Сейчас, когда он, как привидение, возник в калитке, Сании стало тревожно. Что ему надо? Кто он такой?..

Но Сания тут же взяла себя в руки и даже слегка упрекнула себя: «Может, старик нуждается в помощи?»

— Вам кого, дедушка? — спросила она. — Может, милостыню просите?

— Нет, не прошу.

Голос старика прозвучал недовольно. Сания, решив, что обидела его, сказала поласковее:

— Может, яблочко сорвать для вас, бабай? Можно вас угостить?

Старик, в упор глядя на Санию, подошел ближе.

— Яблоко? Не надо. Ты мне сорви несколько ягод боярышника!

— У нас в саду нет такого дерева, бабай.

— Семь кустов должно быть в этом саду.

На Санию уставились мутные глаза. «Не сумасшедший ли?» — подумала она и, не зная, что предпринять, беспомощно оглядела двор.

В это время с сумкой в руке показалась Гашия и, увидев старика, поздоровалась:

— Как дела, Фахри-бабай? Жив-здоров?

Но старик не ответил на приветствие. Уставив холодные глаза на Гашию, строгим голосом спросил:

— Ты кто?

— Я Гашия, жена Мулладжана.

— Мулладжан? Какой Мулладжан?

Гашия вначале затруднилась ответить на этот вопрос.

— Не знаю какой, — улыбнулась она, — один у меня был Мулладжан. Он ведь тебя знавал. Из деревни Сазтамак.

— A-а, Мулладжан! А сам он где?

— Умер. Уже четвертый год пошел.

— Хороший был человек, мир праху его.

— Заходи ко мне — чайку попьешь, бабай!

— Тут живешь?

— Здесь. После смерти мужа работаю дворником.

— Дворником? Ты — женщина!

Гашия засмеялась:

— Ну, бабай, сейчас женщины не только дворниками работают, но и магазинами заведуют.

Старик указал палкой на дом:

— Тут кто живет?

— Внизу живет Чтепан, работает на деревообделочном заводе. А наверху — вот они, — Гашия указала на Санию. — Учительница, очень хороший человек.

Старик снова повернулся к Сании:

— Крыша не протекает?

Заметив, что Сания стоит в недоумении, Гашия поторопилась ответить:

— Только в прошлом году перекрыли и покрасили. Блестит, как новенькая.

— Ладно! — сказал старик и повернул к калитке. — Если ты дворник, хорошенько присматривай за домом. Поняла?

— Поняла. Чайку попить зайдешь, бабай?

Старик не ответил, неторопливыми шагами вышел на улицу. И, постукивая палкой по ограде сада, спустился переулком на соседнюю улицу.

— Кто такой? — спросила Сания. — Новый управдом?

Гашия весело расхохоталась.

— Какой там управ! Это и есть Памятливый Фахруш. В его доме мы живем.

Сании довелось слышать о Памятливом Фахруше. Но, живя больше десяти лет в когда-то принадлежавшем ему доме, она не видела старика. Считала, что он давно умер. А он, оказывается, жив. Зачем приходит сюда этот призрак?

Гашия все еще смеялась.

— Вспомнил про свой дом! Ходит, проверяет… Видно, опять собирается стать хозяином. Вот подлая душа!

«Опять собирается стать хозяином…» Сания насторожилась. Памятливый Фахруш, бывший владелец дома, спрашивает с нее какие-то семь кустов боярышника! Вот оно что!..

Она знала, конечно, о нависшей над страной угрозе, о том, что наши войска отступают на восток, но до ее сознания не доходил страшный реальный смысл всего этого.

Да, конечно, враг думает восстановить власть капиталистов и помещиков, вернуть старый порядок. И уцелевшие недобитки вылезают из своего подполья.

Сания даже рассердилась на Гашию, которая так легкомысленно хохотала над этим.

— Чему ты смеешься? — сказала она строго.

И торопливо ушла в дом.

Гашия никогда не видела, чтоб Сания так сердилась.

Гашия родилась в бедной крестьянской семье в одном из дальних районов Татарии. Одиннадцати-двенадцатилетнюю сироту, ничего, кроме красоты и врожденной приветливости, не получившую от родителей, взял на воспитание родственник со стороны отца по имени Тяхау. У Тяхау было крепкое хозяйство, да, кроме того, он еще приторговывал. В голодное время на торговлишке он заметно разбогател.

Гашия жила в этой семье неплохо. Дела ей хватало и в домашнем хозяйстве, и в поле. Хозяева относились к ней как к своему человеку, а для здоровой и толковой девушки никакое дело не казалось трудным.

Но в семье торговца заботились о ней по-своему, В школе ее не учили, — считали, что настоящее счастье заключается только в том, чтобы быть сытой и одетой. Учили быть благодарной дядюшке, заменившему родителей, беспрекословно во всем его слушаться. Постоянно напоминали о боге, о том, чтобы держать уразу — пост — и молиться.

Гашия в пору своей юности не могла и близко подойти к передовой молодежи деревни — так крепко держала ее семья Тяхау.

Ее, еще не вышедшую из детского возраста, Тяхау выдал замуж в соседнюю деревню, за своего близкого друга, говоря словами Тяхау — «за несравненного, замечательного человека, редко встречающегося в нынешние времена». Этот «замечательный человек» был Мулладжан, у которого только недавно умерла жена. Он был старше Гашии лет на двадцать.

Гашия стала ему верной женой. Хотя у Мулладжана было обыкновение возвращаться домой пьяным, она не жаловалась. Таково уж данное ей богом счастье, думала она.

В доме Мулладжана не было детей. Говорили, что его взрослый сын отказался от кулака-отца и уехал в Казань, где сейчас учится. Второго ребенка, не желая оставлять его при мачехе, родители первой жены взяли к себе.

Мулладжан не жалел об этом. «От нынешних детей все равно добра не видать, — говаривал он. — Будут еще, не высох родник!»

И, не заставляя долго ждать, Гашия вскоре родила ему дочь. В это время началась в деревне коллективизация, и для Мулладжана наступили неспокойные дни. Однако он не выступал открыто против колхозного движения. Оставив деревню, уехал в город и, по совету друзей, стал жить в Ялантау. Друзья обещали устроить его сторожем при каком-то магазине. Но тут что-то случилось с его друзьями: в их руках уже не было власти, чтобы определить Мулладжана сторожем. Он устроился дворником. Поскольку здесь не оказалось людей, знавших его прошлое, Мулладжан вскоре стал именовать себя «трудовым народом». Подвыпив, был не прочь попрекнуть соседей: «Мы — трудовой народ, а вы — интеллигенция…» В пьяном виде появлялся дома довольно часто. Понятно, что на выпивку требовались деньги.

И Гашия, будучи доброй женой, как могла помогала мужу. Для нее не было секретом, что муж связан с какими-то спекулянтами.

Но года три тому назад пьяный Мулладжан пошел на Каму купаться и утонул. Гашия осталась с тринадцатилетней дочерью на руках. Рожденная от пьяницы, дочка была придурковатой. Гашия даже плакалась: «Что я буду делать с этой бестолковой овцой?»

Но без Мулладжана Гашия стала жить легче и спокойнее.

Все соседи считали Гашию хорошей, доброй женщиной.

Радушие Гашия унаследовала от матери, — это качество с годами нисколько не ослабевало, даже и тогда, когда она жила с вечно пьяным мужем. Она всегда старалась жить в мире с соседями, никогда не отпускала с пустыми руками того, кто приходил к ней с нуждой. Даже если у нее не было того, что просили, Гашия и тогда прямо не отказывала. «Найдем», — скажет она и, верно, найдет, что нужно, у кого-либо из своих знакомых. Никогда не отказывалась она от того, чтобы чем-нибудь услужить людям Особенно после смерти мужа. Она часто бралась принести соседям воды, вымыть полы, выстирать белье. При этом даже не назна чала цены за работу. И, конечно, не оставалась от этого в убытке: соседи платили за работу не меньше того, что следовало, а больше.

И Гашия жила, ни в чем не нуждаясь. Не забывала она и о боге. Соседи были неверующими. А Гашия неуклонно выполняла обычаи шариата: соблюдала пост, подавала милостыню, справляла мусульманские праздники, слушала чтение Корана, делала праздничные угощения.

Соседи перестали замечать этот ее недостаток, а если и видели, не ставили в вину, только изредка снисходительно посмеивались над ней.

И с Санией Гашия была в хороших отношениях. Сании, молодой хозяйке, на первых порах частенько приходилось обращаться к Гашии за сковородой, мясорубкой или утюгом. Гашия давала, можно сказать, с радостью все, что требовалось, даже приносила сама, не спрашивая.