А ведь Ахметшай не один. В акте упоминается имя Раисы Лазаревны, за которой Мухсинов когда-то пытался ухаживать. Несомненно, и она, если у нее будут затруднения, придет за поддержкой к Мухсинову. Могут всплыть и другие факты, могут быть у него и другие просители из числа друзей.

Мухсинов, конечно, не может сделать скидку кому-либо, это для него ясно. Его тревожило другое: раз за ним самим есть грешки, имеет ли он право расследовать преступления? Не отвести ли ему себя?

Хотелось с кем-нибудь посоветоваться по этому вопросу. Но к кому пойти? С кем поговорить? Башкирцев? Да, Башкирцев, конечно, сумеет во всем разобраться. Но разговор с ним волей-неволей будет официальным… А надо — по душам. Хоть бы Джамиля была дома…

А Сания? В самом деле! И Мухсинов, не раздумывая, взял телефонную трубку.

Через полчаса он был у нее в кабинете.

Между ними в последнее время установились странные отношения. Мухсинов видел в Сании неподкупно честного человека, чувствовал ее превосходство над собой. А Сания все еще приглядывалась к нему. Она не отказалась поговорить с ним и быстро поняла его душевное состояние. На вопрос: «Могу ли я после этого занимать место прокурора?» — она неожиданно для него ответила:

— Почему же нет? Если вы могли раньше занимать его, когда у вас было иное понятие о честности, теперь тем более. Вы напрасно прервали вашу работу по делу Ахметшая.

— Ничего, — сказал Мухсинов. — Ахметшай от меня никуда не уйдет.

В тот же день ему принесли на подпись ордер на производство обыска в квартире гражданки Гашии Саляхетдиновой. Улик было достаточно. Мухсинов подписал ордер, еще не зная, что это дело также окажется связанным с Ахметшаем.

Гашия увидела в окно идущих к ее дому милиционеров и почуяла неладное. Она заметалась по комнате, не зная, куда спрятать только что принесенную клеенчатую сумку.

Прошла минута, и в дверь постучали. Гашия все же успела куда-то сунуть сумку и взялась за самовар. Как только стук повторился, она вышла в сени со спичками и лучинами в руках.

Вошли два милиционера и Полина Карповна, соседка Гашии, — видимо, в качестве понятого. Женщину в милицейской форме Гашия знала. Эта бледная, с суровым взглядом молодая еще женщина недавно начала работать следователем. Говорили, что она прогнала от себя мужа-пьяницу. «Видать, очень уж зла на пьяниц, коли в милицию пошла работать», — думала Гашия.

Милиционеров Гашия тоже видала. При встрече она здоровалась с ними. И сейчас встретила их приветливо:

— Заходите, заходите!

Однако лица вошедших были непроницаемы. Они не поздоровались с Гашией, а женщина-следователь достала из планшета листок.

— Мы должны произвести в вашей квартире обыск, Вот ордер.

Гашия не хотела легко сдаваться:

— Как же так? Разве я что-нибудь украла, чтобы меня обыскивать? Издеваетесь над честным человеком. Меня ведь все кругом знают. Сама Сания Саматовна знает меня. Спросите у Ибрагимовой, у самого председателя горсовета.

— Зачем? — спокойно сказала женщина-следователь — Ордер подписан прокурором, мы действуем по закону.

Строгое слово «закон» победило. Милиционеры начали обыск.

Проверили все ящики буфета. Когда один из обыскивающих достал дорогой столовый сервиз и начал открывать крышки фарфоровых мисок, Гашия ожидала вопроса: «На какие деньги ты купила это?» Но никто не задал такого вопроса.

Затем обыскивающие принялись за большой сундук. Как только его открыли, в комнате удушливо запахло нафталином. Здесь оказалось с десяток шелковых отрезов, много разных шерстяных тканей, громадные скатерти, байковые одеяла, кружевные покрывала и накидки, несколько пар женских туфель, две пары фетровых валенок, новенькие резиновые боты…

Обыскивающие молчали. Чувствовалось, что они ищут что-то другое, да и сама Гашия догадывалась об этом.

Заставили Гашию отпереть большой чемодан. В нем оказалось много разной одежды. Следовательница стала придираться.

— Откуда у вас столько тканей, столько одежды? — спросила она.

Ответ у Гашии был готов:

— Ну вот еще! У меня ведь дочь на выданье, сами должны понимать. Я всю жизнь копила добро дочери в приданое, отказывала себе в последнем куске.

— Где ваша дочь?

На этот вопрос Гашия ответила с горделивым видом:

— Где же ей быть? Разве станет моя дочь в военное время сидеть дома? В деревню ее послали, помогать колхозу…

Один из милиционеров вытащил из-под кровати небольшой черный чемодан.

— Это не мой, не мой! — закричала Гашия.

— Чей?

— Одной девушки, моей квартирантки.

Милиционер посмотрел на следовательницу. Та подала ему знак не спешить.

— Кто она? Карима Хуснуллина? Где она?

— Не вернулась с работы.

— Пора бы уж вернуться.

— Если пора, придет. Она ведь мне не докладывает. Может, пошла за ребенком.

Чемодан не тронули. Стали искать под подушками и перинами. Затем осмотрели сени. Нашли на полках большие запасы мыла, соли, керосина.

Вернулась Карима с Азатом на руках. Милиционеры спросили про чемодан, но женшина-следователь остановила их.

Она не в первый раз видела Кариму. Следователю, видимо, не хотелось обижать обыском молодую мать, работницу завода. Она ограничилась тем, что спросила Кариму:

— Это ваш чемодан? Ключ от него у вас?

— У меня.

Милиционер посмотрел на следователя и недоуменно пожал плечами: глупо, мол, — обыскать весь дом и оставить неосмотренным чемодан.

Женщина-следователь на мгновение задумалась. Но ей не хотелось менять решение. «Ничего, я ведь знаю, что за человек эта Карима», — успокоила она себя.

Карима с недоумением смотрела на разбросанные повсюду вещи. Гашия, заметив ее взгляд, пожала плечами, как бы говоря: «Я и сама ничего не пойму».

Проснулся и начал кричать Азат. Карима унесла его в боковушку, чтобы покормить.

В это время пришедшие с обыском люди закончили составление акта, заставили расписаться под ним Гашию и вышли. Ей предложили не выезжать из города без разрешения милиции.

— Да куда я денусь? — огрызнулась Гашия. — Сроду никуда не уезжала…

Она вышла проводить до калитки непрошеных гостей.

Карима заметила свой чемодан — он стоял посреди комнаты, заваленный всяким старьем.

В чемодане не было ничего, на что могли бы польститься люди. В нем хранились белье Каримы, старые тетради с переписанными песнями и несколько фотокарточек. Среди них самая дорогая — Шакира, Только подарил ее не Шакир: Карима выпросила ее у одной из девушек.

Карима подумала, не рылись ли в ее чемодане, и решила проверить. Открыла замок чемодана, и, к ее удивлению, крышка подпрыгнула кверху.

Карима увидела в своем чемодане туго набитую клеенчатую сумку. Под сумкой лежали нетронутыми ее вещи.

Карима заглянула в сумку. Там лежал большой газетный сверток, перевязанный бечевкой. Карима взяла сверток в руки, а в это время в дверях показалась Гашия. Она вошла, сердито ворча что-то себе под нос. Увидев сверток в руках Каримы, она застыла на месте.

— Карима! Что ты делаешь?

Гашия вцепилась в сверток.

— Зачем ты взяла? Давай сюда!..

Однако Кариму заинтересовала находка.

— Подожди, Гашия-апа, — сказала она. — Что это? Кто положил его мне в чемодан?

— Это аманэт[6], Карима. Дали мне на хранение. Как увидела, что во двор идут милиционеры, сунула нечаянно в твой чемодан.

— Чемодан был закрыт. Где взяла ключ?

— Когда понадобится, найдешь! Голубушка Карима, ты молчи про это.

Карима поняла теперь — обыскивающие, несомненно, искали этот сверток. Но что там такое?

— Гашия-апа, что это?

— Говорю же — аманэт, который надо передать. Давай сюда!

Карима не спешила отдавать сверток.

— Может быть, это и в самом деле такая вещь, которую хранить у себя — преступление?

— Мне до этого дела нет. Хороший человек мне дал его.