— Не двигаться!

«Видно, сержант трусоват», — подумал Камиль. Он считал, что раз самолет удалился, опасность миновала. Но в ту же минуту опять послышался рев мотора, и Камиль снова прильнул к земле.

Поезд, с грохотом промчавшись вперед по лесной просеке, был уже довольно далеко. А немецкий самолет, как назойливая оса, преследовал его, делая новые заходы.

Наконец самолет исчез из виду. Стало тихо.

Лишь только теперь Камиль заметил, что уже рассвело и на высокие верхушки елей упали первые лучи солнца, поднявшегося где-то за лесом. Солдаты стали собираться кучками, пошли оживленные разговоры. Их построили по команде, поданной откуда-то начальником эшелона, и колонна двинулась по опушке догонять ушедший вперед поезд.

— Хорошо еще, что бомбовозы не прилетели, — сказал кто-то. — Это был разведчик.

— Не торопитесь. Если был разведчик, прилетит и бомбовоз…

Продвигаясь по кочковатой лесной опушке, Камиль заметил столпившихся в кустах можжевельника солдат. Но задерживаться не давали. До ушей Камиля донеслись болезненные стоны. Мелькнули в траве куски ваты, окровавленные бинты. Больше Камиль ничего не видел — торопили. Кто-то из шагающих впереди сказал:

— Семь человек ранило.

Другой добавил:

— Есть и убитые, двое.

И Камиль впервые после отъезда из Казани ощутил, как холодной волной прошел по его сердцу страх. «А вдруг даже не попадешь на фронт — вот так ранят или убьют…»

Сам того не замечая, он ускорил шаги, догоняя шагавших впереди солдат.

Кажется, в толпе почудился знакомый ему голос, Камиль прислушался, вглядываясь в мелькавшие за стволами елей фигуры.

— Спасибо скажешь, если удастся остаться в живых, хотя и без ноги или без руки…

«Батюшки, да ведь это Фуат!»

Камиль хотел было окликнуть его, но удержался и зашагал медленнее, чтобы отстать. Зачем ему Фуат! О чем им говорить?

Потом Камилю показалось, что, может, не следовало прятаться от земляка и старого знакомого. Может быть, здесь он будет вести себя по-другому? Что такое он сказал? Камиль не обратил внимания на сказанную Фуатом фразу. Смысл ее дошел до его сознания с опозданием.

«Спасибо скажешь, если удастся остаться без ноги или без руки,» — так, кажется, он сказал? Да, все тот же Фуат. Так мог сказать только он. И как он попал сюда? Камиль вспомнил, что на станции Юдино к ним присоединилась новая команда. Видимо, Фуат прибыл с нею. Недаром он жаловался на своего старшину. Значит, действительно его «сослали»…

Паровоз, как бы приглашая солдат возвращаться в вагоны, дал короткий гудок. Командиры торопили бегущих. Скоро все погрузились в вагоны, и эшелон тронулся. Новички солдаты с интересом подсчитали пробоины на потолке и стенах вагона.

— Вон засела пуля.

— И тут прошла.

— А у меня три дырки!

— Смотрите-ка, смотрите! Прямо в сахар попал. Все куски в порошок.

— Удачно получилось, — смеялись солдаты, — колоть не надо!

— Радуйся, что мешок был не на спине!

Эшелон выгрузили на станции, у большого поселка, В суете Камиль растерял почти всех соседей по вагону. Только друг Яков оказался с ним в одной команде.

— Ками-и-иль?! — сказал он с веселым удивлением в голосе. — Мы опять вместе?! Хорошо!

— Очень хорошо, Якуп, родной, — обрадовался а Камиль.

— Ну, тагын… — Яков, не зная, как сказать по-татарски, запнулся и промолвил по-русски: — Еще бы.

Вскоре солдат усадили на грузовики и повезли дальше. Машины, мчавшие с невиданной в тылу скоростью, миновали поселок и, пройдя около двух километров, повернули влево, на узкую дорогу, скрытую в густом березняке.

Здесь начало сильно подбрасывать, и машины замедлили ход. Под колесами была бревенчатая гать, приложенная через большое лесное болото.

Яков сказал, ни к кому не обращаясь:

— А вдруг навстречу попадет машина, что будет делать шофер? Гляди-ка, даже сигналов не дают.

Ему никто не ответил.

Только приехавший принять команду сухощавый лейтенант откликнулся:

— А ты стрелку заметил? По этой дороге можно ехать только в ту сторону. Встречные машины идут по другой дороге…

Кто-то из новичков, как бы желая показать лейтенанту свою осведомленность, добавил:

— Это, брат, тебе не проселочная дорога, а фронтовая.

Вскоре лес слева кончился, и машины снова вышли на твердую, ровную дорогу. То и дело были видны колеи машин, поворачивающих направо, к лесу: мелька ли в чаще деревьев какие-то строения, встречались куда-то направляющиеся группы солдат. Было слышно, как рубят лес, с треском падали высокие сосны, — большой лес, со стороны казавшийся безжизненным, на самом деле жил беспокойной прифронтовой жизнью.

Машины неожиданно повернули вправо и, подскакивая на ухабистой дороге, на выступающих из земли толстых еловых корнях, вошли в лес. Через некоторое время остановились. Кругом никаких построек, не видно даже вырубок.

Когда моторы заглохли, все услышали далекие, глухие раскаты орудий. И солдаты поняли: это был фронт. Все выжидательно смотрели на привезшего их лейтенанта, поглядывали на шоферов, которые, выйдя из своих кабин, стали закуривать. Но для лейтенанта и для шоферов как будто не было ничего нового. Они были равнодушны к грохоту пушек.

И новоприбывшим они не дали времени для расспросов: послышалась команда разгружаться и строиться.

Из-за деревьев в сопровождении нескольких командиров появился высокий человек с тремя шпалами в петлицах.

Камиль предположил, что это полковой комиссар, и, глядя на его черные брови и смуглое лицо, подумал, не татарин ли он.

Но тут Яков прошептал ему на ухо:

— Комиссар! Лицом он похож на чуваша. Как по-твоему?

Камиль не успел ответить. Сухощавый лейтенант подал команду «смирно» и отдал рапорт комиссару.

Комиссар, не усиливая голоса, поздоровался. Затем отдал команду «вольно» и начал говорить. По мягкому произношению звука «г» все сразу определили украинское происхождение комиссара.

Он говорил о том, что тяжелые потери Красной Армии ни для кого не секрет, но было бы преждевременным делать из этого какие-либо выводы.

Комиссар рассказал, что бойцы дивизии вот уже две недели стойко держат оборону, отражая беспрерывные, яростные атаки врага.

— По расчетам Гитлера, эти места, где мы стоим, еще два месяца тому назад должны были быть захвачены немецкими войсками. Но мы не дали им взломать нашу оборону. Если тот или другой населенный пункт противник собирался захватить сегодня, а мы сумеем удержать его до завтра — в нынешних условиях для нас и это победа…

Слушая речь комиссара, Камиль представил себе огромную нашу страну сплошным фронтом. Нелегко дается врагу победа. У нас нет другого выхода, как только любой ценой задерживать врага, изматывать его силу, пока мы не оправимся от его ударов и не перейдем в наступление сами.

Ничего утешительного не было в речи комиссара. Камиль и его товарищи поняли, что полк понес большие потери и приведен сюда на пополнение.

Суровая правда слов комиссара произвела на всех сильное впечатление. Невольное уважение почувствовали прибывшие солдаты к этому человеку.

Яков шепнул Камилю:

— А наш комиссар — умница. Верно, Камиль?

Камиль засмеялся.

— Якуп, ты умеешь чужие мысли читать. Я тоже об этом подумал.

Лейтенант строго оборвал их:

— Не разговаривать в строю!

Яков, словно провинившийся мальчик, покраснел до ушей и вытянул руки по швам.

Началась разбивка по подразделениям.

— Беляев Яков!

Охотно и звонко Яков откликнулся:

— Я!

Он пошел в другую группу, и Камиль от души пожалел, что приходится расстаться с этим хорошим парнем.

Камиля определили в пулеметную роту.

Его привели к шалашу, покрытому еловыми ветвями. Почти все в отделении были новичками. Только командир отделения, сержант Мартынов, служил в армии еще до войны да еще казахский парень Субаев Коттыбай, наводчик пулеметного расчета.