– Честное слово, мы не любовники. Что ты к нему прицепился?

Муж посмотрел на меня исподлобья.

– Он выставил меня ревнивым дураком!

Я чуть не брякнула в сердцах: "Потому что ты такой и есть!" Вздохнула глубоко. Сказать о ребенке? Ал еще, чего доброго, сочтет, что он от Эллиота. Позже скажу, когда успокоится.

– Ал, я тебе не изменяла. И сейчас я с тобой, а не с ним. Чего еще ты от меня хочешь?

Он с минуту смотрел на меня.

– И правда, чего?..

И выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.

Ночевать он не пришел…

***

Тансфорд гудел, как растревоженный улей. Уже начали съезжаться болельщики, а с ними торговцы, агенты в штатском, люди Бишопа, ну и заодно всякая шваль, которая не упускает случая поживиться в толпе.

Значит, вечером в "Бутылке" будет аншлаг. Придется мне встать за стойку, потому что Клод, при всех ее талантах, банально недостает опыта.

Озадачив поисками всех, до кого смогла дотянуться, я решила смотаться за бумагами Эллиота. Отдавать их все равно придется, иначе он мне голову оторвет. Попробую выторговать взамен обещание молчать о происхождении Ала. По-моему, неплохой размен, и Эллиоту это ничего не будет стоить…

Провозилась я дольше, чем ожидала. Из-за аварии пришлось ехать в объезд, и вдобавок полицейских натыкали чуть не на каждом перекрестке – видимо, Марш подключился – так что в Тансфорд я вернулась, когда уже начинало темнеть.

Такси подкатило к крыльцу. Я расплатилась, вышла на мокрую и грязную мостовую. Странно, внутри темно, и гомона не слышно. Вот напротив, в борделе, дым коромыслом, а "Бутылка" как вымерла.

Я расплатилась, взбежала по ступенькам, дернула ручку. Заперто. Это еще что за новости?!

Дурное предчувствие царапнуло сердце. Я забарабанила в дверь.

Она распахнулась только через несколько минут. С порога на меня уставилась бледная Эйлин. Охнула, всплеснула руками.

– Жива! Слава богу, жива! Эй, вы слышали?

Слышали.

Через мгновение пустой и гулкий зал "Бутылки" наполнили люди. Мрачный Бишоп играл желваками на скулах. Бледный Эллиот машинально потирал грудь. Клод и Билли держались за руки. Свекор…

– Бенни? – выдохнула я, шагнув через порог. – Что вы тут делаете? И где Ал?

Лицо пожилого адвоката дрогнуло, как будто он вот-вот расплачется. Он поспешно отвернулся.

Эйлин отступила с порога, принялась зачем-то копаться в баре.

Бишоп обвел всех пасмурным взглядом.

– Что, никто не?.. Ладно. – Он дернул кадыком, шагнул вперед и взял меня под локоть. Бухнул: – Милли, Ал погиб.

– Что? – кажется, я уронила сумку. Мотнула головой. – Бишоп, ты сдурел? Нельзя так шутить.

Блондин смотрел исподлобья.

– Прости.

И как-то так он это сказал, что… У меня подкосились ноги.

Нет-нет-нет! Это какая-то ошибка.

Жалость на лицах Клод и Билла. Слезы на морщинистых щеках Бенни. Темные провалы глаз Эллиота.

Эллиот дернулся ко мне, но Бишоп заступил ему дорогу.

– Не трогай ее.

А Эйлин сунула мне под нос резко пахнущую склянку.

– Выпей, Милли. И лучше тебе прилечь.

***

Я сидела на постели и глотала микстуру, обеими руками держа стакан.

Бишоп присел у окна со стаканом виски, Эйлин устроилась рядом со мной. Надеюсь, она не вздумает держать меня за руку? Разревусь ведь.

Ну пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет какая-то ошибка!

– Это правда? – сказала я и не узнала своего голоса.

Эйлин кивнула, глядя на меня с сочувствием. И от сочувствия этого внутри что-то ёкнуло – и оборвалось.

– На берегу был взрыв, – сказала она тихо.

– Ал нашел взрывчатку, в гроте, – голос Бишопа звучал глухо. – Он оставил мне записку, что хочет все проверить… Но что-то пошло не так.

Я прикрыла глаза. Господи, ну зачем? Зачем он полез туда сам?!

Хотя что тут думать? Ал ревновал. Хотел доказать мне, что тоже чего-то стоит, потому и сунул голову в петлю.

Боже, Ал!..

– Из-за чего был взрыв? – спросила я, допив горько-соленое зелье. На вкус – как слезы. Или это я плачу?

Я коснулась пальцами щек. Сухие. Только глаза пекут… невыносимо.

– Мы не знаем, – ответил Бишоп хмуро. На меня он не смотрел. – Может, несчастный случай. Или Шейла что-то отколола. Или сам Ал…

Он осекся.

Бишоп что, всерьез думает, что Ал покончил с собой, чтобы поквитаться с Шейлой? Не верю!

В ушах зашумело, и я сжала виски.

– Т-ш-ш-ш, – Эйлин обняла меня за плечи, погладила по спине.

С утешениями она не лезла, и слава богу. Я бы не вынесла.

Господи, я ведь так и не сказала Алу о ребенке!..

– Вы уверены, что… – я сглотнула, запрокинула голову. – Что это не ошибка? Может, Ал не успел? Передумал?..

Тогда где он сейчас?

Руки Эйлин на моих плечах напряглись. Бишоп тихо выругался, залпом выпил виски.

– Их нашли. Ала, Шейлу и Тони… Прости.

Я не стала спрашивать, как их сумели опознать. Взрыв ведь был немаленький, верно? И тела-то вряд ли… уцелели. Но у блондинов свои секреты.

– Бенни хочет похоронить Ала на столичном кладбище, рядом с женой, – голос Бишопа был тих. Блондин угрюмо смотрел в стакан. – Если ты не возражаешь.

Я молча покачала головой. Разве я могу?..

***

Он пришел ночью.

Щелкнул замок, тихо скрипнула дверь. В мою спальню скользнула черная тень.

Закричать? Не стоит. Пусть говорит, что хочет, иначе ведь не отстанет.

– Милли, – позвал Эллиот тихо. – Посмотри на меня.

Сел рядом, взял меня за безвольную руку. Пиджак в мелких подпалинах, галстука нет, волосы пропахли дымом. Он что же, даже вымыться не успел?

Я только головой мотнула. Отвернулась. Мы с Алом поссорились из-за него! Это было последнее, о чем мы вообще говорили.

Чувство вины было таким острым, что стало трудно дышать. И холодно. Так невыносимо холодно, что меня затрясло.

Эллиот вздохнул – как-то рвано, судорожно – и обнял.

– Это не я, слышишь? Клянусь, не я.

– Какая разница? – выдохнула я зло и дернулась в его руках. – Все равно это из-за тебя!

– Милли…

– Если бы я не ввязалась в твои интриги, Ал был бы жив!

Он молчал, даже не пытаясь спорить.

Я дотянулась до тумбочки, взяла с нее папку, сунула Эллиоту.

– Забирай, это твое. И уходи.

Он посмотрел на свои драгоценные бумаги. Отшвырнул.

– К черту! Милли, послушай..

Это было невыносимо.

Я зажала руками уши. Повторила:

– Уходи!

Внутри было пусто. Если бы я только могла все вернуть!..

Когда-то Ал чуть ли не за шкирку – фигурально выражаясь – оттащил меня от края. А когда он сам стоял на мосту, я не помогла. Еще и подтолкнула в спину.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть напряженного, отчаянного взгляда Эллиота.

Прости, Ал. Прости. Я так перед тобой виновата…

***

На кладбище я не плакала. Хотя вряд ли это кто-то заметил. Лил дождь, так что капель на моем лице хватало с лихвой.

Внутри все словно оцепенело, подернулось ледком. Я механически передвигала ноги, поддерживаемая под локти Бишопом и Малышом Билли.

Черное платье – проклятье, не стоило его раньше надевать, даже для дела, даже в шутку! – казалось, натирало внезапно ставшую чувствительной кожу. Ветер свистел и выл. Под ногами чавкала грязь.

На Берту, стоящую рука об руку с Бенни, я старалась не смотреть. Она все еще была красива, но теперь заметно постарела. В черном она выглядела тенью самой себя. В ней, кажется, совсем угас тот яростный огонь, который сделал ее Бешеной Бертой. Еще бы, за какой-то месяц потерять троих детей!..

Священник завел скорбный речитатив. Слова доносились как сквозь вату. "В скорби… утешение… земная юдоль…"

Не утешало.

Я машинально кивала, пропуская мимо ушей соболезнования. И смотрела, как в могилу Ала падают тяжелые, влажные комья земли…

Люди разошлись. А я все стояла у двух могил – старой и новой – и смотрела на портреты. Справа исподлобья смотрит Ал. Совсем такой, как в первую нашу встречу, с дурацким чубчиком и упрямым взглядом. Слева – красивая шатенка с печальным и нежным лицом. Алиса Керрик.