Снова завели они старый спор.

— Опять ты о биологии! — с раздражением сказал Рифгат. — Согласились на химию — и дело с концом. Вместе будем учиться.

— А Шакир уговаривает на геофак.

— Да, конечно, поступить на геофак легче. Вот он и говорит.

— Шакир неплохо окончил школу. Почему ты против него?

— Шакир, Шакир… Надоело. Шакир — красавец. Шакир всем хорош…

— Ты что? Никак, ревнуешь?

— Почему бы и не ревновать? Только и слышу — Шакир да Шакир!

— А Шакир меня попрекает: «Все Рифгат да Рифгат!» Погоди-ка, куда он пропал?

— Я его сегодня не видел. Видно, приревновал к тебе, обиделся и ушел.

— Нет, на самом деле, куда он девался?

— Чего ты беспокоишься? Он нарочно тебя интригует.

Рифгат помолчал, потом спросил прямо:

— Скажи откровенно, Миляуша, кто тебе больше нравится — я или Шакир?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Мне надо знать…

— А если я скажу, что Шакир?

— Тогда прощай. Я не буду приставать к тебе. И поезжай хоть в консерваторию.

— А если скажу, что Рифгат?

— Тогда — на химфак. И мы до конца будем вместе.

— Для меня вы оба хорошие мальчики.

— Мы уже не дети, Миляуша!

— Вот как? Ты уже стал взрослым? А ну-ка, догоняй!

Миляуша вскочила и с заячьей легкостью помчалась к зарослям смородины. Рифгат кинулся за ней, а Миляуша перебегала от одного куста к другому. Наконец ему удалось догнать ее.

И он поцеловал Миляушу… И вот она исчезла. Неужели всерьез рассердилась?

— Ми-ля-уша-а! — кричал он.

Кто-то откликнулся басом, явно передразнивая его:

— Что-о-о, мой мальчик?

Рифгат нахмурил брови. Из-за кустов смородины показался голубой берет Шакира. Обмахивая свои широкие брюки ивовым прутиком, медленным шагом он подошел к Рифгату.

— Такой подлости я от тебя не ожидал, Рифгат, — сказал он, и красивые губы его уже не улыбались.

— Какой подлости?

— Мы уже не школьники, давай говорить открыто.

Рифгат молчал.

— Ты знаешь мое отношение к Миляуше, — продолжал Шакир.

— А ты мое…

— Знаю! — сказал Шакир, прервав Рифгата. — Тут мы с тобой в одинаковом положении. Поэтому я держу себя строго с Миляушей. Жду, когда сама Миляуша решит этот вопрос. Это честно и по-товарищески. И ты должен был так поступить. Я бы не мог позволить себе такого свинства…

— Какого свинства?

— Ты ее насильно поцеловал. Я видел!

— Это мое дело!

— Нет, это не только твое дело. Не шути, Рифгат! Я могу забыть это только при одном условии: если ты добровольно уйдешь в сторону, уступишь мне дорогу. Только так! Если ты не примешь это условие, пеняй на себя.

— Ого! Ты угрожаешь?

— Угрожаю. И честно предупреждаю: я тебя уберу с дороги, так и знай. Или, если сможешь, ты меня убери с дороги.

— Дуэль?

— Как угодно назови.

В глазах Шакира засветилась злая искорка. Он неторопливо сунул руку в карман и достал нож.

— Не бойся, я не собираюсь тебя резать! — сказал он.

И молниеносно чиркнул лезвием по собственной левой руке ниже локтя.

— Вот моя кровь, — сказал он. — Клянусь кровью — или ты, или я!

Высасывая показавшуюся из ранки кровь, Шакир резко повернулся и пошел прочь.

Рифгат не ожидал, что дело примет такой оборот, Он не мог скрыть свою растерянность и торопливо окликнул:

— Шакир!

Шакир остановился. Не спеша подошел.

— Так согласен? Или нет?

— Ты в своем уме? Пускай Миляуша сама решает этот вопрос. Вот ты, право, чудак!

Из прибрежного ивняка послышался голос Миляуши:

— Рифгат!

Оба парня притихли.

— Рифга-а-ат!

— Ау-у!

— Иди сюда! — крикнула Миляуша.

— Пойдем вместе, Шакир.

— При условии: с ней об этом — ни гугу! Обещаешь?

— Пусть будет так.

Они спустились к берегу.

— И Шакир здесь?! — обрадовалась Миляуша, — Где ты пропадаешь весь день?

— Мало тут мест, где можно пропадать?

— Ой! Что с твоей рукой?

— Оцарапал.

— Перевязать надо.

— Ничего… до свадьбы заживет.

— Нет, с этим шутить нельзя. Рифгат, найди подорожник. Идем, Шакир, надо промыть рану.

— Да не нужно, Миляуша!

— Идем, идем! — Миляуша потащила Шакира к воде. — Ты, Шакир, наверно, неспроста сегодня пропадал? — сказала Миляуша, осматривая его рану.

— Вы с Рифгатом тоже, наверно, неспроста скрывались?

Миляуша покраснела. Но не успела ответить, как Рифгат вернулся.

— Принес? Дай-ка сюда.

Она взяла несколько листков подорожника, промыла их, в несколько слоев наложила на рану Шакира. Затем достала маленький батистовый платок и сделала перевязку.

— Ну, все, — сказала Миляуша. — Другой раз будь осторожнее!

Она взобралась на песчаный обрыв и загляделась на реку.

— Смотрите-ка, ведь это наши едут!

На рыбачьей лодке Рифгат заметил ребят, вместе с которыми переплыл реку. Они хотели отправиться назад вплавь. Почему же раздумали, почему едут на лодке? И почему все так притихли?

— Да, наши! — сказал удивленно Рифгат. — Что-то случилось!

Миляуша разволновалась:

— Уж не утонул ли кто?..

Уха была готова. Сания расстелила на траве скатерть, расставила посуду.

Камиль принес охапку ивовых прутьев.

— Вот тебе подушка, Сания. Садись!

— Предложил бы Сулейману-абый да Хафизе-апа.

— Им тоже будет. А ты, Сания, сядь!

— Ладно уж!

Наконец «стол» был готов.

Сулейман с Хафизой, как старшие, уселись на затененном месте, под самыми кустами. Фардана принесла закопченное ведро с ухой. Вместо черпака Сания взяла эмалированную кружку и стала наливать в тарелки.

— Где же наш Хасан? — оглядывалась она.

Камиль вытащил зарытую в песок бутылку золотистого портвейна.

— Выпьем, Сулейман-абый, омолаживающего.

И в эту минуту по всему берегу Камы будто повеяло тревожным ветром. Веселый гомон наслаждавшихся отдыхом людей мгновенно оборвался.

Камиль беспокойно вскочил и замер.

В этот момент к костру подбежал Хасан. Он тяжело дышал и не сразу выговорил:

— Папа! Война!

— Что? Война?..

Подошли Рифгат, Милуяша, Шакир.

— Война, Камиль-абый! — подтвердил Рифгат, стараясь держаться спокойнее. — Сейчас нам сказали ребята. По радио передавали — гитлеровские войска напа ли на нас. Говорят, сегодня утром бомбили наши города. Красной Армии дан приказ…

Сотни лодок повернули к городу. Все, кто был на пляже, торопливо одевались и бежали к переправе.

От пристани до центра города было довольно далеко. Обычно автобусы справлялись с перевозкой пассажиров не только в будни, но и в выходные дни, когда все городское население направлялось к реке. А сегодня, когда отдыхавшие на берегах Камы тысячи горожан сразу бросились домой, автобусы захлестнуло. Толпы народа двинулись в город пешком.

Шоссейка, тянувшаяся вдоль берега, была переполнена непрерывным потоком пешеходов. Камиль с Санией и Хасаном затерялись среди них.

Город, еще сегодня утром выглядевший таким праздничным, таким родным, своим, вдруг изменился.

И дорога к дому казалась очень длинной. Окраины города, простиравшиеся до берегов Камы, одноэтажные деревянные домишки, огороды и сады представлялись нескончаемыми. А на дороге, тянувшейся мимо тихих домов, беспокойная толчея. Гудят автобусы, заставляя подаваться в сторону пешеходов, беспрерывно сигналят грузовики. И пестрые толпы людей опять смыкаются.

Вот потянулась высокая ограда судоремонтного завода, вот шоссейная дорога повернула на гору, где начинаются центральные улицы города. Здесь движение было еще более беспокойным. По асфальтированным или вымощенным улицам сновали люди, мчались машины. Вот проскакал во весь опор конный красноармеец. И будто в погоне за ним, стрелой пролетел мотоциклист в квадратных очках. Он повернул за угол, и яростный рев его мотора быстро заглох в пышной зелени городского сада.