— По правде сказать, Рифгату я больше доверяю, А Шакир, мне кажется, эгоистичен… Что это, Карима, ты все меня расспрашиваешь, а сама… Я тоже хочу тебя спросить. Если не хочешь сказать, кто твой парень, — не надо, не настаиваю. Но скажи, почему об этом нельзя говорить?

— Он сам так хотел.

— А он действительно любит тебя?

— Не знаю, Но я не раскаиваюсь, Миляуша.

— Если не раскаиваешься, очень хорошо.

Они подошли к дому Миляуши. Миляуша предложила зайти к ним, но Карима отказалась.

Миляуше было жаль Кариму, но потом, припомнив весь разговор, она решила по-другому. Подумаешь! Даже не раскаивается! Просто бессовестная! А еще школьница! Как ей не стыдно перед людьми, перед Санией-апа!

Вспомнив про Санию, Миляуша призадумалась.

«Да, Сания-апа, видно, не осуждает Кариму, во всяком случае, не показывает этого. Конечно, Кариму обманули. Какой подлец сделал это? Сказала, что он учился с нами. Кто же это? Запретил называть себя, боится, чтобы не узнали. Вот так мужчины! — Миляуша перебрала в уме всех ребят, с которыми окончила школу. — Постой, а почему Карима все время расспрашивала про Рифгата и Шакира? Рифгат? Не может быть!.. Шакир? Не может быть!.. Впрочем, почему не может быть?..»

Миляуша порылась в ящике стола и достала свой альбом с фотокарточками. Открыла страницу с портретом Рифгата — это его прошлогодний снимок. Серьезный, хороший парень. Какой чистый у него взгляд! Миляуша любовно коснулась губами снимка.

А этот красавчик — Шакир! Сам знает, что красив, — как гордо смотрит! Как он мог… нет, нет! И все-таки Карима неспроста расспрашивала про Шакира!..

— Вот что: напишу-ка я этим мальчикам письмо с перцем, с солью. А потом…

И, захлопнув альбом, Миляуша спрятала его в письменный стол, потом взяла бумагу и села за письмо.

Карима и сама вскоре поняла, что обманута Шакиром. И это почему-то не показалось ей неожиданностью. «Я ведь давно это знала, — думала она, — только все время обманывала себя. Разве я ждала больше того, что случилось? Желание мое исполнилось, первую любовь отдала любимому человеку. Стоит ли об этом горевать?»

Этим как бы успокаивала себя Карима. Даже тогда, когда Шакир, уходя в армию, не вспомнил о ней, она заставила себя не думать о нем.

И лишь когда оказалось, что она станет матерью, почти позабытые чувства проснулись в ней с новой силой.

Сначала Карима не в состоянии была ни о думать. Чувство какого-то безумного страха охватило все ее существо.

Забеременеть, не имея «законного» мужа! Ведь это самое страшное, что может быть для девушки! Всегда так считали столько поколений людей!..

«Может, броситься в Каму?» — подумала Карима.

Но со временем рассудок взял верх. Чего бояться? Теперь не прежние времена. Сплетни? Пусть болтают. О ком только не сплетничают! Разве хорошие люди будут болтать?..

Но ведь она еще ученица. Что скажут в школе?.. И тут ей пришла мысль пойти к Сании. И Сания правильно оценила ее положение. Карима приободрилась. А может быть, ее ребенок и не останется без отца… Уже погибшая было надежда ожила в глубине сердца. А что будет, если Шакир узнает, что станет отцом? Нет, теперь он не сможет забыть Кариму…

И Карихма послала Шакиру письмо.

Ее дела постепенно налаживались. Поскольку она училась в школе и обычно жила на квартире в Ялантау, ее уход из колхоза прошел незамеченньш. Кариме только жаль было мать. Она хорошо знала, что мать в душе жалеет ее и, хоть рассердилась, никогда ее не забудет и когда-нибудь приедет. И, на счастье Каримы, в Ялантау перевели завод точных механизмов, куда охотно принимали всех желающих. Карима оставила школу и поступила на работу в цех. Она усердно работала, чтобы заглушить беспокойные мысли, подавить тяжелые чувства.

Однако ее не оставляли в покое. Догадки и шепотки знакомых не особенно тревожили ее. Но когда хозяйка квартиры решила поскорее избавиться от беременной квартирантки, Карима пришла в отчаяние. Куда она денется? Она пришла к Сании именно затем, чтобы посоветоваться насчет этого.

А встретила Миляушу и забыла, зачем пришла, Ведь главное место в ее сердце занимал Шакир. Про шло уже много времени с того дня, когда Карима написала ему. А от него, от будущего отца, ответа все нет и нет.

Объяснение с Миляушой не успокоило, а, наоборот, взбудоражило ее. Значит, Шакир действительно любил Миляушу? Не Кариму, а Миляушу! А его ребенок, плод первой любви, растет под сердцем Каримы!..

Рифгат и Шакир попали в одно училище, в один взвод. С первого дня они стали прилежно заниматься, и вскоре их стали считать отличниками боевой учебы. Не прошло трех месяцев, как было решено произвести обоих в сержанты с назначением командирами отделений. Но как раз в эти дни Рифгат допустил ошибку, непростительную для передового курсанта, и производство сорвалось.

Случилось это так.

Взвод был назначен в караул. Курсантов поставили на пост — кого у ворот, кого возле склада, кого у цейхгауза.

В стороне от училища когда-то стоял стог. Сена, правда, давно уже не было и в помине — его съели лошади, — но место это по-прежнему охранялось. Стоять здесь пришлось Рифгату. Это казалось ему смешным, но пост есть пост, ничего не поделаешь, — надо же обеспечить курсантов постами.

Рифгат хоть и посмеивался над собой, однако честно стоял караульным. К тому времени, когда его должны были сменить, наступил вечер, стемнело, начал моросить дождь. Наконец послышались шаги, кто-то в темноте пробирался по грязи. Рифгат ждал смены. Кто, кроме сменщика, потащится в такую непроглядную тьму да еще на такой бессмысленный пост?

Тем не менее Рифгат встретил приближающегося человека по всем правилам устава, а когда тот подошел близко, узнал в нем знакомого курсанта.

— А разводящий где? — спросил Рифгат.

— Разводящий решил не ходить, — беспечно отве тил курсант. — К чему таскаться по дождю в такую ночь? Иди домой.

Рифгат сначала растерялся, но не стал спрашивать. Что тут спрашивать? Прибывший на смену курсант был на хорошем счету, без пяти минут сержант. Действительно, если разводящий не нашел нужным прийти, стоит ли из-за этого поднимать тревогу?

Однако, когда он подошел к караульному помещению, его остановил дежурный командир;

— Откуда идешь?

— С поста.

— Кто сменил?

— Курсант Борисов.

— А где разводящий?

Рифгату ничего не оставалось, как рассказать все начистоту.

С этого и началось. Случай расценили как чрезвычайное происшествие. Сказали, что за такой проступок отдают под суд военного трибунала. И только учитывая, что курсант впервые допустил служебную ошибку, Рифгата не судили. Ограничились пятью сутками ареста.

После этого случая, разумеется, ему не спешили присвоить звание сержанта. А Шакиру присвоили.

Шакир стал сержантом. Его назначили командиром отделения. Рифгат остался рядовым курсантом.

— Дурак ты, брат! — сказал ему Шакир. — Здесь нельзя вольничать. По-твоему, это пустое место? А это — пост. Или попробуй не выстрелить в мишень: дескать, это не фашист, жалко тратить пулю. Голову надо иметь! Здесь, брат, так: дадут тебе деревяшку, скажут «колбаса» — не отказывайся, ешь!

Шакир принял повышение как заслуженную награду. Он даже стал относиться свысока ко многим курсантам, вместе с которыми поступил в училище. Товарищей это не злило, — наоборот, некоторые завидовали ему и даже любовались им: «Вот это настоящий будет командир!»

Но к Рифгату Шакир относился по-старому, не выказывал перед ним своего превосходства, считал его своим другом. Как сержант, даже кое в чем оказывал ему помощь.

Например, получить увольнение в город Шакиру было легче, чем рядовому курсанту. Поэтому он не за бывал и Рифгата, получал увольнительную на обоих, — они вместе ходили в кино и театры.