Сания поняла этот вопрос Баязитова в буквальном смысле и улыбнулась.

— Если схватит палец, ни за что не оторвешься, сразу рев поднимет…

— Я так и думал: нашу депутатку, видно, маленькая крепко держит. И на минутку даже не может зайти… Ведь давненько мы с вами не встречались?

Сания покраснела.

— Давненько, Газиз-абый. Сама чувствую, что нехорошо. Хочется узнать, не накопились ли дела по моему округу.

— Дел, моя милая, невпроворот!

Он рассказал, что многие депутаты уехали на фронт и товарищи, оставшиеся здесь, берут на себя депутатские обязанности уехавших, проверяют, как живут семьи красноармейцев, в чем нуждаются, на что жалуются.

— Вот сейчас перед нами еще одно важное дело. В наш город прибывает большая партия эвакуированных. Целый пароход! Надо выяснить, какие у нас возможности для размещения их. Вам, Сания, придется начать с этого.

— А у кого квартира попросторнее, у того можно освободить комнату?

— По законам военного времени мы имеем право административным путем уплотнять жильцов. Но это мероприятие надо провести тактично, как подобает настоящим советским людям, и сделать все, чтобы принимали прибывших на добровольных началах, как гостей.

Сания поняла, что хотел сказать Баязитов.

— Да, — сказала она, — мы их встретим как своих. Нельзя смотреть на них как на пришельцев. Думаю, что они не почувствуют этого, Газиз-абый. Я завтра же обойду своих избирателей, узнаю, сколько человек они могут принять у себя…

От Баязитова Сания вернулась домой. На кухне дымилась картошка, шумел примус, из комнаты доносился детский плач.

Сания убавила огонь на примусе и поспешила к ребенку. Ольга Дмитриевна перепеленывала Розочку.

— Ой, Ольга Дмитриевна, задержалась я, — сказала Сания. — Извините, сколько хлопот вам доставила! Дайте теперь я сама…

— Ничего, бывает. — Ольга Дмитриевна, как всегда, была ровной. — Не пригорела бы картошка! — вспомнила она и ушла на кухню.

Ребенок жадно прильнул к груди матери.

— Сердечко мое, как проголодалась!

С салфеткой в руке пришла из кухни Ольга Дмитриевна.

— Проголодалась девочка! Смотри-ка, даже голоса не подает.

— А где Хасан?

— Вышел поиграть. Его я покормила. Вот и обед поспел. Хотя картошка пригорела, ничего, можно есть. Идемте.

За едой женщины разговорились. Сания рассказала о школьных делах, о посещении Баязитова.

— Теперь мне редко удастся бывать дома. Завтра надо будет договориться, чтобы Розочку взяли в ясли. Дома мне оставить некого. Насчет вас, Ольга Дмитриевна…

Ольга Дмитриевна прервала ее:

— Когда я найду своих земляков, возможно, поеду к ним… А пока прошу вас, если хотите, чтобы мне было хорошо, считайте меня полноправным членом своей семьи…

— С удовольствием, Ольга Дмитриевна.

— И как вы считаете: если бы на моем месте была ваша сестра или мать, вы приняли бы их помощь в домашней работе, в уходе за детьми?

— Это, конечно, так.

— Так вот — спокойно выходите на работу. Знаю, что теперь у вас дел будет много. Не беспокойтесь о доме и о Розочке. Будете приходить покормить ее, об остальном я буду заботиться…

— Ольга Дмитриевна…

— Поймите, Сания, сейчас у меня, кроме вас, нет никого близких. В эти дни я не учительница и не жена секретаря райкома, а простая домохозяйка. И, как договорились, член вашей семьи.

Предложение Ольги Дмитриевны временно разрешило трудный вопрос. Сания была ей искренне благодарна.

Положив в люльку сладко спавшую Розочку, она подошла к окну. Заходило солнце. По противоположной стороне улицы шли женщины. Некоторые встречали возвращающихся коров, другие устало брели с полевых работ. Среди них Сания узнала нескольких своих избирательниц и вспомнила о поручении Баязитова.

Обойти избирателей и поговорить о размещении эва куированных Сания рассчитывала завтра. Однако, увидев возвращавшихся с поля женщин, она подумала, что днем, возможно, дома многих не окажется. И Сания решила, что надо успеть повидать работающих в колхозе сегодня же. Она стала тут же собираться. Надо было составить форму заявления.

«В городской Совет депутатов трудящихся. От гражданки… проживающей по улице…» — записала Сания на листке бумаги.

Хорошо. А дальше о чем писать? Говорить ли о патриотических побуждениях или по-деловому изложить основную мысль? Ведь от имени кого пишется?

Сания, словно вспомнив что-то, вдруг встрепенулась, лицо ее оживилось. Она вписала адрес своего дома там, где были обозначены точки.

«…от Ибрагимовой Сании Саматовны…»

И больше она не задумывалась над тем, как ей написать.

«Учитывая, что к нам приезжают люди из тех районов, где идет война, и что им негде жить, считаю своим долгом протянуть руку братской помощи соотечественникам, оставшимся временно в тяжелом положении: могу освободить одну из трех своих комнат…»

Сания задумалась. Одну из трех? А что делать тем, кто имеет две комнаты?

И написала еще, что вторую комнату она предоставила Ольге Дмитриевне, но, если это нужно, готова освободить и ее — все они будут жить в одной комнате.

Покончив с заявлением, Сания позвала Ольгу Дмитриевну и сказала, о чем думает побеседовать со своими избирателями.

— В таком случае, конечно, лучше самой показать пример, — сказала она и прочитала Ольге Дмитриевне только что написанное заявление. — Как вы считаете?

Ольга Дмитриевна затруднилась ответить.

— Хозяйка квартиры вы, Сания Саматовна, — сказала она, — вы и решайте.

— Но ведь мы же согласились, что вы будете членом нашей семьи.

Ольга Дмитриевна ласково улыбнулась:

— Что мне вам сказать, хорошая моя Сания?

— Уместимся в одной комнате? Не поссоримся?

— Все будет хорошо!

Сания решила сперва обойти живущих в домах коммунального хозяйства — их было удобнее собрать для беседы. С проживающими в собственных домах было труднее — с ними придется толковать поодиночке.

Будучи депутатом, она не раз устраивала собрания жильцов коммунальных квартир. Приходилось каждый раз объявлять за день вперед, а перед собранием посылать специального человека для оповещения. Даже и в этом случае приходили не все: кто еще не покушал, кто собрался в баню, кто не управился со скотиной… Словом, проходило не меньше часа, пока соберется народ.

«Если в мирное время было так, — подумала Сания, — то теперь будет еще труднее: ведь многие ходят работать в колхоз, устают, недосыпают».

Но вышло не так, как ожидала Сания.

Женщина-управдом давно знала Санию.

— Все будет в порядке, — сказала она, — быстренько соберем.

Не прошло и пяти минут, как стали подходить женщины.

Было видно, что появление депутата заинтересовало хозяек, — им хотелось услышать что-то новое, бодрящее, что хоть немного подняло бы настроение. Но никто из собравшихся не торопился задавать вопросы.

У Сании потеплело на душе. Перед ней сидели женщины разных возрастов. Но даже и самые старшие из них вот уже четверть века живут в Советской стране! А большинство их принадлежит тому поколению, которое вообще росло в советское время. Были тут и такие, которые учились и окончили школу у Сании. Говорить с ними будет нетрудно, эти поймут.

Конечно, ничего нового о положении на фронте она сообщить не могла. Только объяснила известное, как понимала и чувствовала сама. Но слушали ее внимательно.

Предложение приютить у себя эвакуированных было принято без возражений. По-деловому стали обсуждать, кто и сколько человек может взять…

Когда попросила слова Хусна, Сания несколько насторожилась, Это была женщина шумливая, невоздержанная на язык, во всем она видела только отрицательные стороны.

Но и Хусна на этот раз заговорила по-другому:

— Когда есть несчастные люди, потерявшие свой кров, как им не помочь? Стыдно отказать!

И Хусна тут же сказала, что согласна устроить у себя трех-четырех человек, а если нужно, то и больше.