Затем Башкирцев перешел к следующему вопросу. По решению Совнаркома город должен выделить сто пятьдесят человек для работы в колхозах.

— А послано не больше восьмидесяти! — сказал Башкирцев, — Есть явно уклоняющиеся от поездки в колхоз. Значит — не подчиняются законам? Куда смотрит прокурор?..

Слова секретаря горкома задели Мухсинова. Еще недавно он вызвал к себе одну из женщин, отказывающуюся ехать в колхоз, и пригрозил ей привлечением к ответственности.

— Погоди привлекать-то! — грубо заговорила женщина. — Пошли в колхоз сначала свою жену.

— Она у меня больная, — сказал Мухсинов, — у нее справка от врача.

— И я больная, — возразила та. — Если на то пошло, я тоже принесу справку. Пусть разденут нас, и все доктора скажут, кто из нас больнее — жена прокурора или я.

И Мухсинов не отважился ответить.

— Иди, иди, — только и сказал он. — Если больна, надо было сразу приходить со справкой.

Мухсинов знал, что Джамиля не настолько больна, чтобы не поработать в колхозе. А справку она, конечно, могла получить как жена прокурора. Хоть эта мысль давно беспокоила его, однако не хотелось объясняться с женой. Вдруг, думал он, Джамиля поймет это как очередное издевательство. Пусть делает, что хочет…

А сейчас этот вопрос вдруг стал для Мухсинова большим и трудным. Ведь вчера только он говорил ей: «Для меня было бы мучением провести без тебя хотя бы один день!» И вдруг после этого предложить ей ехать в колхоз! И чтобы она работала там до глубокой осени.

А с другой стороны, он только что дал торжественное обещание быть во всем таким же честным, как Сания…

Как поступила бы в данном случае Сания?

На другой день прокурор вызвал заведующего городской амбулаторией, врача, который всегда жил в Ялантау, седобородого, с лысиной во всю голову старика в желтоватом, не знающем износа чесучовом костюме, Мухсинов расспросил его о здоровье, о том о сем. И лишь после этого перешел к делу:

— К сожалению, Марк Семенович, среди врачей нашлись товарищи, которые помогают симулянтам. Есть факты, когда без достаточных на то оснований той или иной гражданке или гражданину выдается справка, что они больны и не могут выполнять тяжелую работу. Вы, конечно, и сами понимаете, что это преступление.

— Конечно, — охотно согласился старый врач. — Однако я не знаю ни одного такого случая.

Мухсинов неторопливо выдвинул ящик стола и достал справку.

— А что на это скажете?

Старый врач взял справку. Надел очки в тонкой серебряной оправе. Тем не менее, чтобы прочесть справку, он отвел ее довольно далеко от глаз.

— Да, — сказал он, — подписана нашим врачом. Наша печать… И… печень, женская болезнь… Да, человеку с такими болезнями действительно тяжелый физический труд противопоказан.

— Но у нее нет таких болезней!

— На чем вы основываете свое утверждение?

— Я хорошо знаю этого человека.

— Кто же она?. — Врач взглянул в справку. — Джамиля Салимовна Мухсинова?

— Это моя жена.

Заведующий амбулаторией снял очки и спрятал их в карман. Справку положил на стол перед Мухсиновым.

— В таком случае, — сказал он, — не виновны ли вы сами в этом?

— И на мне вина большая, — признал Мухсинов, — не скрываю. Я не должен был допускать этого. Однако и врач не должен считаться ни с какими чинами. Так вот, Марк Семенович, я эту ошибку исправлю. И от вас тоже требую, чтобы фиктивные справки не выдавались никому. Предупредите ваших врачей.

— Хорошо. Больше подобной справки не получит никто. Сам буду подписывать.

— Но и в другую сторону перегибать палку не следует.

— Хорошо, если вы требуете справедливости, за это я вас только…

— Да, справедливости! — не давая поблагодарить себя, перебил его Мухсинов. — Справедливость по отношению ко всем!

Старый врач ушел удовлетворенный таким предупреждением прокурора. И Мухсинов тоже остался доволен собой.

Разумеется, с женой он поговорил об этом заранее.

И Джамиля поняла его. Примирение с Бакиром внесло в ее душу мир и успокоение.

«Да, — сказал себе Мухсинов, — моя Джамиля тоже человек чистой души и не уступит Сании!..»

Сания не знала, отчего вдруг легче пошло дело по организации помощи деревне. Никто не приходил больше с подозрительными справками об освобождении от физической работы. Сании, конечно, приятно было заметить это облегчение. Но думать об этом ей было некогда.

Мобилизация людей в деревню коснулась и ее собственной семьи. Вместе со школой уехала и Ольга Дмитриевна. Не захотели отставать от нее и Хасан о Валериком. Таким образом, Розочка осталась на попечении Сании. Правда, ей помогала Галина Сергеевна, но Сания старалась как можно меньше беспокоить ее.

А неотложных дел становилось все больше. Вот она изучает акт о работе злосчастной ремонтно-строительной конторы. В порядке подготовки к очередной сессии горсовета по предложению Сании была создана специальная комиссия для проверки работы конторы, Комиссия быстро и неплохо справилась с заданием.

Чего только не было в акте, напечатанном на восьми страницах тонкой папиросной бумаги!

Главных работ по плану капитального ремонта контора не выполнила. В то же время она занималась делами, не предусмотренными планом. Дефицитные строительные материалы распродавались мелкими партиями частным лицам — главным образом руководителям разных учреждений, заведующим и директорам. Начальнику горкомхоза выстроили сарай, бывшему председателю городского Совета Гарипову также построили дровяник и покрыли крышу сарая…

…Самтресту перевезли спирт, за что получили пятьсот литров вина. Это вино опять-таки раздали всякого рода начальству. В списке получателей вина стояла и фамилия покойного Гарипова.

Транспорт конторы использовали не по назначению. Контора не вывезла своевременно с берега Камы строительные материалы. В результате унесло водой несколько сот кубометров лесоматериалов. В весеннее половодье пропало много извести. Из-за плохого обращения вышли из строя четыре грузовика. Последняя оставшаяся машина используется для личных нужд. И за обслуживание этой единственной машины получают зарплату начальник транспорта, механик, слесарь, три охранника и полбухгалтера.

Возчик Хайрулла Табанаков двенадцатого марта оставил лошадь на улице и ушел в закусочную. Лошадь была украдена. Ахметшай «списал» ее, а Хайрулле выдали другую лошадь.

Об этом и многом другом свидетельствовали непреложные акты.

Дело тут было не в одном Ахметшае. Этот ловкач сумел запутать в своих грязных сетях как своих сотрудников, так и работников многих городских учреждений. Да и Санию вряд ли похвалят за то, что она допускала такие преступления. Ведь до последнего дня этот Ахметшай все еще работал на своем месте…

Нет, нельзя дожидаться сессии. Здесь теперь критикой дела не поправить.

Решив сегодня же передать прокурору акты, Сания спрятала их в портфель и взяла другую папку. В ней лежали протоколы и докладные, составленные депута тами и другими представителями общественности, которые были прикреплены к хлебным магазинам.

Сания бросила взгляд в окно — за окном уже сгущались вечерние сумерки. Она принялась убирать со стола: надо было идти домой, дольше оставлять ребенка в яслях нельзя.

Но тут открылась дверь, и послышался строгий, требовательный голос:

— Можно?

— Пожалуйста, войдите.

В дверях стояла худощавая женщина. Она показалась Сании знакомой. Поджатые губы и серые глаза с вызывающим выражением как бы говорили: «Думаешь, я тебя боюсь?»

Сания не могла сразу припомнить, где видела эту женщину. Почему-то казалось, что она в чем-то виновата перед ней. Кто же это?

— Здравствуйте! — сухо произнесла вошедшая.

И Сания вспомнила.

— Это вы, Хусна-апа! — обрадовалась она. — Давно вас не видела. Ну как поживаете? Садитесь.