— А-а-а! — протянула Сания, сообразив, в чем дело. — Это верно, Каратаев у нас оказался слишком рьяным военруком.

— При чем здесь Каратаев? За школу-то вы отвечаете! Кого я должен привлечь к ответственности?

Хотя Мухсинов заговорил в строгом тоне, Сания не особенно испугалась.

— За всем не углядишь, — сказала она смиренно. — Что было, то было. Буду впредь бдительнее. За этим вы меня вызвали?

Мухсинов понизил голос:

— Вы на ответственной должности, Сания-ханум. А это значит — отвечаете не только за себя. Пожалуйста, не забывайте, что на все существуют свои законы. И если я не отдаю вас под суд, это значит, что ответственность беру на себя.

— Извините, товарищ Мухсинов…

— Понимаете, Сания-ханум, мне не хочется быть строгим, официальным по отношению к вам. Почему? Вы должны сами это понять. Если сейчас не поймете, надеюсь, поймете когда-нибудь.

Сания не знала, говорить ли ей спасибо Мухсинову или рассердиться. Что он хотел сказать? А может быть, он по-своему заботится о семье фронтовика?..

— Хорошо, до свидания, товарищ Мухсинов, — наконец сказала Сания.

Мухсинов проворно вскочил и, выйдя из-за стола, проводил ее до дверей.

Сании некогда было задумываться над словами Мухсинова. Выйдя из прокуратуры, она поспешила в школу, борясь с немилосердным ветром. А в школе занялась своими повседневными делами. О прокуроре забыла.

Только вернувшись домой и собираясь уже спать, вспомнила слова, сказанные Мухсиновым. И сон рассеялся. «Что ему надо от меня? На что он намекал? Хотел сказать, что любит? Какое мне дело до этого? Как ему не стыдно…»

И что-то скверное почудилось Сании в словах Мухсинова насчет Камиля:

«Почему от него нет никаких вестей? Что это может значить?»

Что он хотел этим сказать? Уж не получил ли каких-нибудь плохих вестей о Камиле? Не хотел ли подготовить к ним Санию?..

Тягостные эти мысли долго не давали уснуть.

Под утро ее разбудил звонок. Сания вскочила. И, не зажигая света, отогнула край глухой занавески и выглянула на улицу. За окнами было темным-темно. Снова зазвенел звонок.

Кто это может быть? Сания зажгла свет, надела пальто и вышла в холодные сени.

— Кто там?

— К Галине Сергеевне, — откликнулся мужской голос. — Муж ее приехал, муж!

— Сейчас разбужу ее.

Но Галина Сергеевна уже проснулась сама. Когда Сания вошла к ней, она уже была в халате.

Сания взглянула на будильник — было шесть часов утра. Проснулась Ольга Дмитриевна. Зашевелились и ребята. Ложиться спать уже не было смысла.

Скоро Галина Сергеевна позвала всех к самовару и познакомила с мужем.

— Это мой Аркадий, — сказала она, — а это Сания Саматовна — родная душа, которую мы нашли здесь.

Губернаторов крепко пожал руку и улыбнулся Сании:

— Рад познакомиться…

— Долго же заставили себя ждать, Аркадий Андреевич.

— Что поделать — дорога!

Губернаторов вздохнул. Затем стал расспрашивать Санию:

— Как дела у вас? Не слишком ли перегрузили город эвакуированными?

— Не такое время, чтобы думать об этом.

— Боюсь, не оказались ли мы бесцеремонными гостями? Мало того, что выжили вас из школы, — вдобавок и в дом к вам вселились.

— Не беспокойтесь, я сама пригласила.

— От всего сердца спасибо вам, Сания Саматовна, за приют, за ласку.

За чаем Губернаторов поделился столичными новостями, рассказал о дорожных приключениях. Бодрый его тон и сдобренные шуткой рассказы подняли у всех настроение. Весело и оживленно стало за столом.

Наконец появились и ребята. Выспавшиеся и свежеумытые Валерик и Хасан были посажены рядом с гостем.

— Слышал, слышал, что есть такой Хасан, и очень рад, что мы нашли здесь не только хорошую квартиру, но и хорошего товарища для Валерика. Ну, Хасан, будем знакомы. Как твоя фамилия?

Хасан протянул руку:

— Хасан Ибрагимов.

Аркадий Андреевич, вспоминая что-то, вдруг насторожился:

— Как? Ты Ибрагимов? В самом деле?

— Да, я Ибрагимов, — повторил Хасан.

— Постой-ка, постой! — Губернаторов сунул руку в боковой карман. — Э, нет, должно быть, в кармане гимнастерки, — сказал он, вставая с места. — У меня есть поручение насчет Ибрагимова. Человек из вашего города, надо разыскать.

Губернаторов подошел к вешалке, вытащил засаленную записную книжку из кармана висевшей гимнастерки и стал терпеливо перелистывать.

— Ну да! Вот он, Камиль Ибрагимов!

В комнате стало совсем тихо.

— Не знаете такого?

— Вы в его квартире, — сказала Сания, встревоженно поднявшись.

— Как, его квартира? Ибрагимова Камиля?

— Камиль — мой муж.

— Мой папа, — добавил Хасан.

— Вот так история! — Аркадий Андреевич широко развел руками и прошелся по комнате. — В таком случае это я для вас принес известия, Сания Саматовна! Вот не ожидал! Кто бы мог знать?…

Сания оторопела:

— Ой, как вас… Николай… как вас… Андрей…

— Аркадий Андреевич.

— Да, да, Аркадий Андреевич! Говорите же скорей. Где Камиль? Что с ним? Жив он?

— Жив, успокойтесь, Сания Саматовна!

И Аркадий Андреевич стал рассказывать все по порядку:

— В Москве я встретил комиссара части, где служил Камиль Ибрагимов. Павленко Остап Иванович, мой старый знакомый. Узнал, что я еду в Ялантау, и дал мне поручение… Они попали в окружение, но пробраться к своим через фронт было очень трудно. Несколько раненых бойцов пришлось оставить в тылу противника. Среди них был и Ибрагимов.

— Камиль? Его ранили? Что с ним?

Заметив, как побледнела Сания, Губернаторов поспешил успокоить ее.

— Павленко сказал, что рана неопасная, в ногу ранен. Должно быть, уже выздоровел. Комиссар хотел об этом написать вам письмо. Но при переходе через фронт потерял бумажку с адресом. Только и запомнил название — Ялантау.

— Значит, Камиль остался там?

— В тылу врага. Но вы не бойтесь, там есть друзья. Комиссар поручил его надежным людям. Это в Октябрьском районе, деревня Сосновка.

Ольга Дмитриевна, тихо сидевшая до сих пор, вдруг вскочила:

— Я знаю эти места! Я сама оттуда!

— Да? Так, может, вы слышали такую фамилию — Дубцов Захар Петрович?

— Дубцов? Кто же его не знает? Это лучший председатель в нашем районе.

— Да, это председатель колхоза «Труд». Ибрагимов остался у него. Вот об этом и поручил мне рассказать комиссар Павленко…

Давно ли здесь были классы… А теперь вместо парт стоят станки, они беспрерывно гудят. Над некоторыми из них брызжут снопы искр. Раздается скрежет режущих металл станков. Когда грохот затихает, спять слышны звонкие голоса юношей и девушек, как, бывало, в школе.

Парты унесли, а мальчики и девочки, учившиеся за этими партами, снова вернулись сюда. Они стали рабочими, вернее — будущими рабочими. Не успевшее окончить десятилетку, они принесли в цехи шутки, шалости, молодой задор.

Когда послышался пронзительный скрежет станка, над которым брызгали потоки искр, мальчуган, работавший рядом, остановил свой и двинулся к двери. Вслед ему крикнули, но из-за шума он не расслышал голоса. Он, как мышка, юркнул между рядами станков. Однако уйти ему не удалось — гул на минуту затих, и стали слышны человеческие голоса.

— Куда, Катушка? Ведь еще не обеденный перерыв!..

Мальчишка, прозванный за малый рост Катушкой, обернулся:

— Я не обедать иду, а наоборот…

Стоявшие поблизости рассмеялись.

Катушка был уже у дверей, когда Гришка Журавль, работавший на крайнем станке, продолжая отшлифовывать какую-то деталь, выставил длинную ногу, и Ка тушка, споткнувшись об нее, покатился кубарем. Проделка рассмешила весь цех.

Катушка, однако, не подал виду, что обиделся, только крикнул: «Смотри, я тебе покажу, Журавль длинноногий!» — и вышел в коридор.