Как мне жаль, что Вы хворали в Браилове, мой милый друг; а Monsieur Алеша достойно наказан, как непослушный ребенок; в мае еще очень опасно купаться.

Я хотела Вам написать несколько слов и не заметила, как написала три листка.

До свидания, дай бог, чтобы до скорого. Жду с нетерпением Вашего ответа, мой дорогой, несравненный друг. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

Каменка,

16 мая 1879 г.

Насколько приятно проводить время в Вашем милом Браилове, дорогой друг мой, настолько же неприятно путешествие оттуда сюда, и наоборот. Это оттого, что нужно полтора часа сидеть в Казатине и переходить там в другой вагон и затем шесть часов в Фастове! Это сиденье в грязном, полном жидами вокзале в высшей степени противно. В довершение неприятности случилось, что на этот раз шел дождь, так что нельзя было, по крайней мере, пользоваться чистым воздухом. Зато я был вознагражден тем, что в течение двадцати минут стоял рядом с Вами, когда пришел киевский поезд. Я тотчас же узнал Ваш вагон по буквам Л. Р. [Либаво-Роменская [жел. дорога]] и по тому, что все занавески были спущены. Вы, вероятно, уже спали в это время. Я надеялся, что из вагона выйдет Пахульский, с которым мне очень приятно было бы увидеться и узнать от него о Вашем здоровье, но он, вероятно, тоже уже спал. После Вашего отъезда пришлось еще около часу ждать. Дождь лил и наводил уныние. Но когда я проснулся станции за четыре от Каменки, то наступило уже чудное, ясное и безветреное утро. Приехавши домой, узнал, что у нас не все благополучно. У маленького Юрия была сильнейшая гастрическая лихорадка. Сестра имела вид опять усталый и изнуренный. Теперь и Юрий уже выздоравливает, и она оправляется. В мое отсутствие перепадали частые дожди, и цветы в садике, в насаждении которых и я принимал участие, сделали огромные успехи. Но, увы! сирени отцвели, и ландышей больше нет! Некоторым утешением могут служить белые акации, которые теперь в полном цвету и упитывают воздух своим чудным ароматом. В хозяйстве здесь ужасное бедствие. Серые жучки, которые к Вам в Подольскую губернию еще не перебирались, здесь с каждым годом появляются в увеличивающейся пропорции, и в нынешнем году их до того много, что в канавках, вырытых около поля, их собирают лопатами. К счастью, теплые дни и частые дожди так. благоприятны для растительности, что, несмотря на изуродованные и почти целиком объеденные листья, бураки все-таки растут, но качество их от недостатка листьев сильно пострадает. Во многих местах пришлось делать пересев. Бедный Л[ев] Вас[ильевич] в большом горе. Обыкновенные меры против жучков, т. е. собирание их детьми, на этот раз не помогают, так как их слишком много.

Вчера я принялся за работу и хочу трудиться с большим рвением, дабы к осени партитура была вполне готова. Кто знает, может быть, удастся в нынешнюю же зиму добиться постановки! По крайней мере, Юргенсон намерен усиленно хлопотать об этом. Живо представляю себе то оживление, которое царит в браиловском доме. Если погода при Вашем въезде в Браилов была так же хороша, как здесь, то воображаю, как было приятно Вам, милый друг мой, увидеть дом Ваш и сад со столь роскошно цветущей в нем сиренью!

Еще раз благодарю Вас, Надежда Филаретовна, за чудные дни, проведенные в Браилове. Как я хорошо отдохнул у Вас! Как благотворно на меня всякий раз действует жизнь в Вашем доме! Спасибо Вам, друг мой. Дай бог, чтоб Вам было хорошо, чтоб Вы были здоровы и веселы.

Ваш П. Чайковский.

Если позволите, я буду Вам писать еженедельно раз. Я вообще хочу теперь .на время, пока кончу оперу, распределить свои занятия и между прочим переписку самым правильным образом. Я буду писать Вам каждую среду.

Кланяйтесь, милый друг, Ю[лье] К[арловне], Милочке, Пахульскому и вообще Браилову. Не знаю, писал ли я Вам в моем браиловском письме, что не могу достаточно нахвалиться ласковою услужливостью, которую, как всегда, оказывал мне Марсель.

Каменка,

17 мая.

1879 г. мая 17-18. Каменка.

Сегодня утром я послал к Вам письмо, милый друг мой, но тотчас после этого получил Ваше и спешу ответить Вам.

Относительно Симаков скажу Вам следующее. Конечно, Вы не сомневайтесь, друг мой, что, помимо крайней соблазнительности предлагаемого Вами, я ни за что на свете не хотел бы идти наперекор какому бы то ни было желанию Вашему. Я отлично знаю, что, приглашая меня в Симаки, Вы руководитесь желанием доставить мне возможность пожить и поработать при самой симпатичной для меня обстановке. Нужно ли говорить, как я ценю Ваши бесконечные заботы обо мне! Но не правда ли, что Вы не рассердитесь на меня, если я и теперь все-таки еще не решусь попросить Вас приказать приготовить мне помещение? Дело в том, что, если б я сейчас же сообщил моим сожителям намерение мое вскоре опять надолго уехать, я бы причинил им очень чувствительное огорчение, а мне этого крайне не хочется. Именно теперь, именно летом, мое присутствие здесь особенно ценится, и так как все рассчитывали на меня, то мой отъезд был бы неприятным сюрпризом для всего семейства. Я все жду, чтоб обстоятельства хорошенько разъяснились. Поедет ли сестра в Крым? Когда получит свой отпуск брат Анатолий, и как сделать, чтоб пробыть все свободное его время с ним, не отнимая его вместе с тем от Каменки? Все это до сих пор еще неизвестно. Откровенно Вам скажу, милый друг, что меня тревожит то обстоятельство, что я не вполне сообразуюсь с выраженным Вами желанием, не отвечая решительно на предложение Ваше. Знаю, что Вы не будете сердиться на меня, и все-таки мне нужно, чтобы Вы были так добры и сказали бы мне это, иначе я буду смущаться и беспокоиться. Еще я попрошу Вас разъяснить мне следующее. Все ли лето домик в Симаках будет свободен?

Боюсь, что если я теперь еще не могу указать времени, когда займу его, то этим стесняю Вас, и что Вы могли бы дать ему другое назначенье? Совсем отказаться от мысли пожить у Вас я теперь не в силах, а выбрать удобное время не могу до тех пор, пока не разъяснятся смущающие меня обстоятельства, и вот, чтобы примирить все это, мне хочется., чтобы Вы только сказали мне, что я свободен относительно выбора времени и что во всяком случае Вы не будете сетовать на меня!

18 мая.

Я не мог отправить вчера этого письма, так как Л[ев] В[асильевич] возвратился поздно, и я только сегодня мог получить разъяснение насчет Вашего хозяйственного вопроса. Впрочем, прямого ответа он дать не мог, так как расчет еще не выведен. Но вот сведения, которые могут заменить прямой ответ: расход производства на один принятый в завод берковец (принимается с поля в 12 пуд.) в 1877/78 г. составлял 1 р. 64 к., не считая цепы свекловицы, и при цене дров в 20 р. сажень. За известь платят 35 к., за кости 35 к. При тех же условиях у Бобринских расход да берковец составлял 1 р. 60 к.

До свиданья, милый друг.

Ваш П. Чайковский.

Браилов,

21 мая 1879 г.

Духов день.

Сегодня цветочный праздник, у меня на столе стоит великолепный букет ночных фиалок и распространяет аромат по всей комнате. Я не знаю, знаете ли Вы эти цветы, мой милый друг? Это белый -цветок на высоком стебле с чудным ароматом. Я не знаю его ботанического имени, но популярное его название есть ночная фиалка. Мой букет вчера собрали мне дети во Владимирском лесу, куда мы ездили пить чай. Везде, где мы гуляем, катаемся, пьем чай, я непрерывно думаю о Вас, мой дорогой, несравненный друг. Вообще Браилов служит между нами такою связью, как никакое другое место; здесь более, чем где-либо, я чувствую нашу духовную близость и наслаждаюсь ею несказанно. Комнаты, которые Вы занимаете, утверждены уже в звании спальни Петра Ильича и гостиной Петра Ильича. Деревья, под которыми мы оба пьем [чай] в Тартакском и Владимирском лесах, скамьи на скале, где мы оба сидим, те же соловьи, которых мы оба слушаем, все, все есть наше общее, все связывает нас, все делает нас еще ближе друг к другу. Боже мой, сколько в этом счастья!