Осколки снарядов, с визгом проносившиеся над головой, заставили его снова спрятаться. Все же успел заметить, что впереди окопа воздух был светлее и вражеские позиции были на виду, тогда как позади, у опушки леса, все было покрыто пыльными облаками.
«Правильно выбрано место», — подумал Камиль, вспомнив слова Коттыбая.
11
Хотя артиллерийская подготовка немцев продолжалась всего около десяти минут, Камилю она показалась нескончаемо долгой. Напряженное ожидание утомило пулеметчиков. По окопу быстрыми шагами прошел Мартынов. Его почерневшее от пыли лицо было хмурым, глаза красные, злые. Он подал какую-то команду, но в грохоте пушек она была неслышной. Однако по его виду пулеметчики поняли, что он хотел сказать. В одно мгновение стали на свои места. Коттыбай, держась за ручки пулемета, через прицельный прибор наблюдал за противником. Камиль, чтобы не было задержки при стрельбе, поправил патронную ленту. А подносчики патронов положили под рукой гранаты и зарядили винтовки. Мартынов крикнул, чтобы никто не открывал огонь без его команды.
Камиль напряженно приглядывался, но на вражеской стороне не заметил никакого движения. Тем не менее с нашей стороны поднялась сильная стрельба. Стреляли из автоматов, открыла огонь артиллерия, из лесу полетели мины. Где-то далеко зарокотали пулеметы.
«Почему же наш пулемет молчит?» — подумал Камиль, нетерпеливо оглядываясь то на Мартынова, то на Коттыбая. Но сержант и наводчик молча наблюдали за противником.
Камиль посмотрел туда же, куда глядели они. Глаза его остановились на дальнем поле, где были видны избы деревни. Там то и дело рвались наши снаряды. И Камиль увидел, как из дыма выползли два вражеских танка. Чуть ближе, на краю льняного поля, появился еще один танк. Стрельба с нашей стороны сразу усилилась. Камиль хотел спросить, видит ли сержант эти танки, и подошел к Мартынову, но, увидев его спокойно стоящим, повернул обратно.
И тут же услышал, как над самым ухом с неожиданной яростью затараторил пулемет, и увидел, как поспешно залегли несколько зеленых фигур, которые бежали в нашу сторону по скошенному участку. Но чуть левее появились новые. Они так же, наклонившись вперед, бежали по тому же скошенному полю. Коттыбай, не ожидая команды сержанта, повернул дуло пулемета в их сторону. Другой наш пулемет, спрятанный на овсяном поле, успел открыть огонь до Коттыбая. Коттыбай тоже дал длинную очередь. В это время залегшие немцы, пользуясь тем, что пулеметный огонь был перенесен в сторону, вскочили и стали делать перебежку. Рассвирепевший Мартынов со своего наблюдательного пункта махал руками и даже показывал Коттыбаю кулак.
Тот понял, что отвлекся, и повернул пулемет в прежнем направлении. Бежавшие по скошенному участку немцы падали на землю. Одни из них, прижатые огнем пулеметов, залегли, а другие продолжали ползти вперед. Коттыбай, водя дулом пулемета перед собой, беспрерывно палил и палил. Камиль заправил ему уже третью ленту с патронами.
Первый танк повернул по направлению к их окопу и, наполовину скрытый в овсах, помчался вперед.
Коттыбай уже видел черные кресты на бортах танка и, нацелив пулемет, выпустил длинную очередь. Он стрелял по смотровым щелям. Камиль и Коттыбай видели, как пули били по броне, высекая искры. Танк словно не замечал их, с густым ревом шел прямо на пулемет. Вот из окопа бросили бутылку. Но она упала в стороне. Кто-то бросил связку гранат — гранаты взорвались около самой гусеницы танка. Непрерывно стреляя, танк по-прежнему шел к окопу. Еще немного — и танк раздавил бы пулемет. Коттыбай и Камиль схватились за пулемет, стащили его на дно окопа и залегли сами. В ту же секунду танк прошел по тому месту, где только что стоял пулемет. Облепленные глиной гусеницы повисли над окопом. Танк уперся в противоположную сторону окопа и, обдавая горячим вонючим запахом бензина из всех своих щелей, пошел дальше. Камиль и Коттыбай, без слов понимая друг друга, тут же подняли оставшийся невредимым пулемет и приготовились стрелять.
«Максимка» снова открыл огонь, и немецкие солдаты, уже подбегавшие к нашим окопам, были снова прижаты к земле.
12
Когда танк проходил через окоп, Мартынов держал наготове бутылку и спички. Как только танк прошел, он выскочил из окопа и, размахнувшись, с силой запустил бутылкой по корме танка. Машину, шедшую так упорно, словно ее не могла остановить никакая сила, тут же охватило пламя. Мартынов спрыгнул в окоп, Камиль увидел его как раз в этот момент. Лицо забрызгано грязью, с левого уха стекала струйка крови.
— Сволочь! — гневно сказал сержант. — Бандит!
Кто-то из подносчиков патронов хотел перевязать его рану, но Мартынов махнул рукой.
— Огонь! — крикнул он.
Камиль вытащил новую коробку и стал в ряд с Коттыбаем, держа патронную ленту. Оглянулся на танк, подожженный Мартыновым. Танк во весь опор мчался по полю, как будто хотел смести с себя огонь стеблями овса. Кто-то бросил в него гранату. Танк с подорванной гусеницей начал кружить на месте.
Не успел Камиль заправить конец новой ленты, как совсем близко взорвался снаряд. Пулемет нащупали, И Мартынов дал команду о перемене позиции.
Коттыбай с Камилем стащили в окоп свой пулемет с раскалившимся кожухом. Прошли по траншее, потом поднялись на поверхность и, скрываясь в гуще овса, быстро и легко, точно детскую игрушку, поволокли за собой пулемет. Сделав перебежку, спустились в окоп, указанный Мартыновым. В ту же минуту в оставленном ими окопе взорвалось несколько снарядов. Они успели уйти вовремя.
Пулемет снова открыл неистовую стрельбу, и Камиль увидел, как забегали по полю немецкие солдаты, уже успевшие выйти на нашу позицию. Делая неловкие перебежки, они падали на землю, а некоторые стали в беспорядке отступать, оставляя трупы скошенных нашим огнем.
Вот остановился еще один танк, из него повалил густой черный дым. А третий танк повернул обратно.
И тут наши солдаты с криком «ура» выскочили из окопов, Немецкая пехота, лишившаяся поддержки танков, дрогнула и повернула назад.
Наступил удобный момент для массового истребления врага. Но пулемет, выпустив очередь, неожиданно заглох. Камиль, не понимая, в чем дело, оглянулся на сержанта. Мартынов яростно кричал: «Огонь!» Подбежал к Коттыбаю:
— Коттыбай! Что с тобой?
Коттыбай молчал.
Камиль понял, что Коттыбай ранен, сдвинул в сторону его обмякшее тело и лег за пулемет сам.
— Огонь! — кричал сержант.
И Камиль, глядя через прицельный прибор на убегающих немецких солдат, послал им вдогонку длинную очередь. В ту же минуту заметил, как несколько немецких солдат, теряя равновесие, повалились на землю.
Ожесточенная атака была отражена. На овсяном поле горели два немецких танка, валялись сотни вражеских трупов. Стрельба затихала. Тяжелые стоны доносились с разных сторон.
Камиль увидал санитаров, перебегавших из одного окопа в другой.
— Коттыбай, родной, что с тобой?
Коттыбай не ответил. Глаза его были закрыты. Видно, рана была тяжелая.
Молодая санитарка спрыгнула в окоп.
— Ранен? — спросила она. — Давайте-ка сделаем перевязку.
Камиль с уважением посмотрел на бесстрашную девушку, на ее запыленную гимнастерку, на рыжие кудряшки, выбившиеся из-под пилотки. Как бы в ответ она подняла чистые голубые глаза.
— И вы ранены?
Камиль еще во время боя ощутил боль в левой руке. Но лишь теперь заметил, что рукав его в крови, и снова почувствовал ноющую боль.
— Как же я не заметил? — сказал он, удивляясь.
— Значит, рана легкая. Снимите гимнастерку.
Камиль послушно снял. Рана действительно оказалась легкой — пуля прошла в мякоти навылет. Перевязать такую рану для санитарки было делом нетрудным.
— Заживет! — уверенно сказала она, ощупывая мускулистую руку Камиля. — Если будет беспокоить, зайдите на медпункт.
— Спасибо. А как быть с моим товарищем? — Камиль указал на Коттыбая.
— Товарища придется отправить в тыловой госпиталь. Видно, положение его тяжелое.