Сания велела запрячь исполкомовскую лошадь и поехала проверить дорогу на склады Заготзерна и мельницу. Ей хотелось убедиться своими глазами, можно ли пустить по ним одновременно лошадей и машины.

Только к концу дня Сания вернулась в горсовет. Весь день она провела в открытом поле, на свежем морозном воздухе, убедилась, что дорога не столь уж плоха, как об этом говорили. От этого настроение у Сании поднялось, возросла уверенность в себе. Только надо подремонтировать кое-где дорогу, чтобы сделать ее проходимой для грузовых машин. Если удастся собрать человек пятьдесят — шестьдесят, можно организовать воскресник. Тогда можно будет пустить машины дня через три. А на лошадях хоть сегодня можно начинать перевозки.

Сания стала просматривать накопившиеся на столе бумаги. Она взяла большой лист с типографским штемпелем. Ага, это с завода автогаражного оборудования насчет наряда по перевозке хлеба на мельницу. Ну-ка, что пишут?..

«Не можем выделить для перевозки грузов ни лошадей, ни машин. В отношении транспорта завод находится в очень трудном положении. Просим освободить нас от этого наряда». Этот завод — одно из мощных предприятий Ялантау. Сания возлагала на него большие надежды. Она отложила бумагу в сторону, взяла другую. Ответ пристанского начальства — тоже просят освободить. То же и от ремонтно-строительной конторы.

Сания просмотрела еще с десяток бумаг. Все просили освободить их от перевозки зерна на мельницу.

«Найдется ли хоть одно учреждение, которое даст транспорт? — с огорчением подумала Сания. — Точно сговорились».

В дверях показалась Раиса Лазаревна.

— Вас спрашивали с завода точных приборов. Просили позвонить, когда вернетесь.

— Кто?

— Сам Губернаторов.

«Аркадий Андреевич наверняка хотел расспросить насчет перевозки хлеба, — подумала Сания. — Видно, хотел послать машину. Безусловно так, как же иначе? Если уж он будет против, тогда… — Однако тут же шевельнулось какое-то дурное предчувствие. — Да, значит, никто и признавать меня не хочет как руководителя. И Губернаторову, видно, неловко было отказать мне только потому, что он у меня на квартире… Впрочем, откуда эти мысли?»

Рассердившись на себя, она тут же взяла телефонную трубку.

В трубке послышался знакомый голос:

— Алло! Слушаю…

— Аркадий Андреевич?.. Это Ибрагимова. Вы просили меня позвонить?

— Да, просил, — ответил Губернаторов. — Хорошо, что вас не оказалось на месте. Мы с вами крепко поругались бы.

— Из-за чего?

— Из-за того, что вы требуете у нас транспорт для перевозки хлеба на мельницу.

— Зачем же сердиться на меня? Как же не требовать…

Губернаторов не дал ей договорить.

— Теперь я все понял, — сказал он. — И нисколько не сержусь на вас.

— Поняли? Вот спасибо! — Лицо Сании сразу посветлело. — Только, Аркадий Андреевич, машин пока не посылайте…

— Вы меня неправильно поняли, — засмеялся Аркадий Андреевич. — Я сообразил, что за этот наряд не следует обвинять вас.

— Аркадий Андреевич!

— Да, да! Вы там новый человек и еще не знаете, у кого какие имеются возможности.

— Значит, что же? Вы отказываетесь выполнить это решение городского Совета?

— Приходится, Сания Саматовна. Мы уже послали вам объяснение. И на меня не сердитесь, Сания Саматовна, еще раз говорю: я вас нисколько не обвиняю…

В душе Сании поднялась волна гнева. Не в силах сдержать его, она крикнула каким-то чужим, резким голосом.

— Товарищ Губернаторов!

Директор смолк. Отчетливо выговаривая каждое слово, как будто диктовала на уроке, Сания продолжала кричать в трубку:

— Если вы непременно хотите кого-нибудь обвинять за то, что вашему заводу дали наряд на перевозку хлеба, так знайте: виновата в этом я. Прежде всего я! Если вы считаете, что меня не стоит обвинять, я могу принять это только как оскорбление с вашей стороны. Однако я знаю возможности вашего завода в отношении транспорта. Понимаю, что наряд является нелегким. Не секрет для меня и то, что вы работаете для фронта. Даже возможно, что из-за наряда, который вам дал городской Совет, несколько пострадает выполнение вашего производственного плана. Все это я учитываю. И все же, зная обо всем, я подписала наряд и сама адресовала его вам. Не сделай мы этого сегодня — через месяц все, в том числе и вы, останемся без хлеба. Вам ясно?

— Ясно, Сания Саматовна, — сказал Аркадий Андреевич уже с некоторым колебанием в голосе. — Все понимаю. И все-таки не могу выполнить вашу просьбу…

«Просьбу»? Гнев Сании вспыхнул с новой силой.

— Я не прошу вас, товарищ директор! Решение городского Совета не просьба — закон! Поскольку вы живете на нашей территории, и для вас тоже!

Аркадий Андреевич, как видно, уже справился с растерянностью, возникшей после первой атаки Сании, его голос стал резким.

— Вот что, товарищ заместитель, — он перешел на официальный тон, — если на то пошло, я вам не подчиняюсь. У меня есть свой главк. Я отвечаю за свое производство. А если оставите без хлеба рабочих и население, за это отвечаете вы.

У Сании задрожали губы. От возмущения и обиды она не знала, что сказать.

— Спасибо! — выкрикнула она наконец. Это злое «спасибо» снова развязало ей язык, и она повысила голос: — Коли вы так рассуждаете, товарищ директор, вы не коммунист! Вы баба! Позор вам!

Это оскорбительное слово вывело из себя Аркадия Андреевича. У него не хватило должной выдержки. В то же время он не проявил и находчивости, чтобы ответить остроумнее, а только повторил раздраженный ответ плохих спорщиков:

— От бабы слышу!..

— Это для вас еще больший позор! — сказала Сания и с сердцем бросила трубку на рычаг.

Словно желая собраться с мыслями, она долго сидела, подперев ладонями щеки и закрыв глаза. Потом медленно открыла их и подняла голову.

«Что я наделала! — подумала она. — Что наговорила ему! Всю злость излила на одного Аркадия Андреевича! Как теперь покажусь ему на глаза?.. Но хорош и он! Совсем не считается со мной как с советским работником. Для него я пустое место. И разве он один так? А эти? — Она взяла в руки лежавшую перед ней стопку бумаг, — Никто не желает слушаться. Да, Губернаторов говорил, что тоже послал объяснение… Где оно?»

Сания еще раз пересмотрела полученные бумаги, но ответа Губернаторова не было.

Она собрала разбросанные на столе бумаги и направилась в кабинет председателя.

Гарипов, очевидно, собирался уходить — он складывал в ящик стола какие-то папки.

— А, Ибрагимова! Ну как дела?

— Товарищ Гарипов, кажется, эта была ошибка — поручать мне такое ответственное дело. Вот! — Сания положила перед Гариповым целую папку бумаг. — Все отказываются дать транспорт. Никто не признает меня.

Гарипов спокойно усмехнулся:

— Тебя? Почему тебя? Разве ты единолично вынесла решение?

— Откуда люди узнали, что выполнение дела поручено мне? Почему все пишут на мое имя?

— Я сказал. Кое-кто ко мне приходил, а многие звонили по телефону. Я всех отсылаю к тебе.

— Товарищ Гарипов, я считаю это неправильным. Можно подумать, что вы отстраняетесь от дела. Надо было хорошенько объяснить, растолковать.

— Может быть, ты думаешь, что с Гариповым считаются?

Сания удивленно посмотрела на Гарипова:

— Как могут с вами не считаться? Ведь вы председатель горсовета! Ведь это значит не считаться с Советской властью!

Гарипов расхохотался:

— Не совсем так, Сания. Садись-ка, садись!

Они сели друг против друга.

— Не вижу, — продолжал Гарипов, — не вижу ничего такого, чтобы расстраиваться. Все будет сделано, вот увидишь. И лошадей дадут, и машины пришлют. Только одного нашего приказа мало.

— Что же еще нужно?

— Пусть пока отказываются. Наше дело — насчет дороги позаботиться. Дня за два надо ее поправить, чтобы можно было проехать не только на лошади, но и на машине. А потом соберем в одну папку все эти отношения и пойдем к Башкирцеву. Ведь хозяйственики почти все коммунисты. Башкирцев их вызовет и взгреет как следует…