Вот всего один маленький пример, показывающий своеобразие национального восприятия образа центральной героини. Несколько лет назад мне довелось присутствовать на читательской конференции по роману «Чистая душа» в одном из сельских клубов. Выступающие — в основном женщины — в целом очень тепло отзывались о романе. Но вот неожиданно для меня вспыхнул спор по частному, казалось бы, вопросу: должна или не должна была Сания Ибрагимова говорить на бюро райкома о том, что председатель горисполкома Баязитов присвоил связанный ею и отправленный в подарок фронтовикам пуховый шарф?

— Женщина должна уметь придержать свой язык перед старшими, — запальчиво говорила одна из выступающих. — А Сания, не разобравшись, не проверив все как следует, опорочила мужчину в глазах других. Как могла она, хороший человек, сделать это?

И я подумал тогда, что новизна образа Сании Ибрагимовой, видимо, в том и заключается, что она не хочет и не может придержать свой язык перед старшими, даже перед большими начальниками. Чистота ее помыслов искупает ее резковатость — ведь она заботится не о себе, а об общем благе.

Мирсай Амир яркими чертами воссоздал перед нами национальный характер татарской женщины в его развитии, изменении. Он показал, как национальные традиции преломляются в жизни социалистической нации.

Еще одно замечание, думается, будет нелишним для более глубокого проникновения в образную ткань романа.

В свое время Мирсай Амир выступил в печати против концепции «ущербного» положительного героя, героя с «червоточинкой». При этом он исходил из необходимости создания образов ярких, цельных, как он выразился, «идеальных», достойных быть положительным примером и способных увлечь за собой читателей. Некоторые участники дискуссии уже тогда усмотрели в позиции М. Амира и уязвимые стороны — ведь в жизни хорошее не всегда встречается в очищенном, дистиллированном виде, так же как и зло не часто встретишь в обнаженно уродливой, отталкивающей упаковке. Жизнь сложнее всяких схем и не терпит предвзятого к себе отношения.

Издержки этой теории чувствуются, на мой взгляд, и в образной системе первой части романа «Чистая душа». Слишком уж идеально-бесплотны образы секретаря райкома Башкирцева и Камиля Ибрагимова, слишком нарочито отталкивающе показан трусливый Фуат или окружение Памятливого Фахруша! И хорошо, что в процессе работы над произведением эстетические взгляды писателя не остались без изменения. Во второй книге романа мы с совершенно новой, неожиданной стороны заново открываем образы прокурора Мухсннова, его сына Шакира, Гашии и других. Они стали объемнее, многограннее и, в конечном итоге, достовернее, ближе к реальной действительности.

В критике уже отмечалось, что М. Амиру лучше удаются картины тыловой жизни. И действительно, если жизнь и быт людей провинции описаны с достоверной — вплоть до мелочей! — убедительностью, то военные эпизоды несколько обеднены, не всегда психологически убедительны. Однако сцены эти необходимы в романе, так как они позволяют показать единство фронта и тыла, передать боевую напряженность тыловых будней.

В романе нет ярко выраженной интриги, туго закрученной сюжетной пружины, единого конфликта Действие его развивается с неторопливой эпической обстоятельностью, как в замедленном кино. Но это не слабость я скорее своеобразие романа Мирсая Амира, придающее повествованию свой особый, индивидуальный колорит.

Думается, знакомство с этим значительным произведением видного татарского писателя будет небезынтересным для многих. Вдумчивый читатель откроет для себя иной национальный мир, глубже узнает иные времена, отделенные от сегодняшнего дня несколькими десятилетиями, сможет проникнуть во внутренний мир людей значительных, цельных, упорных в достижении цели и чистых душой, людей, составляющих главную силу нашего многонационального общества.