От неприятной новости Гульниса растерялась. Прежде всего ей хотелось обвинить во всем Раису Лазаревну. Но какая польза от этого? Обидно было и за Санию: разве не могла она предварительно поговорить с ней, Гульнисой, или с Газизом? Она была готова броситься в ноги мужу и просить прощения: «Я… я во всем виновата!..» Мягкие ее губы дрогнули, и Гульниса заплакала.

— Своими руками на твою шею накинула петлю…

Газиз сидел молча, склонив голову над столом.

— Да, — сказал он наконец. — Иногда приходится держать ответ и жене руководящего работника.

— Зачем ты держишь около себя эту змею? — вскрикнула Гульниса.

— Видно, не устоял я перед льстивыми поклонами Раисы Лазаревны, — виноватым голосом ответил Газиз. Однажды прямо заявил ей: «Не люблю подлиз!» Так ведь заплакала даже. Сказала, что уважает меня от всей души, а я ее обижаю. Пожалел. Неудобно обижать человека за то, что он уважает тебя… Ладно, будет урок. А на Санию не обижайся…

— Да и Сания тоже! Не дура ведь, могла бы шепнуть мне…

— Надо, Гульниса, ценить честных людей, — возразил ей Газиз, и супруги перешли к обсуждению того, как быть дальше.

Гульниса несколько успокоилась. Ей уже казалось нормальным, что придется проводить Газиза на фронт. Ведь не он один… Конечно, плохо остаться совсем одной…

Газиз, как бы сочувствуя ей, сказал:

— Если мне действительно придется повоевать, может быть, Миляуше лучше вернуться?

Но Гульниса уже взяла себя в руки.

— Нет, нет, — сказала она торопливо, — не надо. Не стоит отрывать ребенка от учения. Выдержу, пусть учится.

— Ладно, не будем торопиться. Еще ведь не извести но, что скажут в Казани.

Просьбу удовлетворили. Но послали пока не на фронт, а в распоряжение Военного комиссариата республики, а оттуда на курсы подготовки политработников. Дали три дня, чтобы съездить в Ялантау и устроить семейные дела.

Первым делом Баязитов решил навестить дочку и отправился прямо в университет.

Как быть с Миляушей? Оставить в университете? Или вернуть к матери? Но пожелает ли этого сама Миляуша?

Все мечты Миляуши после окончания школы были об университете, но когда началась война, она не хотела уезжать из Ялантау — боялась расстаться с родителями в такое страшное время. Активная комсомолка, она никому не решилась сказать, даже самой себе не хотела сознаться в этом и объяснила свое нежелание ехать в Казань совсем другими причинами.

— В военное время полезнее, если я буду работать для фронта. Поступлю на завод у себя в Ялантау, буду делать оружие для Красной Армии, — говорила она.

Однако взяли верх советы родителей, и девушка уехала в Казань. Если судить по письмам, видимо, и учеба у них у всех идет не очень-то гладко. Да, коли предложить ей вернуться к матери в Ялантау, девушка, наверное, с большой охотой согласится.

Баязитов прошел мимо Ленинского сада, поднялся по кривой улочке, и перед ним предстал университет с его величавой колоннадой. С удовольствием оглядел протянувшееся на целый квартал здание. Ведь университет — слава Казани. Прославленный научный центр, он известен не только в Казани, но и по всему Союзу, известен всему миру!

Газиз с гордостью прочитал надпись над колоннами: «Казанский государственный университет имени В. И. Ульянова-Ленина».

Университет, где учился Ленин! Сейчас здесь учится Миляуша, его дочь. А он — сын мужика, который даже не знал о существовании известного всему миру научного центра в Казани. И пусть учится, разве можно ее отрывать от учения! Вот только… Эх, если бы не было этой войны, будь она проклята!..

Газиз поднялся по низким каменным лестницам и замешался в толпе. Кого только тут не было! Шли люди в котиковых шапках и в дорогих пальто, шли военные разных чинов, и одетые налегке девушки, и молодые люди с большими бородами, выращенными, наверное, для того, чтобы казаться старше, и наоборот, гладко бритые, безусые старцы.

Продвигаясь с толпой, Газиз вошел в университет. Длинные темные коридоры и площадки лестниц — все было заставлено какими-то аппаратами, приборами, высокими, как шкафы, ящиками. Как на вокзале, лежат чемоданы, связки бумаг, чайники. На чемоданах сидят пожилые женщины, как бы ожидая прихода поезда.

От такого зрелища Газизу стало не по себе.

«Да, война! — вздохнул он. — В таких условиях какая может быть учеба…»

Ему дали адрес общежития Миляуши, и Газиз направился туда. В пустом коридоре была только сторожиха.

Разговорившись с Баязитовым, она сочувственно проговорила:

— Не знаешь, учиться приехали или работать!

Газиз хотел посмотреть комнату, где жила Миляуша. В это время появилась шумная стайка девушек, и полутемный коридор сразу ожил. Несколько девушек в лыжных костюмах подошли к столу.

— Гайнамал-апа, писем нет?

Сторожиха открыла ящик и достала несколько писем.

— Возьмите. А где же Миляуша?

— Миля? Сейчас придет. Миля! Тебе письмо!

Дверь распахнулась, и, впустив за собой облако морозного пара, вошла Миляуша.

— Письмо? Мне? Где оно?

В коридоре было темно — она не заметила сидевшего около стола отца. На душе Газиза потеплело. «Бедняжка, как она ждет писем от нас», — подумал он, поднимаясь. Но Миляуша нетерпеливо назвала другое имя:

— Где письмо, девчата? Не от Рифгата ли?

Растерявшись, Газиз стоял в толпе девушек.

Ответила Миляуше сторожиха:

— Рифгат у тебя на уме! А тут отец к тебе приехал!..

Миляуша увидела отца и смущенно бросилась к нему:

— Ой, папа!..

Звонкий голос ее прозвучал как-то совсем по-детски. Она не кинулась ему на шею, как бывало в пору детства, но и сама не заметила, как очутилась в объятиях отца.

Миляуша провела отца в свою комнату. Познакомила с подругами и сразу заговорила об университетских делах. Оказалось, учение шло плохо. Не только студентам, даже преподавателям приходилось отрываться от занятий. Вот и сегодня они работали на вокзале, выгружали вагоны, вернулись усталыми. В здании университета разместилось отделение Академии наук, эвакуированное из Москвы. Не только инвентарь, но и работники академии приютились здесь, пока найдут им соответствующее помещение и квартиры. Приехали из Москвы и Ленинграда и большие ученые…

Газиз поинтересовался, как питаются студенты. Девушки только переглянулись и засмеялись.

— Да, ведь нам пора идти в столовую! — сказала одна из них.

— Миляуша, пригласи отца. Идемте, Газиз Баязитович, посмотрите нашу столовую.

— Спасибо, я сыт. А вы идите.

Отец и дочь остались вдвоем. Газиз осмотрел Миляушу с ног до головы. Байковый лыжный костюм, который недавно послал ей Газиз, был сильно потрепан.

— Быстро же износила! — отметил Газиз.

— На работу надеваю. Все время на работе, как не износиться!

Отец снова сочувственно оглядел дочь.

— Трудно приходится?

Снизив голос, Миляуша призналась:

— Трудно, папа. Очень трудно. Сегодня выгружали дрова. Сырые, тяжелые…

«Ведь она считала за труд и мытье посуды», — подумал отец. Миляуша показалась ему жалкой.

— Скучаю по маме, — добавила Миляуша, — и по тебе…

— Как идет учение?

— Программу выполняем. Конечно, приходится много сидеть, даже по ночам.

— И питание, конечно, неважное, судя по словам твоих подруг?

— Где там до маминых перемечей!

Отец положил руку на плечо дочери и глубоко вздохнул.

— Поедешь домой, доченька, возьму с собой к матери.

Миляуша испугалась:

— Зачем?

— Тяжело тебе, доченька, продолжать учебу. И матери так легче будет, — сказал Газиз.

Он рассказал ей, что призван в армию и должен скоро уехать.

Эта весть не особенно удивила ее, она как будто давно ждала, что так и должно быть. Закрыв глаза, прижалась к груди отца.

А когда подняла лицо, Газиз увидел ее серьезный взгляд.

— Нет, папа, — сказала она тихим, но твердым голосом. — Из университета можно уехать только на фронт. А домой?.. Нет, не поеду, папа! Знаю, что маме будет тяжело. Но кому сегодня легко?