Так думал Камиль. Но, к его удивлению, все вышло не так. Этот последний вечер показался ему очень долгим.

Он и жена мало разговаривали в тот вечер. Только чтобы успокоить друг друга. Камиль говорил, что нисколько не боится за себя, не боится предстоящих трудностей, а беспокоится лишь об остающихся дома. Сания сказала, что незачем ему беспокоиться о доме — кругом добрые соседи и знакомые. Просила, чтобы Камиль берег себя.

И все сказанное, казалось, звучало отчужденно, даже холодновато.

Люди, очень близкие друг другу, в минуту серьезных переживаний часто бывают неразговорчивы. Перед лицом глубоких испытаний слова кажутся им совершенно бессильными и лишними.

Камиль и Сания без слов понимали внутреннее состояние друг друга. Камиль то и дело поглядывал на свою Санию. Посмотрит-посмотрит и, сам не замечая того, глубоко вздохнет.

Так бывало и в пору молодости — вот так же он подолгу, стараясь делать это незаметно, глядел на свою Санию. Точно на лице девушки, под длинными ресницами, в темно-карих ее глазах, были спрятаны глубокие тайны. Не в силах оторвать глаз, парень испытывал невыразимое наслаждение оттого, что покорялся таинственной силе ее глаз.

Но настоящая любовь пришла после. Камиль понял это только через несколько лет. Внешняя красота Сании уже не кружила ему голову. Открылась другая, внутренняя ее красота. И Сания заполнила всю жизнь Камиля, стала для него единственной и незаменимой.

Вещи в дорогу были давно приготовлены, но Камиль то и дело, только для того, чтобы не сидеть без дела, пересматривает их. Изредка, ни к кому не обращаясь, промолвит какое-нибудь ничего не значащее словечко. А сам все поглядывает на свою Санию, глубже, чем когда-либо, ощущая, насколько близка ему эта женщина с коричневыми пятнами по краям лба и па верхней губе… Ее темные волосы с пробором посередине, широкий халат из яркого сатина — все просто и отдает спокойствием. Спокойны и все ее движения.

Сания, медленно двигая белыми локтями, что-то вышивает на маленьком платочке. Это подарок Камилю в дальнюю дорогу.

На углу батистового платка голубым шелком она вышивает буквы «К» и «С», накрепко соединяя их друг с другом.

И в сердце Камиля поднимается острое чувство жалости к Сании.

Как мучительно оставлять ее одну, когда не сегодня-завтра она должна родить, когда так будет нуждаться в помощи близкого человека эта чистая душой женщина, много лет делившая с ним свои радости и заботы…

Десять лет, прожитых с Санией, промелькнули как сон. Теперь ему думалось, что он был скуп на любовь и уважение к ней. Вспоминались случаи, как иногда обижал ее, как однажды вечером, уходя из дому, на вопрос Сании: «Скоро ли вернешься?» — ушел, ничего не ответив…

«Эх, зачем надо было так ее обижать?»

Говорят, жалость не любовь. Ошибочное мнение, ведь жалость чаще всего и вызывается любовью.

Вот Сания, словно что-то услышав, оторвалась от своего дела и, не поднимая головы, потянулась к руке Камиля. И Камиль дал ей руку. Сания, притянув ее к себе, прижала теплую ладонь мужа к своему животу. Пальцы Камиля почувствовали, как шевелится ребенок: он сильными толчками поднимал ладонь отца, точно брыкался ножками. И мать, и отец улыбнулись.

— Сердится на меня! Мол, зачем уезжаешь, не дождавшись меня, — сказал Камиль.

— Нет, не то.

— А что же?

— Говорит: пусть наш папа не беспокоится, — мол, мы не таковские, чтобы подкачать.

Камилю захотелось обнять и нежно поцеловать Санию. Но, глянув на сына, мастерившего что-то из бумаги, остановился. И Сания сказала:

— Хасан, пора тебе спать, сыночек.

Хасан сегодня был особенно послушен. Он быстро собрал игрушки и без возражений улегся в свою постель. Но и ему было неспокойно. Не то чтобы он очень страдал из-за отъезда отца, но было тревожно оттого, что не может горевать и ему не хочется плакать при расставании с отцом. Хасан вместе с тем страшился чего-то, старался утаить эти свои чувства от родителей и, накрывшись с головой одеялом, притворился спящим.

Камиль и Сания перед сном вышли прогуляться. На улице — светлая летняя ночь с редкими звездами. Все здесь близкое, свое. Здесь, в этом городе, прошла лучшая пора жизни, пора, полная семейного счастья, радостного труда, общения с добрыми друзьями…

Дремлет погруженный в грустную тишину фруктовый сад. Этот сад заставил Камиля вспомнить первые годы жизни в Ялантау.

Маленький сад в углу двора существовал еще до приезда Камиля с Санией. Но в то время там росли только сирень да боярышник, плодовых деревьев не было. Бывшие хозяева, ссылаясь на то, что все оборвут ребятишки, и вообще боясь привадить воров, не считали нужным разводить сад.

Дом был построен человеком с прозвищем «Памятливый Фахруш». Он считался в свое время одним из крупных купцов. Говорили, что, будучи совершенно неграмотным, он до последней ниточки помнил, сколько и каких товаров лежит у него в магазинах, помнил всех должников.

Рассказывали, что однажды, когда Фахри был еще мальчиком, он, оставшись в магазине отца, продал какому-то деревенскому парню осьмушку чая. У парня недоставало копейки. Когда он стал упрашивать сбавить копейку, Фахри сказал: «Ладно, копейка будет за тобой». Прошли многие годы, Фахри вырос и стал торговцем. И должник-парень стал мужиком с большой бородой и усами. Однажды Фахри наблюдал за погрузкой баржи. Продавшие пшеницу крестьяне пришли за деньгами. В кассе сидел сам Фахри. Чернобородый мужик начал просить надбавить ему копейку. И тут Фахри узнал его и сказал:

— А помнишь, ты мне за чай копейку остался должен?

— Когда? — Мужик, конечно, давно уже позабыл, что когда-то, в молодости, покупал чай у Фахри.

Но Фахри ему напомнил должок и вместо прибавки уплатил на копейку меньше. Мужик почесал в затылке и промолвил:

— Однако и памятливая же ты свинья, Фахруш!

Мужики посмеялись. И с того времени Фахри-бай стал Памятливым Фахрушем.

Но среди торговцев его величали уважительно — «Фахри-абый» и даже «Фахрутдин-эфенди».

В годы первой империалистической войны дела Памятливого Фахруша пошли в гору, Тогда он выдал свою дочь за одного из уездных чиновников. Свадьбу сыграли на славу, и Фахруш, купив участок неподалеку от центральной улицы, построил дом для дочери и зятя.

В этом двухэтажном, покрашенном голубой краской доме с железной крышей зять и дочь богача не обрели спокойной жизни. Зять, будучи преданным слугой царя, во время гражданской войны оказался в рядах белогвардейцев и, когда красные начали одерживать победы, ушел с белыми. Вместе с ним исчезла и жена.

Дома у молодых и у самого Фахруша были конфискованы и поступили в распоряжение коммунального хозяйства. В доме зятя-чиновника поселили сначала две рабочих семьи. Один из сыновей рабочего, жившего на втором этаже, стал инженером и, получив квартиру в Казани, взял туда и семью.

Как раз в это время в Ялантау приехали учителя — Камиль и Сания, им и отдали освободившуюся квартиру.

У Камиля и Сании, кроме фанерного чемодана с одеждой и плетеного сундука с книгами да еще жестяного чайника на двоих, ничего не было, и трехкомнатная квартира, отведенная им, показалась огромной.

В одной из комнат от бывших хозяев остались железная сетчатая кровать и два больших стола, а на стене кухни — висячий шкафчик.

— Если их уберут, будет совсем пусто, — сказала Сания.

В душе они уже с сожалением вспоминали свою комнату в студенческом общежитии Казани. В это время вошел один из бывших хозяев.

— Если можно, оставьте эту кровать, столы и шкафчик у себя. Но если они будут стеснять вас, можно вынести в дровяник.

— А можно пользоваться ими? — спросил Камиль.

— Пожалуйста. Можете даже купить и оставить для себя.

— Пока мы не можем ничего покупать.

— Можно уплатить позже.

— Хорошо, пусть останутся, — сказал Камиль. — Договоримся…

Так они начинали жизнь в этом доме.

А с садом получилось так.