На дворе теплеет. Уедете ли Вы завтра?

У меня к Вам просьба, милый друг. Мне бы хотелось оставить еще у себя воспоминания Пассек. Когда Вы мне их прислали, я прочел только вторую половину второго тома, и лишь вчера принялся за первый, который нахожу удивительно интересным. Не позволите ли мне эти книги оставить до России?

Концерт мой готов вчерне, и я им очень доволен, особенно второй частью Andante. Теперь примусь за переделку Второй симфонии, в которой нетронутой оставлю лишь только одну последнюю часть. С симфонией этой вышел следующий казус. Я отдал ее в 1872 г. Бес селю ив вознаграждение за его хлопоты по постановке “Опричника” не взял с него никакого гонорария, но было условлено, что он напечатает партитуру симфонии. В течение семи лет он меня обманывал и, постоянно утверждая, что партитура скоро будет готова, даже не приступал к гравировке. Я очень сердился,-но какую услугу он оказал мне своей недобросовестностью! Принявшись теперь за пересмотр симфонии, я нашел, что в ней рядом с удавшимися вещами имеются такие слабые части, что принял решение первую и третью части написать вновь, вторую переделать, а последнюю только сократить. Таким образом, если мне удастся поработать в Риме хорошо, у меня выйдет вместо незрелой и посредственной симфонии-хорошая. Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

4/16 декабря 1879 г.

Получил Ваше письмо и бесконечно благодарю Вас, мой милый друг, за все!

Сегодня мороз! В самом деле, на этот раз судьба неумолима к Вам! По крайней мере, можно надеяться, что поезд нигде не будет задержан снегом. Как я буду рад, когда узнаю, что Вы у себя в Браилове.

От всей души желаю Вам хорошо доехать, мой дорогой друг! Из Рима напишу Вам в Браилов, а Вашего письма буду ожидать уже из России. На всякий случай посылаю Вам адрес моего первоначального помещения в Риме: Via Babuino, Hotel de Russie.

Ваш П. Чайковский.

Еще раз благодарю Вас за все, за все!..

Париж,

4 декабря 1879 г.

Нашла минутку, чтобы написать Вам еще несколько прощальных слов, еще раз поблагодарить Вас, мой милый, обожаемый друг, за приезд в Париж и за всю доброту и деликатность, с которою Вы делаете мне величайшие удовольствия. Дай Вам бог хорошо доехать и как можно лучше устроиться за границею на зиму. А сегодня как нарочно сильный мороз. Я и приехала сюда больная и уезжаю такою же; вчера у меня ужасно болела голова и сегодня хотя лучше; но все еще не совсем хорошо. Я боюсь этого путешествия ужасно. Я столько времени воздуха и не Нюхала. В это время сделалось так холодно, зима установилась, так что я боюсь, как мне это обойдется. У меня все готово к отъезду, но я все еще не верю, чтобы мы сегодня уехали.

Прощайте еще раз, но до свидания, мой дорогой, безгранично любимый Петр Ильич. Будьте здоровы, веселы, спокойны, пошли Вам бог всего, всего хорошего. Не забывайте всею душою всегда и везде горячо Вас любящую

Н. ф.-Мекк.

Рим,

9/21 декабря 1879 г.

Roma. Hotel Costanzi. Via 8. Niccolo di Tolentino.

После путешествия, преисполненного всевозможных неприятностей и приключений, начавшихся с того, что спального вагона, в котором я вперед взял два места; вовсе не было в поезде, я, наконец, приехал сюда вчера. Боже мой! что за благодать этот чудный итальянский климат! Представьте себе, мой дорогой друг, что после.всех ужасов парижской зимы я очутился здесь под темно-голубым ясным небом, на котором во всем своем величии блистает яркое и горячее солнце. Об дожде, снеге нет и помину, по улицам ходят в одних сюртуках, через свое окно я вижу зеленеющее Monte Pincio,-ну, словом, есть что-то волшебное в этом переходе. И если б Вы знали, до чего болит мое сердце, когда я подумаю, что Вы, которая так любите тепло, солнце, Италию, должны от французского снега перенестись в русский!

Вы знаете, друг мой, что я с неохотой ехал в Рим, который видел в последний раз при самой неблагоприятной погоде и при самом тяжелом нравственном состоянии. Но зато совершенно неописанно то чарующее впечатление, которое производит на меня Рим теперь. Никогда я так сильно не чувствовал всего обаяния Италии, как вчера и сегодня. Что за чудная погода! Что за роскошь это горячее солнце, эта кипучая жизнь людей, не скованных холодом!

Я застал Модеста и Колю совершенно очарованных Римом. Для обоих их было бы величайшим горем теперь, куда бы то ни было переехать. Итак, мы остаемся здесь, но так как в Hotel de Russie очень неудобно и очень дорого, да притом нет такого помещения, где бы мы могли быть все вместе, то сегодня мы отправились искать или меблированную комнату или другого хорошего отеля. Старания наши увенчались успехом. Мы нашли в Hotel Costanzi очень красивые комнаты с великолепным видом на Рим, в углу, так что соседей не будет, и за цену относительно умеренную. Завтра мы переезжаем, и адрес мой теперь будет: Hotel Costanzi, Via S. Niccolo di Tolentino.

Я получил Вашу телеграмму и премного Вам за нее благодарен, мой добрый и милый друг. Так как я не могу желать Вам тех благ, которыми пользуюсь благодаря Вам здесь, то, по крайней мере, желаю бесконечно, чтобы в Браилове ли, в Москве ли Вы, наконец, успокоились и отдохнули от всех Ваших тревог и утомительных переездов в теплом родном уголке.

Будьте здоровы, моя дорогая и несравненная!

Ваш П. Чайковский.

Рим,

12/24 [декабря] 1879 г.

Вот уже пятый день я в Риме. В новом своем помещении мы устроились очень хорошо, хотя и немножко дорого. Вид из окон великолепный: весь Рим виден как на ладони. Главное достоинство наших комнат то, что они составляют угол дома, и таким образом у нас нет соседей. Завтра или послезавтра у меня будет инструмент, на котором могу хоть целый день играть, будучи совершенно уверен, что никто меня не услышит. Сначала я занял комнату, выходившую на север, довольствуясь тем, что у Модеста вид на Рим и солнце с утра до захода. Но потом оказалось, что окна мои выходят на двор казармы, в котором целый день производятся упражнения солдат, пальба, сигналы и т. п. беспокойный шум. Кроме того, в комнате не было камина: отсутствие солнца и камина причиняло холод. Теперь моя стена рядом с Модестом, и окна на солнце; есть и камин. Гостиница оказалась во всех отношениях превосходной, и на случай, если Вы будете в Риме, очень рекомендую Вам ее, дорогой друг мой!

Все последние дни прошли в хлопотах по устройству, и поэтому жизнь еще не вошла в правильную колею. Однако ж я сделал много очаровательных прогулок. Погода стоит до того чудная, что нельзя выразить никакими словами. На небе ни единого облачка; солнце ярко сияет на синем небе; ветра никакого. Гулять нужно в одном сюртуке. Вечером всходит луна, и из наших окон открывается чудесная картина Рима при лунном освещении.

Вчера мы ходили пешком на S. Pietro in Montorio. Вы, вероятно, бывали на этом месте, и я не буду описывать прелесть вида, открывающегося с террасы под церковью. Сегодня я ходил в .S. Giovanno Laterano и испытал глубокое художественное наслаждение, смотря на грандиозный фасад этой церкви; видел также Scala Santa. В церкви шла служба. Служил кардинал, и была исполнена месса хором a capella с органом. Музыка современная и ни мало не подходящая к церковнослужению, но исполнено было великолепно. Что за голоса в Италии! Солист тенор спел совершенно оперную плохую арию, но таким чудным голосом, что я был совершенно восхищен. Самая служба далеко не имеет того торжественно поэтического обаяния, которым проникнута православная.

Ничего еще покамест не делаю. При этой изумительной погоде занятия плохо даются. Впрочем, ленюсь также и оттого, что еще не вполне устроился.

Получил сегодня письмо Влад[ислава] Альберт[овича], за которое прошу Вас очень поблагодарить его. А Вам, бесконечно любимый и дорогой друг, посылаю тысячу пожеланий всякого счастия и, главное, здоровья. Дай Вам бог хорошо провести время в Браилове.