Заносчивого Фуата школьники не любили. А Камиль не только прощал ему все капризы, но при случае и защищал его от резких нападок товарищей. А случаи эти все учащались.

Школа в ту давнюю пору работала еще по старым программам. Уделялось немало внимания религиозным обычаям и связанным с ними бытовым пережиткам.

Но жизнь не стояла на месте. Укреплялась Советская власть, и, словно ворвавшийся в распахнутые окна чистый воздух, пришли перемены и в школу. Старые воспитатели вначале противились свежим влияниям. Точно оберегая детей от насморка, пытались закрывать окна, отгораживались от жизни. Но время взяло свое.

В эти годы в городе был открыт молодежный клуб. При клубе была создана комсомольская ячейка. Ячейка начала устраивать спектакли, концерты, литературные вечера. Перед каждым спектаклем устраивались доклады. О чем только не говорилось в этих докладах! Об истории революционного движения, о происхождении вселенной, о появлении человека на земле, о пользе физкультуры, о вреде курения, пьянства, веры в бога… Устраивались диспуты о любви, о новой морали. Горячие шли споры.

И школьники с охотой стали бывать на этих вечерах.

Камиль был старше других интернатских мальчиков и быстро сошелся с активистами клуба, особенно с секретарем кантонного комитета комсомола Петей Башкирцевым.

Башкирцева знала и любила молодежь всего кантона.

Где только не бывал и чего только не делал этот парень, сын слесаря судоремонтного завода в затоне Ялантау. Он вырос, шныряя с соседскими мальчишками в окрестностях города, по берегам Камы; в этом же городе начал ходить в школу, тут же встретил революцию; после гибели отца в гражданскую войну почти мальчиком ушел на фронт, а по возвращении организовал первый комсомольский комитет в Ялантау. Он с детства знал татарский язык, его одинаково хорошо понимала и русская и татарская молодежь.

Однажды вечером, после очередного доклада, Башкирцев вышел из клуба и, заметив среди молодежи Камиля, улыбнулся ему, как давнишнему знакомому: «Как дела, Камиль?» Они пошли вместе. В какую сторону пошли — Камиль не помнил. Ему было хорошо. Еще бы — такой человек, как Башкирцев, знает тебя! И даже называет запросто, по имени, — Камиль!

За беседой не заметили, как попали в городской сад.

— Почему в комсомол не вступаешь, Камиль? — спросил Башкирцев.

— Как-то все… Не знаю, примут ли?

— Почему не примут? Ты что, сын кулака?

— Нет. У меня еще мало знаний…

— Будешь учиться.

— Нам ведь не разрешают отлучаться из школы.

— Кто?

Камиль из осторожности промолчал.

— А если у вас в школе будет комсомольская ячейка? — задал вопрос Башкирцев.

Камиль удивленно посмотрел на него.

— А что? — сказал секретарь канткомола. — Разве не найдется у вас ребят, которые вступили бы в комсомол?

— Почему не найдется? Очень даже хорошо было бы, если бы у нас в школе была ячейка.

— А как посмотрят на это учителя?

Камиль опять промолчал.

— Что ты скажешь о Салими?

Вопрос насторожил Камиля. Салими был учителем естествознания. Недавно на уроке один из учеников задал ему вопрос: «Мугаллим-абый, есть бог или нет?» Салими покраснел, надулся и, выкрикнув: «Не сметь хулиганить!» — вышел из класса.

«Видно, Башкирцев слышал об этом, — подумал Камиль. — Что сказать? Можно ли ему, ученику, осуждать учителя?»

— Любят у вас этого учителя? — спросил Башкирцев.

— Как сказать… Нехорошо получилось, конечно, что он в горячке оборвал урок…

— Как? Когда? Почему?

Оказалось, что Башкирцев ничего не знает. И Камилю пришлось подробно рассказать об этом случае.

Когда они попрощались, Камиль остался один в городском саду. Разговор оставил глубокий след. Камиль неожиданно почувствовал себя не бесправным и робким пареньком среди сотни ребят, а, наоборот, ответственным за все, что определяет жизнь этого большого коллектива. Башкирцев дал ему понять, что он должен иметь определенное мнение не только о том или другом ученике, но и о каждом из учителей, что с его суждениями считаются комсомольские руководители.

Как оказалось, Башкирцев толковал не только с ним, но и с другими учениками. Вскоре среди ребят в школе почувствовалось брожение. Авторитет учителей пошатнулся. И воспитатели зашевелились. Пошли строгие приказы, запрещения учащимся заниматься чем-либо другим, кроме уроков, уходить из школы без разрешения. Но это мало помогало. Вопросы, обсуждавшиеся в клубе, проникали и в школу. Стали обычными среди учеников горячие споры. И даже учителя не могли остаться в стороне…

До этого Фуат слыл примерным учеником. Он считал недопустимым оспаривать авторитет учителей. В возникавших спорах превосходство всегда было на его стороне, поскольку и учителя его поддерживали. Но это превосходство было недолгим. Вскоре в школу пришли новые учителя. Сменился и заведующий. Старые программы ломались. В школе была создана комсомольская ячейка. Все это сильно подействовало на избалованного вниманием Фуата. Его перестали ценить. Среди товарищей появились обидчики. Мальчик почувствовал себя одиноким. Но все же он не хотел так легко потерять свое положение. Долго он ходил, ни с кем не разговаривая, раздумывал про себя и, наконец, подал заявление о принятии его в комсомол. Многие в ячейке сомневались — принять ли его?

И тут Камиль выступил в его защиту. Ему казалось, что нельзя отталкивать такого способного парня, что в будущем он себя оправдает. Камиля поддержали, и Фуат был принят в комсомол. Окончив школу, он поступил в педтехникум в Ялантау. А Камиль как лучший ученик после окончания школы уехал учиться в Казань. Будучи студентом, он женился на Сании — она училась в том же институте.

Встреча с Фуатом напомнила Камилю прошлое.

Между ними не было дружбы, не осталось и общих интересов. Когда они случайно встречались, чувствовали, что им не о чем говорить. И только воспоминания о мальчишеских годах тонкой ниточкой связывали их.

Так было и теперь, когда они отправились собирать дрова для костра.

Камиль подобрал несколько прутьев, попробовал сломать.

— Сырые, не будут гореть. Пойдем подальше.

— Боюсь запачкать костюм.

— А ты сними.

— Неудобно.

— Ладно, я пойду один.

Камиль направился в зеленевшую неподалеку рощицу.

Здесь, под кустами, было достаточно сушняка, принесенного половодьем.

Камиль начал собирать дрова. Поблизости послышался свист. Через некоторое время на полянке показался красивый паренек в белой безрукавке и в берете набекрень.

Паренек шел, раздвигая руками высокую траву. Он шел с гибким прутом в руках и на ходу сшибал головки цветов. Камиль узнал его — это был Шакир Мухсинов, сынок прокурора.

«Откуда взялся этот красавчик? — подумал Камиль. — Видать, в хорошем настроении».

Камиль хотел окликнуть его, но удержался. А Ша кир, не заметив директора, прошел мимо и потерялся в кустах.

А через некоторое время, когда Камиль, нагнувшись, собирал сучья, поблизости зашуршали кусты и в высокой траве показалась голова девушки. Девушка словно из сказки — с веночком из луговых цветов в волосах, с прелестным личиком. Ба! Да ведь это Миляуша! Только час назад они вместе плыли через Каму. От кого-то прячется или кого-то ищет? Что-то проказливое в ее улыбке… Вот она пошла в смородинные кусты, но наперерез ей выбежал парень в голубой майке.

— Ой, Рифгат! Больше не буду… Пусти!

Рифгат обвил ее руками. Девушка пыталась вырваться. Но, казалось, не очень-то решительно… Лица их сблизились. Парень вдруг прижался щекой к ее щеке и поцеловал в губы. Казалось, девушка обессилела. Потом вдруг, словно очнувшись, с силой высвободилась из объятий парня.

— Что ты со мной сделал, Рифгат? — сказала она, и в голосе ее прозвучали слезы.

Закрыв глаза, она бросилась бежать.

Рифгат стоял в замешательстве.

— Миляуша! — крикнул он вдогонку. — Подожди, не трону…

Он растерянно двинулся вслед девушке.