Засим, попросив Вас передать почтительный поклон Юлье Карловне, поцелуй Милочке и дружеское приветствие Пахульскому, остаюсь горячо Вас любящий

П. Чайковский.

Пожалуйста, побывайте в Людавском лесу. Что за роскошь!

Браилов.

23 мая 1879 г.

8 часов утра.

Я так же, как и Вы, только что послала свое письме к Вам на Жмеринку, как par retour du courier [с обратной почтой] получила Ваше, мой милый, дорогой друг, и спешу написать Вам, чтобы относительно меня Вы были совершенно спокойны и не смущались ничем: домик в Симаках ни для кого и ни для чего другого не предназначается, и Вы совершенно свободны в выборе времени обитания в нем. Одно только обстоятельство относительно времени меня немножко смущает, это то, что если я поеду за границу, то это будет 1 августа, и потому, если Вы согласитесь погостить у меня в Симаках, то я бы, конечно, желала, чтобы это было за достаточно длинный срок до моего отъезда, т. е. чтобы это исполнилось между 1 июня и 1 августа, хотя повторяю при этом, что вопрос о заграничной поездке далеко не решенный, и я предпочитаю, чтобы она не состоялась. Поэтому опять-таки ничем форсировать для этого не надо....

Если Вы приедете в Симаки, мой милый друг, я пришлю Вам прочитать это сочинение Буша “Бисмарк и его люди за время войны с Франциею”. Это особенно интересно читать теперь, пока почти еще все герои книги находятся на жизненной арене, существуют и действуют еще.

До свидания, несравненный, дорогой мой. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

Каменка,

1879 г. мая 29-30. Каменка.

29 мая 1879 г.

Какое благодатное лето стоит в этом году! Оно одинаково благоприятно и для хозяйства и для прогулок. Жучки, которые одно время грозили серьезной опасностью для свекловицы, внезапно исчезли, и хотя во многих местах листья сильно попорчены, но это не мешает буракам расти превосходно.

Вообще урожай во всех отношениях будет превосходный. Пшеница великолепная, рожь тоже. По поводу хлеба мне хочется сказать Вам, милый друг, следующее. Я внимательно читал речи Бисмарка по случаю пошлины на хлеб, а также все, что писалось об этом предмете в газетах . Очень много говорят теперь о том значении, которое должна получить Либава •как порт, которому суждено вследствие пошлины заменить Кенигсберг и другие немецкие порты. Бисмарк толкует, что Либава не опасная соперница прусским торговым портам, так как в ней нет крупного купечества и соответственного капитала. Другие говорят, что его возражение неосновательно и что купцы и капиталы явятся. Но мне очень интересно знать, как Вы на это смотрите и имеет ли Ваша Либ[аво]-Ром[енская] дорога шансы вследствие нового порядка разбогатеть. Мне очень приятно было бы узнать от Вас, что Вы об этом думаете и как отразится, по Вашему мнению, боевая пошлина Бисмарка на Ваших частных делах. Как я желал бы, чтоб Бисмарк ошибался, чтоб Россия ничего не проиграла от его выдумки и чтоб ему же пришлось раскаяться в своих каверзах против русской торговли и промышленности! Я мало смыслю в этих делах, но мне кажется, что теперь следовало бы наложить самые тяжкие пошлины на немецкие товары. Я вообще протекционист, и с моей дилетантской точки зрения мне кажется, что мы только можем выиграть от самой строгой запретительной системы.

Дня четыре тому назад здесь появились тучи мошек, значительно отравляющие прогулки. Утверждают, что они исчезнут дней через пять-шесть и что это случается довольно часто, хотя и не каждый год. Когда мы сидим в лесу, приходится зажигать костер для защиты от этих назойливых насекомых.

Насчет Белой Церкви я могу сказать Вам самым положительным образом, что она не продается. По крайней мере, никто здесь об этом никогда не слышал. Граф Браницкий, которому она принадлежит, почти каждое лето сам живет в своем великолепном замке. Я и рад и не рад, что Вы не можете приобрести это имение. Разумеется, очень приятно было бы видеть в Ваших руках такое великолепное имение, притом близкое к Каменке, но мне жаль было бы Браилова, которое сделалось для меня чем-то родным и близким. Если б Вы приобрели Белую Церковь, то уж не стали бы, вероятно, жить в Браилове! Марсель говорил мне как-то, что Карл Федорович имел в виду когда-то соединить Мариенгай с садом. Вот это было бы крайне желательно, хотя, к сожалению, я понимаю, что план этот имеет много неудобств, и прежде всего это затруднило бы сообщения, так как пришлось бы уничтожить дорогу, идущую параллельно с парком.

Сегодня я окончил первое действие оперы. Партитура вышла объемистая. Какое наслаждение рассматривать свою уже вполне готовую партитуру! Для музыканта партитура не только коллекция разнообразных нот и пауз, а целая картина, среди которой ясно выделяются главные фигуры, побочные и второстепенные, и, наконец, фон. Для меня всякая оркестровая партитура- пе только предвкушение будущих удовольствий органов слуха, но и непосредственное наслаждение органов зрения. Поэтому я педантически соблюдаю чистоту в партитурах своих и не терплю в них поправок, помарок, чернильных пятен. Нужно мне будет непременно, когда-нибудь похвастать перед Вами, милый друг, моим нотным чистописанием, и я при первом удобном случае покажу Вам одну из своих партитур. Если, как я думаю, мне удастся побывать в Симаках, то непременно пошлю Вам посмотреть партитуру оперы.

30 мая.

На меня во время прогулки сегодня напало стадо мошек. Ничего подобного я еще не испытал в жизни. Целая черная туча их летала над моей головой, садилась в волоса, уши, глаза, нос и рот. Напрасно я курил три папиросы сряду, напрасно бежал, вертел платком и махал руками. Это было что-то ужасное. Целые сотни их остались у меня в волосах, на шее, на спине. Наконец я должен был спрятаться в пшеницу и укрыться с головой до тех пор, пока они, наконец, не оставили меня. Говорят, что если случится сильный дождь, то они исчезнут. Я приговорен теперь для своих прогулок оставаться в пределах сада, который здесь имеет мало прелести, до тех пор, пока опасность от мошек минует.

Юргенсон пишет мне, что вел. кн. Константин Николаевич просил Рубинштейна дать ему случай прослушать “Евгения Онегина” и что Н[иколай] Г[ригорьевич] обещался устроить все представление 13 июня. Из этого следует, что всю бедную консерваторию, по крайней мере, тех, которые участвуют в исполнении оперы, задержат до 13 июня. Вероятно, и Данильченко не попадет к Вам раньше 15 июня. Сегодня я принялся за второе действие, но работал мало, так как мы ездили все в Вербовку. Как мне жаль, что мы живем не в Вербовке. Гам так тихо, воздух так чист, так пахнет деревней!

До свиданья, дорогой, милый, добрый друг! Дай бог Вам всяких благ и, главное, здоровья.

Ваш П. Чайковский.

Юлье Карловне сердечный поклон, Милочке поцелуй, а такте и ее новой кукле. Пахульскому дружеский поклон.

Браилов.

3 июня 1879 г.

Я давно Вам не писала, мой милый, несравненный друг, и случилось это потому, что это время я имела так много писанья по делу, что уже не в состоянии была писать для удовольствия. Благодарю Вас очень, очень за Ваши дорогие письма; я теперь с нетерпением жду субботы,-дня, когда они приходят. Я очень радуюсь, что Ваша работа с оркестровкою оперы идет так успешно, и очень было бы мне интересно видеть Вашу рукописную партитуру в ее нарядном виде. Ужасно мне хотелось бы получить ее визит из Симаков. Мы теперь очень часто ездим туда: то вечером чай [пить], то в двенадцать часов завтракать. Там очень мило, садик такой тенистый, с балкона вид очень далекий, комнаты низенькие, уютненькие, в саду есть беседка совсем закрытая -там-то мы и завтракаем. Аллеи такие тенистые, что когда там жила Саша, то мы забавлялись делать пробу храбрости, чтобы в черную южную ночь пройти одному по этим аллеям, конечно, в то время, когда вся публика еще в сборе и в доме зажжены огни, и эту пробу не все выдерживали. Приезжайте, мой милый. дорогой, там только и недостает Вашего присутствия, чтобы оживить и осветить это миленькое местечко.