— Гашия не обижает? — спросила Сания.

— Не-ет! Даже слишком добра ко мне. Только вот, не знаю, как сказать… такое дело… неудобно…

— Если неудобно, не говори, — сказала Сания — А ну-ка, покажи Азата!

И она внимательней, чем обычно, стала разглядывать ребенка. «Да, похож…»

Ребенок действительно чем-то напоминал Мухсинова. Только это было основательно исправленное, подчищенное его повторение.

— Уже и смеяться умеет. Ну-ка, Азат, улыбнись! — Карима звонко прищелкнула языком.

Азат, не зная, на ком остановить свои синие глаза, весело открыл беззубый ротик. И еще больше стал похож на Мухсинова.

Сания стала серьезной.

— Послушай, Карима, — заговорила она, — почему твой ребенок должен расти так, без отца? Тебе незачем скрывать имя отца. Ты живешь в Советской стране.

Карима потупила взгляд и умоляющие проговорила;

— Сания-апа, я же просила вас не спрашивать об этом. Не могу сказать. Пожалуйста, не допытывайтесь.

— Хорошо, — сказала Сания все так же серьезно, — спрашивать не буду. Но я и так знаю: отец Азата — Мухсинов!

Карима, закрыв лицо руками, опустила голову.

— Верно ведь? Мухсинов?

— Как вы узнали?.. Он мне… не велел… — И Карима громко заплакала.

— Не плачь, — сказала Сания, — и ничего не бойся.

Сания была удовлетворена. Она заранее была уверена в правильности своих подозрений, но, услышав подтверждение от самой Каримы, почувствовала, что гнев ее вспыхнул с новой силой.

Даже не заходя домой, направилась в горком.

Башкирцев был у себя.

— Я с плохими новостями, Петр Тихонович.

Башкирцев встревожился:

— Что случилось?

— Чрезвычайно грязный факт. Позорный! Я говорила вам как-то про Кариму, Та самая наша ученица, что родила «незаконного» ребенка.

— Ну-ну? Что с ней?

— Я выяснила, что отец ребенка — Мухсинов. Да, наш уважаемый прокурор.

Башкирцев пожал плечами:

— Что-то не хочется верить этому.

— Я и сама сначала не верила, — сказала Сания, — Слышала от других, что ребенок похож на Мухсинова. Тогда я не только не поверила, но даже внимания на это не обратила. Только вот когда мы с ним ехали на пароходе в Казань… После одного случая… Не знаю, как вам сказать…

Башкирцев неожиданно пришел ей на помощь.

— Можете не говорить. Мне все известно.

— Известно? — удивилась Сания.

— Про это уже знают в обкоме.

«Значит, Забаров сказал, — догадалась Сания. — Тем лучше».

— Так вот, после его выходки на пароходе я перестала сомневаться. А сейчас сама Карима мне подтвердила.

— Нда-а! — тяжело вздохнул Башкирцев. — Этого я не ожидал. И Мухсинов молчит? И даже помощи не оказывает?

— Где там! Так запугал Кариму! Если б я сама ей не сказала, скрывала бы до сих пор.

— Что же с ним делать? Это ведь страшный скандал!

— Чтобы не давать пищу для сплетен, лучше поговорить с самим Мухсиновым. Пусть даст объяснения.

— Да, вы правы! Это позорный случай для всей нашей организации. Просто уму непостижимо!

Башкирцев тут же взял трубку и вызвал Мухсинова…

Прокурор не замедлил явиться.

Он вошел, по-обыкновению, живой и бодрый. Башкирцев и Сания встретили его молча. Мухсинов не обратил на это внимания.

— Как дела? — заговорил он. — Какие-нибудь новости?

— Новости-то есть, но, кажется, не особенно новые, — загадочно сказал Башкирцев.

Мухсинов спокойно уселся в кресло против Башкирцева.

— Что же это за устаревшие новости?

— А вспомни-ка свой молодецкий поступок год тому назад.

Мухсинов, нахмурившись, задумался. Затем пожал плечами и развел руками.

— Не знаю, что вы имеете в виду. Не могу припомнить ничего такого…

— Если не можете припомнить, мы вам поможем, — сказала Сания. — Речь идет о вашем поступке, про который, как вы полагаете, никто не знает.

— Ну ладно, бросьте шутить! — рассердился Мухсинов. — Зачем играть в прятки!

— Что ж! — Башкирцев решил больше не тянуть. — Речь идет о твоем неслыханном беспутстве. О твоем надругательстве над школьницей, ученицей девятого класса.

— Ничего не понимаю! Какая ученица? Что с ней случилось? Ничего не знаю.

— Знаете! — сказала Сания. — Речь идет о Кариме.

Сания ожидала, что, услышав имя Каримы, он смутится, растеряется. А Мухсинов и глазом не моргнул. Он смотрел на Санию глазами невинного ребенка.

— Вспомнили теперь?

— Да, знаю эту девушку. Знаю, что у нее есть ребенок. Кто отец ребенка — неизвестно, и про это знаю.

— Так вот, теперь стало известно, кто является отцом ребенка.

— Что? — спросил Мухсинов с любопытством. — Неужели кто-нибудь из наших?..

Сания поразилась, как умело притворялся Мухсинов невинным.

— Ну, скажите уж! — с улыбкой попросил Мухсинов.

— Говорят, что отец ребенка — вы.

Мухсинов весело рассмеялся.

— В самом деле? Вот это здорово! И как же это вы узнали?.

Он так искренне смеялся, что это заставило было Санию заколебаться, но она тут же взяла себя в руки.

— Не паясничайте, пожалуйста, товарищ Мухсинов, с вами говорят серьезно.

— В самом деле? Вот спасибо! Значит, вы обо мне столь высокого мнения? Значит, я еще могу завлекать молодых девушек? А я-то полагал, что не могу увлечь даже женщин постарше… ха-ха-ха!..

— Значит, вы отказываетесь? — спросил Башкирцев.

— Категорически!

— А ведь мать ребенка сама призналась.

— Не может этого быть!

Сания поддержала Башкирцева:

— Карима сама мне призналась. Она лгать не будет. Конечно, для вас это очень печальный факт. И не только для вас… Но что поделаешь! Ее ведь никто силой не заставлял говорить этого.

Мухсинов стал серьезным.

— Не знаю, — озадаченно произнес он. — Если никто не заставлял, никто не подучивал, как могла бы она решиться сказать такое?

— Это и так видно. Ребенок очень похож на вас, все это говорят.

— На меня похож?

— Как две капли воды. Давно все говорят. Спастись от народной молвы очень трудно.

— Где эта бессовестная? — закричал Мухсинов. — Давайте ее сюда! Пусть скажет, глядя мне в глаза!

— За этим дело не станет, — сказал Башкирцев, — Пригласите ее сюда, товарищ Ибрагимова.

Сания вышла. Башкирцев молчал. Слышно было только неторопливое тиканье старинных часов.

— Н-да-а-а! — сказал Мухсинов. — Мне и в голову не приходило, что Ибрагимова способна так ловко плести интригу. Вот тебе и правдивая, честная женщина!

— Не торопитесь делать вывод, товарищ Мухсинов.

— Мстит она мне, что ли? Неужели думает, что кто-нибудь поверит ей, глупая?

Башкирцеву, видимо, не хотелось, чтобы о Сании говорили плохо.

— Трудно поверить, что это правда, — сказал он. — Но, во всяком случае, Ибрагимова…

В этот момент Сания вернулась, и опять установилась тишина. И теперь надолго. Наконец сообщили, что Карима пришла.

— Пусть войдет, — сказал Башкирцев.

Тик-так… тик-так… — в тишине выговаривали стенные часы.

Высокая белая дверь открылась, и на пороге появилась Карима с ребенком, завернутым в лоскутное одеяло. Она сделала несколько шагов и нерешительно остановилась. Посмотрела на сидящих у стола ясными черными глазами. Ее лицо, зардевшееся от смущения, казалось особенно молодым и привлекательным.

Даже Мухсинов, который решил заранее сердито распечь Кариму, увидев ее, такую милую и красивую, невольно смягчился. Однако он не показал теплых чувств, шевельнувшихся у него в душе.

— Подойдите ближе, — мягко обратился к Кариме Башкирцев.

Карима подошла к столу.

— Не смущайся, ты ведь теперь не ребенок, — сказала Сания. — Вон отец хочет посмотреть на Азата.

Карима повернулась к Мухсинову. Мухсинов мрачным взглядом смотрел на нее.

— Скажи-ка, дочка, — начал Мухсинов тихим, но угрожающим голосом, — кто научил тебя такой пакостя?

Карима испуганно прижала к груди ребенка.