого не осталось. Тем не менее, если что скрашивает безотрадно скучную и лишенную всяких прелестей Каменку, так это именно исторический интерес ее прошлого.

В последние дни форма моего будущего симфонического сочинения определилась: это будет сюита; я буду писать ее не торопясь, чтобы вышло нечто, особенно удачное.

Будьте здоровы, дорогой, бесценный друг! Наслаждайтесь привольной жизнью в Вашем милом Belair (который я надеюсь рано или поздно посетить), укрепляйтесь, отдыхайте душевно и телесно. Всем Вашим шлю сердечный привет.

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Что нового работает Влад[ислав] Альбертович?

Belair,

26 апреля 1884 г.

Милый, несравненный друг мой! Вчера вечером Сашок мне сказал, что это был день Вашего рожденья. Если это верно, то примите мое задушевное поздравление и самое горячее желание Вам долгих, долгих дней, здоровья, спокойствия и всего возможного благополучия. От души желаю, чтобы Вы как можно :скорее устроились в своем уютном, тепленьком уголке. Я была бы в совершенном упоении от своего пребывания в своем Belair, если [бы] не холод, приводящий меня в изнеможение и отчаяние. Обыкновенно люди от жара приходят в изнеможение, а я — от холода. По ночам температура опускается до четырех градусов тепла, днем — то солнце, то дождь, а все эти дни и то и другое вместе; ужасно, бесчеловечно! Я не могу и в Россию вернуться из-за холода. У нас всё зелено, сирени цветут в развал, соловьи поют чудесно, а тепла всё-таки нет.

Лето я не могу провести в Belair, как Вы мне это советуете, дорогой мой, потому что это единственное время, в которое я могу повидаться с своими детьми, так как зимою для меня закрыт доступ в Россию. А как тяжело такое изгнание, Вы себе и представить не можете, друг мой, я отдала бы половину жизни за то, чтобы другую половину иметь возможность жить в своем отечестве. Как бы ни устраивать здесь своего дома, я всё-таки чувствую себя вполне дома только в России; зачем у нас такой климат невозможный.

Промучившись всю эту зиму с учителями для Макса, я увидела окончательно, что домашнее образование для мальчика не доведет его ни до какой цели, невозможно согласовать требований серьезного и солидного занятия известным курсом наук с житейскими требованиями других членов семьи, — хотя бы, например, необходимость менять местожительство для моего здоровья чрезвычайно вредна для занятий Макса: потеря времени в переездах, переменные учителя и проч., и проч. не дадут ему никогда дойти до желаемого экзамена; поэтому я решила опять его вернуть в Училище правоведения. Мне очень печально, что мое желание иметь хотя одного сына инженера не может осуществиться, но что делать, лбом стену не прошибешь.

Вероятно, Александра Ильинична теперь уже вернулась в Каменку? Как ее здоровье? Сохрани ее господь для блага стольких любящих ее. Моя Соня гостит теперь в Гурьеве у Саши Беннигсен. Она весела и довольна своею участью. А. А. Римский-Корсаков был почти все время там же, теперь, должно быть, уехал. Я очень желаю, чтобы он перешел в гвардию, о чем теперь и хлопочут.

Вы сокрушаетесь, дорогой мой, что так давно ничего не писали, то не торопитесь, отдохните, ведь Вы же только что кончили большую работу по переделке “Мазепы”; я так боюсь за Ваше здоровье. Меня опять мучил ревматизм в руке, так что я несколько дней не могла шевелить рукою; теперь прошло, но всё поламывает от холода.

Я предполагаю уехать отсюда около 15 мая, но не знаю, как холод прекратится, а до того нельзя ехать в Россию. С нетерпением жду Вашей фотографии, дорогой мой, и благодарю от всего сердца за обещание прислать от обоих сеансов. Будьте здоровы, мой милый, бесценный друг. Всем сердцем неизменно Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Каменка,

24 апреля.

1884 г. апреля 24 — 27. Каменка.

Милый, дорогой друг!

Каменка наша оживилась; наши петербургские жители третьего дня приехали. И странное дело, все в сборе, а чувствуется какая-то пустота. Я объясняю себе это тем, что нет трех старших дочерей. Они все три, не исключая и Тани, отрезанные ломти, тем не менее, никак не привыкнешь к их отсутствию, и всё кажется, что еще кого-то нужно ждать, чтобы всё было по-прежнему. В семейной жизни одна из главных прелестей, чтобы были молодые девушки; они своей девственной прелестью и чистотой удивительно скрашивают будничную семейную обстановку, и без них, как велико бы ни было благополучие, недостает самого теплого элемента счастливой семейной жизни. Конечно, нельзя жалеть об отсутствии Тани, ибо она уже давно, кроме горестей, ничего не приносит семье, но было время, когда и она своей красотой, умом и талантливостью радовала и услаждала. А уж об Вере и Анне и говорить нечего; отсутствие их очень, очень чувствительно. Что касается Таси, то я ужасно боюсь за эту девочку, опасаясь, чтобы она не сделалась подобием своей старшей сестры.

27 апреля.

Я начал новое сочинение в форме сюиты. Форма эта мне чрезвычайно симпатична, так как нисколько не стесняет и не требует подчинения каким-ли[бо] традициям и правилам. Сюита эта будет из пяти частей, из коих последняя — вариации.

Засуха продолжается; растительность подвинулась весьма слабо, а на свекловичных плантациях, где были отличные всходы, теперь свирепствуют серые жуки, этот бич здешнего хозяйства. Если засуха продолжится, урожай будет очень плохой. Лев Васильевич уехал смотреть имение, если не ошибаюсь, для Коли (Вашего сына). Брат Анатолий тоже мечтает о покупке имения и именно в здешней местности. Охотно верю, что это — хорошее помещение капитала, но, с точки зрения приятности жизни, никому не посоветовал бы выбирать Киевскую губернию для приобретения недвижимого имения; разве только на берегу Днепра можно найти хорошенькие уголки.