— Я все… ох!., все отдам на это дело. Ох!.. Все передаю тебе. Бери. Знаю, ты не растранжиришь зря…

Нурания затаила дыхание. Сейчас скажет! Все скажет!.. Наконец-то!..

Однако старик почему-то не спешил сказать, где у него спрятан клад. Ахметшай ждал. Старик продолжал молчать.

— Ну, отец, скажи мне, где твой клад, отданный на святое дело?

— Все отдам тебе, бери, сынок. Благословляю.

— Хорошо, отец, спасибо. Но ведь я не знаю, где клад. Как мне его найти?

— Все на том же месте. Ох! Я никуда не переносил.

— В каком месте-то? Где спрятано золото?

Старик долго молчал, потом заговорил ноющим голосом:

— Сынок Захретдин… Ох! Зачем ты морочишь мне голову? Я ведь уже сказал тебе.

Ахметшай оторопел. Однако не потерял выдержки.

— Нет, отец, ты ничего не говорил мне об этом. Что-нибудь путаешь. Видно, забыл…

— Ну как же… Помнишь, еще там… ох!.. в Верхнеуральске сказал…

Ахметшай понял, в чем дело, и прикусил губу. Вот, оказывается, что! Ни и хитер же Памятливый Фахруш!..

Но и на этот раз он не растерялся.

— Э-э! — протянул он. — Верно, помню, говорил! Только не сердись, отец, с того дня столько лет прошло. Забыл я…

Старик, видимо, был поражен.

— Забыл?.. А?..

Фахруш с усилием приподнялся на постели. Его полузакрытые, угасающие глаза гневно расширились, косматые брови полезли на лоб. Голос стал тверже, слова звучали резко.

— Ты забыл? — повторил угрожающе. — Иди прочь! Ты не сын Памятливого Фахруша. Прочь отсюда!

Сразу обессилев, повалился на постель и притих. Даже перестал охать.

«Неужели умер?» Нурания бросилась к кровати я приложила ухо к груди отца. Ахметшай схватил холодную и обмякшую, как дохлая змея, его руку — стал нащупывать пульс.

— Живой!

— Отец, дорогой! — Нурания села на кровать и стала гладить лоб старика. — Что с тобой? Помолись, отец…

Ахметшай с Нуранией все еще не теряли надежд. Но, сколько ни заговаривали со стариком, Фахруш упорно молчал.

— Оставь его. Давай пить чай, — сказал Ахметшай.

Но только сели к столу, как старик беспокойно заворочался и снова заохал.

— Эх, отец дорогой! Обидел ты меня! Прямо нож вонзил в душу… — заговорил было Ахметшай.

И как раз в этот момент в дверь требовательно застучали.

Нурания и Ахметшай побелели.

— Кто это? — засуетился Ахметшай. — Надо уходить…

Он торопливо надел плащ, затянул ремень и, выхватив кинжал, подошел к окну.

— Нурания, гаси свет! Сними халат и ложись под одеяло. Не открывай дверь!

Как только погас свет, он поднял штору маскировки, с треском открыл окно, уже заклеенное по щелям бумагой, и спрыгнул в темноту.

Нурания поспешно закрыла окно, поправила маскировку и ощупью добралась до кровати. В дверь стучали все сильнее и требовательнее.

Нурания подошла к двери:

— Кто там?

За дверью послышался голос Хадичи:

— Нурания, открой-ка. Тебя спрашивают.

Нурания открыла дверь. В глаза ударил свет карманного фонарика. Оттеснив ее, в дверь протиснулись двое милиционеров. Освещая коридорчик фонарем, они прошли в комнату.

— Зажги свет.

Нурания узнала говорящего по голосу.

— Никак, это вы, Мухсинов-абый? Среди ночи? Что вам нужно?

Мухсинов нашел выключатель и зажег свет. Нурания стояла перед ним в одной рубашке.

— Прикройся! — строго сказал Мухсинов. — Я по делу пришел. Где гость?

— Какой гость?

— Твой брат Захри вернулся?

— Что вы, что вы! Господи помилуй! Откуда?

Мухсинов дал знак милиционеру, они начали осматривать комнату.

Рифгат остался на улице.

— Наблюдай за окнами, — сказал ему Мухсинов. — Если кто выпрыгнет из окна, задержи. Кто прыгает из окна, тот нечестный человек. Хоть бей, хоть стреляй, но не упусти. Только смотри, не отправь нечаянно на тот свет. Сам знаешь…

Рифгат выслушал совет спокойно. Оставшись в темноте ночи, под промозглым осенним дождем, он прохаживался по улице, и только заряженная винтовка в руках напоминала, что дело это серьезное.

Он слышал стук в дверь и ждал — скоро ли откроют? Чем встретят? А вдруг стрельбой? Как ему быть в таком случае?..

И вдруг одно из окон с треском распахнулось. Рифгат насторожился и подхватил винтовку. Он слышал, как кто-то совсем рядом тяжело спрыгнул на землю.

— Стой! Стрелять буду!..

Человек метнулся в сторону. Рифгат наудачу выстрелил и бросился вдогонку, разбрызгивая ногами лужи. Он уже близко слышал тяжелое дыхание бегущего и замахнулся прикладом, чтобы сбить с ног. Но удар пришелся мимо, и Рифгат, потеряв равновесие, ударился головой в спину беглеца. Тот упал в придорожную яму. Рифгат навалился на него всем телом, пытаясь скрутить руки. Завязалась борьба…

Яркий луч света упал на лицо неизвестного. Рифгат увидел фуражку с кокардой и высоко занесенный кинжал. Но человек с фонарем схватил преступника за руку. Очевидно, схватил крепко: тот даже заревел от боли и ярости.

Через минуту двое мужчин заломили Ахметшаю руки и связали ремнем.

Рифгат видел только фонарь на груди человека, который пришел ему на помощь, а лица разглядеть не мог.

Со стороны калитки, тоже с карманным фонарем в руке, подбежал Мухсинов.

— Поймали? — крикнул он. — А ну-ка, что это за зверь.

Он осветил фонарем лицо пойманного.

— Ну, друг Ахметшай! Где это ты пропадал? По правде сказать, тюрьма соскучилась по тебе. Значит, в бандиты записался? — Мухсинов сдернул с его головы фуражку и с недоумением посмотрел на офицерскую кокарду. — Это еще что за маскарад?

— Играем спектакль, — буркнул Ахметшай.

— Давайте отведем артиста в теплое место…

Лишь после узнал Рифгат подоспевшего к нему на помощь парня. То был сын Атлы Хайруллы, Сайфулла Табанаков.

Через несколько дней Рифгат уехал в Москву, Провожать его собралось много знакомых. Вместе с матерью пришла попрощаться и Карима.

Она была очень взволнована.

Рифгата она считала близким человеком, ценила его душевную чистоту и всегдашнюю доброжелательность. Никто не умел так подойти к ней, понять ее. Так легко ей было, пока он жил в Ялантау, — она забывала при нем свои горести. А главное, ведь он был близким товарищем Шакира…

На прощание Рифгат сказал ей:

— Если останусь жив, надеюсь поздравить тебя и Шакира с двумя победами: первая будет над фашистами, вторая — победа настоящей любви!

Он попросил мать не отпускать от себя Кариму до возвращения Шакира.

— Не думай, что он бросил ее. Шакир хороший парень. Вернется к ней, вот увидишь.

Сания попросила Рифгата:

— Может быть случится встретиться с Камилем. Расскажешь ему обо всем, что видел в Ялантау.

Камиль был далеко от Сталинграда, на Северо-Западном фронте. Когда немцы перешли в наступление на Сталинградском направлении, пришли в движение войска и на Северо-Западном фронте.

И только Верховное командование знало, какое значение для решающих боев на Волге имели незначительные на первый взгляд наступления на различных фронтах. Эти фронты оттягивали на себя силы врага, не давали немецкому командованию подкрепить новыми силами южные войска, оказавшиеся под угрозой окружения.

В день, принесший торжество победы на Волге, Сания с Губернаторовыми пошла в театр.

Играли пьесу Константина Симонова «Русские люди». И пьеса, и игра артистов понравились зрителям. Сания смотрела на сцену с глубоким волнением, все время представляя себе Камиля, и несколько раз вытерла слезы.

Это было в день открытия театра, закрытого в тяжелый первый год войны. Немалых усилий стоило городскому Совету отвоевать помещение театра и собрать артистов.

Когда закрыли занавес и зрители горячо благодарили актеров, Сания волновалась не меньше участников спектакля. Ведь и ей досталось немало хлопот, чтобы обеспечить работу театра.