Ее вмешательство в разговор было неуместным. Однако Аркадий Андреевич вдруг успокоился. И непорядки, которые он заметил, показались ему совсем пустяковыми. Даже прошло раздражение, вызванное неполадками в цехах. Следом за Фарданой он вернулся в столовую. Ребята торопливо ели, согнувшись над тарелками, в столовой было тихо.
Директор остановился около Фарданы и стал наблюдать за тем, как она разливала суп. Ему хотелось сказать что-нибудь хорошее этой женщине.
— Молодцы они у вас, «тетя Фая», — сказал он. — Дружно работают ложками.
Фардага просияла.
— Хорошие у нас ребята! — ответила она, улыбнувшись.
— Вы не педагог?
Неожиданный вопрос не удивил Фардану.
— Нет, я окончила всего семь классов.
— Почему бы вам не пойти на производство? — спросил директор.
— Спасибо, мне и здесь хорошо.
Директор больше ничего не сказал. Выйдя из столовой, он тут же забыл о Фардане.
Но Фардана не забыла этот разговор. Вначале ома не придавала ему значения. Однако через час, перемывая посуду в опустевшей столовой, неожиданно повторила про себя свой ответ директору:
«Спасибо, мне и здесь хорошо».
«Почему он предложил мне пойти на производство?» — задумалась Фардана.
Вернувшись домой, она рассказала матери об этом. Она привыкла спрашивать ее советов во всех случаях жизни.
А мать Фарданы, Фирая-ханум, умела в каждом слове найти пять смыслов.
В годы гражданской войны, когда отец Фираи умер, она некоторое время была артисткой в любительской труппе. Вскоре нашла мужа, пустив к себе на квартиру служащего, приехавшего откуда-то в Ялантау. У них родилась дочь. Ее назвали Фарданой. Однако Фардана выросла без отца: чем выше он поднимался но службе, тем холоднее становились у него отношения с матерью Фарданы. Кто из них был виноват, Фардана не знала.
Фардана с матерью осталась жить в своем небольшом домике из двух комнат, теперь ставшем довольно просторным для их маленькой семьи. Они снова решили пустить квартирантов: и деньги не помешают, и веселее будет.
И вот тогда в одной из двух комнат поселились Фуат с женой.
Фуат был женат недавно: он работал в начальной школе, а его жена служила в отделе народного образования. Фардана не вникала в их отношения. Только от матери слышала не раз такие слова: «Муж хороший, а жена гроша ломаного не стоит», или «Какой парень — и с кем губит свою жизнь…»
Чем больше взрослела Фардана, тем красивее она становилась и тем чаще стал поглядывать на нее Фуат. А какая женщина не любит, когда на нее обращают внимание…
Бесхитростной по натуре, не имевшей жизненного опыта Фардане Фуат казался умным, талантливым, чутким, но и несчастным человеком, которому досталась плохая жена, не понимающая его тонкой души.
Она жалела его. А Фуат был мастером вызывать к себе жалость. Если он приглашал ее в кино, то Фардана отказать ему не могла: ей казалось, что этим она может обидеть и без того несчастного человека. То же самое было, когда он приглашал ее на каток. К тому же его жена перешла на комсомольскую работу, реже стала бывать дома, и приглашения Фуата участились.
Дело дошло до того, что однажды жена Фуата позвала Фардану к себе и в присутствии мужа, стараясь не повышать голоса, сказала:
— Если ты так уж жалеешь Фуата, сестренка, бери его совсем. А с меня довольно. Только смотри, не раскаяться бы потом…
Сказав это, она взяла свой узелок и ушла. Фардана осталась, не зная, что и сказать. В ушах у нее еще долго звучали ее слова: «Если ты так уж жалеешь Фуата, сестренка, бери его». Шли дни, недели. Наконец пришел день, когда она сказала себе:
«Ну что ж, и возьму!»
Фирая-ханум сразу согласилась на это. Таким образом, квартирант стал мужем Фарданы, а для Фираи-ханум — дорогим зятем.
Когда Фардана прожила с Фуатом месяца два, ей вспомнились слова: «Только смотри, не раскаяться бы потом!..»
«Почему она так сказала? — думала Фардана. — Неужели Фуат в самом деле плохой человек?»
Эти слова то и дело вспоминались ей, и Фардана уже начала бояться за себя. Но когда Фуат ушел на войну, они перестали вспоминаться Фардане. И она не тосковала о муже.
Теперь ее беспокоило другое. Надо было работать, Ведь теперь все работают. Ждать нельзя: перед людьми неудобно, к тому же могут поставить на какую-нибудь тяжелую работу, время военное. Лучше самой поискать.
Фирая-ханум одобрила эту мысль дочери. Подумали, порасспрашивали, и, наконец, Фардана устроилась подавальщицей в столовую завода точных механизмов.
— Для военного времени очень даже хорошее место, — сказала мать, — По крайней мере, не будем голодать.
Обе, и мать и сама Фардана, были в самом деле очень довольны этой работой.
А тут на тебе, новости!
— Знаете, мама, что мне сказал директор? «Почему бы, говорит, вам не перейти на производство?»
— На производство? А сам он как, пожилой человек?
— Пожилой. Симпатичный. И пошутить, кажется, любит.
— Пошутить? Может быть, и тут он пошутил? Или хотел припугнуть тебя?
— Нет, он сказал серьезно. Спросил насчет образования.
— А?! Образование? Постой, а может быть, он хочет взять тебя в секретарши?
Фардана задумалась.
— И в самом деле?
— Хорошо, если возьмет, — оживилась Фирая.
— Я ему сказала: «Нет, спасибо, мне и в столовой хорошо».
— Эх, зря поторопилась! Может, он и вправду под «производством» подразумевал свою контору? Ведь хорошо бы! Директор такого завода не маленький человек.
— Ладно, — сказала Фардана. — Пусть сами работают на производстве. Если хочет взять в контору — это еще туда-сюда. Я правильно ответила: мне и в столовой хорошо.
3
Фардана не находила нужным искать встречи с директором. О чем ей говорить с ним? Она уже сказала, что ей и в столовой хорошо…
Так она и жила, ничего не принимая близко к сердцу, работая столько, чтобы не слышать нареканий от людей. Думала так и пережить трудные дни.
Но она, оказывается, еще не знала, что такое жизнь. Большая перемена на ее жизненном пути пришла нежданно-негаданно. И началась она с самого обычного случая.
Однажды затемно возвращалась она домой. Нигде не видно ни огонька, только в свете тускло мерцающих Звезд темнели силуэты домов.
Фардане показалось, что у их ворот кто-то стоит.
Послышался мужской голос. Фардана остановилась, сердце ее забилось; боясь дышать, она насторожила слух.
— Входите скорей! — услышала она голос матери. — Очень холодно.
«К нам кто-то приехал», — облегченно вздохнула Фардана.
В темноте она чуть не упала, споткнувшись об отводы саней, повернутые в сторону ворот.
— Мама! — крикнула Фардана.
— А, Фардана, это ты? Ходишь в такой мороз! К нам Сания приехала.
— Сания?!
Из темноты действительно послышался голос Сании:
— Я, Фардана. Чему ты удивляешься?
— Совсем закоченела! — сказала мать. — Пошли!
Какой-то мужчина, должно быть возчик, хлопотавший около саней, сказал по-русски:
— Всё, больше ничего не осталось. Если хотите, можно ехать.
— Нет, нет, подождите, — сказала Сания. — Я сейчас выйду. Зайдите и вы в дом, погрейтесь.
— Ладно, только на минутку… Лошадь застыла!
Вслед за возчиком все вошли в дом.
Стоявшая в нише печи маленькая керосиновая лампа еле освещала комнату.
— Раздевайтесь, Сания, — сказала Фирая, — у нас тепло.
— Раздеваться не буду, извините! Хочу только сказать: вот этого товарища решили поместить у вас. Признаться, я сама порекомендовала… — И Сания перешла на русский язык: — Познакомьтесь, Василий Иванович.
Человек с красивой темно-каштановой бородой, одетый в необшитую шубу и шапку-ушанку, протянул руку Фирае-ханум.
— Карпов, — сказал он негромко. — Простите за беспокойство.
— Пожалуйста, проходите. И раздевайтесь.
— Я сейчас вернусь…
Карпов вышел к возчику.
— Ты что ж, Сания, — сказала Фардана, — значит, «эваков» размещаешь по квартирам?
